Сергей Гаврилов - Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918 Страница 37

Первая мировая война прервала эту полезную деятельность. В 1914 году он вновь мобилизован и оставался на военной службе в российской армии до 1919 года, когда вернулся на родину. Родина тогда воевала с большевиками за независимость, и Артур Лоссманн оказался весьма востребованным специалистом – и со стороны административной, и со стороны медицинской деятельности. В 1920—1935 годах Артур Лоссманн служил заведующим Военного управления здравоохранения Эстонской Республики (начальник медицинской службы) в звании генерал-майора. Фактически он создал систему медицинского обслуживания в армии нового государства.

Ему повезло – советские репрессии 1940 года его не коснулись. Не успели. Но Артур Лоссманн не стал искушать судьбу и в 1944 году бежал с немцами. С 1947 года он жил в Англии, скончался в очень почтенном возрасте в 1972 году. Бывший председатель городской комиссии по здравоохранению Петербурга и главный военный врач независимой Эстонии написал в эмиграции воспоминания, в которых, в частности, подробно и тепло вспоминает о жизни в Петербурге, свои студенческие годы в академии – как танцевал с Кшесинской на балу, как участвовал в ежегодных парадах на Марсовом поле, как стоял по ночам в очереди за билетами в Мариинский театр…

К 1917 году эстонцы занимали пятое место по численности в составе населения Петербурга. Их опережали только русские, немцы, поляки и финны. Эстонская диаспора в городе значительно опережала в количественном отношении представителей других, гораздо более многочисленных народов империи. Количество эстонцев в Петербурге превысило 50 тысяч человек, причем «это число могло бы быть в два раза больше, если бы все, кто прибыл сюда эстонцем, эстонцем бы и оставался, сам и в своих потомках»[141]. Количество эстонцев в Ревеле несущественно превысило количество эстонцев в Петербурге только ближе к революциям. Скоро начнется новая эра во взаимоотношениях этих городов.

Глава 18

Петербург дает образование

Плоды «русификации». Юрфак СПбУ – кузница государственных деятелей для независимой Эстонии. – Скульптор, врач, инженер – наиболее известные эстонцы в Петербурге.

Реформы Александра III существенно подорвали духовную основу господства немцев в Эстляндии. В числе прочих мер царь ликвидировал монополию немцев на образование в провинции. Школы Эстляндии были выведены из подчинения эстляндскому рыцарству и подчинены Министерству народного просвещения Российской империи. Обучение велось на государственном языке, по государственным школьным программам. И незамедлительно вырос образовательный уровень эстонцев. Они получили прекрасную подготовку для продолжения обучения в высших учебных заведениях. Аттестат «министерской» школы давал право на поступление в университет в любой части империи. Дегерманизация Дерптского университета сделала его общедоступным. Быстро увеличивалось число эстонских студентов в высших учебных заведениях Петербурга. «Все больше эстонцев училось в университете, складывалась национальная интеллигенция. Многие эстонские юноши поступали в военные училища… Развивались профессиональные искусства: музыка, театр, живопись, зодчество, литература».[142]

Прогресс был просто поразителен. За какие-то 20—30 лет, в первую очередь благодаря реформам Александра III, эстонцы превратились из забитых, полуонемеченных рабов в самостоятельную, динамично развивающуюся европейскую нацию. Конечно, Александр III дал только возможность. К чести эстонцев, они ее не упустили. Образованные эстонцы оказались востребованы на рынке труда не только в традиционных сферах занятости (прислуга, извозчики, крестьяне), но и в отраслях, где требовались квалифицированные специалисты. Созрели «адвокаты, реальные наставники». Популярной стала профессия юриста. Политических и государственных деятелей Эстонии из стен юридического факультета Петербургского универститета немало вышло. Из 11 государственных старейшин – высший государственный пост в независимой Эстонской Республике – четверо. Август Рей, например. Непотопляемый политический деятель. При царе писал в Петербурге прокламации про гениального Карла Маркса. Помогал организовать восстание на броненосце «Память Азова». При первой независимости стоял во главе буржуазного государства и парламента. В 1944 году успел сбежать на Запад от освободителей. С 1945 года и до кончины в 1963 году был премьер-министром правительства Эстонии в изгнании и исполняющим обязанности президента республики. С большой любовью в преклонных уже годах в Стокгольме вспоминал годы учебы на юридическом факультете Петербургского университета. Профессоров Петражицкого, Тарле, Введенского, Фойницкого называл первыми в числе тех, кто «обогатил его дух». На склоне лет сокрушался: ни о чем, дескать, так не жалею, как о том, что при бегстве из Эстонии пришлось бросить учебники Введенского по логике и Фойницкого по уголовному судопроизводству.[143]

