Петр Котельников - Записки судмедэксперта. На основании реальных событий Страница 4

Петр Филиппович поднял голову, продолжая молчать. На лице его не было ни следа какой-либо реакции.

«Я спрашиваю, во сколько Вы себя оценили? Сколько я должен отвалить, чтобы Вы прекратили проверку?

Ревизор пожал плечами и ответил: «А, нисколько! Дело закончено и будет передано в прокуратуру. А насчет денег, которыми Вы оценили мой труд, я так скажу, молодой человек, взятками не балуюсь! Мой принцип: лучше меньше поесть, но слаще поспать!

«А я еще раз предлагаю Вам хорошо подумать, прежде чем дать ответ. Сумма в 5000 рублей прекрасная оценка Вашей работы. От того, что я сяду на скамью подсудимых, Вы ничего не выиграете! Если вы не отразите в акте всего, что Вы успели накопать на меня, ваша репутация не пострадает. Ведь и прежде были десятки комиссий, и никто ничего не обнаружил!» – говорил Козлодоев, резко жестикулируя правой рукой, в то время, как ладонь левой руки мелко дрожала.

Щеки Петра Филипповича покраснели, словно кто-то влепил ему несколько пощечин, но он сказал: «Не трудитесь напрасно, Михаил Георгиевич, я не продаюсь. Я не судья. Пусть оценку Ваших действий определят судебно-следственные органы.

Петр Филиппович у себя дома уселся за пишущую машинку, чтобы отпечатать акт проверки. К нему подошла свояченица, Клава, и сказала: «Можно мне поговорить с Вами, Петр Филиппович?»

Федоров удивился: «Что с тобой, Клавочка? Откуда такой официальный тон?»

Клава сказала: «Мне один человек сделал предложение»…

«Ну, и прекрасно, – перебил ее Петр Филиппович, – предложение сделано тебе, ты – взрослая, ты можешь принять предложение, можешь отказать. Я не понимаю, при чем тут я?»

«Но Вы, сами того не зная, становитесь на моем пути!» – воскликнула девушка, покраснев.

«Объясни, пожалуйста, чем я тебе мешаю?» – сказал Федоров, еще более удивляясь.

«Дело в том, что человек, которого я люблю, и который сделал мне предложение – Михаил Георгиевич. И он сказал мне, что его судьба, а следовательно и моя, в твоих руках!»

«Да, мне жаль тебя, ты сделала неправильный выбор! И тут я тебе ничем не могу помочь. – сказал Петр Филиппович, нахмурившись, – и потом, ты еще молода, найдется еще хороший яеловек, а Козлодоев слишком скользкий для тебя!»

«Так ты не поможешь?» – резко ощетинилась девушка.

«Нет!» – отрезал Федоров.

Акт проверки деятельности артели «Заря» был передан в прокуратуру, там возбудили уголовное дело и по окончании его, передано в суд. На судебном процессе Петр Филиппович выступал в качестве эксперта.

Сеял мелкий, но частый дождь, за окнами слышался монотонный шум листвы от падающих на них капелек дождя, струйки воды стекали по стеклам окон. Зал, в котором происходило слушание дела Козлодоева, был небольшой, но и он был наполовину пуст.

Во-первых, дело слушалось более недели, на столе лежало 10 толстых томов уголовного дела. Посторонние утомились слушать то, в чем они абсолютно не разбирались.

Во-вторых, любопытным мешала непогода.

Над столом судей тускло горели две лампочки. А там, в глубине зала властвовали серые тени. Процесс шел вяло, скучно. Но все же, все свидетели допрошены, все доказательства исследованы и нашли свое подтверждение. Петр Филиппович зачитал акт судебно-бухгалтерской экспертизы. Вопросов к нему не последовало, и он устало опустился на стул.

Выступили государственный обвинитель и адвокат. Федоров их не слушал, углубившись в свои мысли: «Ну, что было нужно этому Козлодоеву? Зарплата приличная, положение в обществе прочное, уважаемое. Ну, украл раз, украл два… Но почему не мог остановиться?»

Козлодоеву было предоставлено последнее слово. Содержание его не доходило до сознания Петра Филипповича. Он почему-то представлял выступающего сейчас в фуфайке, черных хлопчатобумажных брюках, и почему-то в шапке, хотя не представлял одежды заключенных в зоне. Суд удалился на совещание перед вынесением приговора и Федоров, не желая ждать, поднялся и направился к выходу. Проходя мимо скамьи подсудимого, он услышал шипение в свою сторону: «Ничего! Ты еще попомнишь меня, падла!»

Прошло несколько лет, о деле Козлодоева давно забыли. Петр Филиппович по-прежнему занимался рутинной, но любимой работой. Дети подросли. Клавдия Ивановна оставалась скромной, малообщительной женщиной. Между нею и Петром Филипповичем пролегла полоса отчужденности, через которую никто из них не переступал.

Общение ограничивалось набором общих фраз.

Сегодня, 15 апреля, Петр Филиппович возвращался усталым с работы, дел было много. Прежде чем войти в квартиру, он открыл почтовый ящик, извлек из него несколько газет, среди которых обнаружил повестку в прокуратуру. Время явки было указано – 15 апреля

17—00. Федоров посмотрел на часы, они показывали 16—20. В его распоряжении оставалось 40 минут. Он вошел в квартиру и услышал голос жены: «Это ты, Петя?»

«Нет, это пришел вор, украсть мою женушку!» – шутливо отозвался Федоров.

«Воров мы не принимаем, но для такого стол накрыт! Проходи, мой руки и за стол1» – последовал приказ жены.

«Да, ты знаешь, я бы это сделал с удовольствием, Надюша, да тут у меня на руках повестка в прокуратуру на 17 часов!»

«Да, ты успеешь» – сказала жена.

«Нет, я уж попозже поужинаю. Торопиться, набить желудок, мучиться от тяжести в нем и изжоги, нет, уволь! Я схожу, и назад. Я, думаю, что это ненадолго!»

Но Петр Филиппович ошибался. Домой ему ни сегодня, ни завтра возвратиться не пришлось. Следователь прокуратуры Егоров задержал его, обвинив в убийстве.

Чтобы понять все случившееся, придется вернуться на сутки раньше, в этот же кабинет, к этому же следователю.

В дверь постучалась и, не дождавшись разрешения, вошла молодая, некрасивая женщина.

Стоя у самого порога, она заявила взволнованным голосом: «Арестуйте меня, я виновата в убийстве! Я убила своего ребенка!

Следователь Егоров сказал спокойно, словно он привык к таким заявлениям: «Проходите, садитесь и расскажите помедленнее, пообстоятельнее, не выпуская подробностей. Может, прежде воды выпьете!»

«Да, нет, я так!»…

Вот что она рассказала: Я и моя сестра, Надя, воспитывались матерью, без отца. Я намного моложе сестры, родилась незадолго до смерти отца. Потом сестра вышла замуж за гражданина Федорова, а я продолжала жить