Столица России была крупнейшим центром формирования эстонской образованной элиты: врачей, педагогов, инженеров, представителей творческой интеллигенции. Лучшие из лучших приезжали в Петербург. Родители обычно были бедными хуторянами, в лучшем случае – ремесленниками. Многодетные семьи. Родители отрывали от себя последнее, чтобы дать детям возможность учиться в столице. Дети знали, какой ценой дается им путевка в жизнь. Пренебрегали неудобствами. Превозмогали трудности. Стремились стать лучшими. «Мое счастливое поступление в институт означало для родителей тяжелую нагрузку и беспокойства. Снабженный наконец 100 рублями я направился в Петербург. Оставив пару своих котомок на вокзале, я отправился петлять по улицам и выискивать, не найдется ли где-нибудь свободная комната. Нашел-таки у одной старой девы… Сдаваемые студентам примерно за 10 рублей в месяц комнаты были все приблизительно одного пошиба. Вход со двора. Лестница черная, заляпанная и темная, очень сильно воняла, среди запахов доминировала кислая капуста. Дверь квартиры обита войлоком и обычно завешена обтерханной одеждой. В комнате железная кровать, умывальник, стол и стул. В цену входил также кипяток, его можно было получить два раза в день утром и вечером в самоваре… Во всех без исключения комнатах были тараканы. Электричество в то время на частных квартирах было еще редкостью. Обходились керосиновыми лампами или свечками. Уличное освещение тоже было слабым. Горели газовые или керосиновые фонари. Дома проводил время редко. Большую часть времени проводил в институте…»[144]. В общем, намучился в студентах от недостатка электричества Август Вельнер и решил электричество в России развивать – электрификацию всей страны. Вырос из бедного эстонского студента один из авторов плана ГОЭЛРО. Его исследования энергетического потенциала рек Восточной Сибири легли в основу развития края на десятки лет вперед.

Хотя большинство эстонских разночинцев, получивших образование в Петербурге, вступали в самостоятельную жизнь накануне революции и применяли свои таланты и умения уже для своей независимой родины, некоторые все-таки успели оставить свой значимый вклад в развитие Петербурга.

Бюст академика А. Вельнера во дворе Таллинского технического университета. Июнь 2010 г. Фото автора.

А. Адамсон. Памятник броненосцу «Русалка» в Таллине. Июль 2010 г. Фото автора.

Амандус Адамсон родился в семье эстонца-моряка близ Балтийского порта (эст. Палдиски). Однажды отец ушел в море и не вернулся. Морская тема проходит сквозной нитью через творчество скульптора, его лучшие и самые известные работы связаны с погибшими кораблями. Они так и называются: памятник броненосцу «Русалка» (в Таллине, 1904 г.) и Памятник погибшим кораблям (в Севастополе, 1905 г.).

Сироту вырастило эстляндское рыцарство. Эстляндцы содержали приют-школу для таких вот сирот, и не где-нибудь, а в центре Ревеля. У Аманда рано проснулась тяга к творчеству. В 14 лет он убежал в Петербург «поступать в Академию художеств». И откуда только узнал про такую? Беглеца, конечно, поймали, вернули в Ревель, примерно наказали. Какая тебе, Аманд, Академия художеств? Да и вообще, место ли эстонцу в свободных искусствах? Иди-ка ты в люди, а раз имеешь дар ваяния, то отправляйся резчиком по дереву в мебельную мастерскую. В 1870—1873 годах он работал в Ревеле в мастерской столяра Берга. Но – манили огни большого города. Академия… В академии прочно эстляндцы окопались. Среди ваятелей – в том числе Гальберг, Клодт, Залеман. И примкнувший к ним академик живописи Иван Келер. Один из первых образованных эстонцев, лидер кружка «Петербургских патриотов». А у того друг – тоже академик: Александр Романович фон Бок, родом – помещик из-под Дерпта. Александр Романович скульптор был неплодовитый, да и не оригинальный. Затруднительно даже назвать его работы, чтобы современный читатель, узнав, воскликнул: «Ба, надо же, оказывается, автор этой статуи фон Бок!». Ну вот хотя бы это: оформил он купол Академии художеств, усадив на него гигантскую статую Минервы – в окружении мальчиков, имеющих какое-то отношение к искусствам. Что это была за Минерва, к чему она там нужна, не знал, наверное, даже сам Александр Романович. Но Александр фон Бок был хорошим педагогом, скульпторов готовил прилично.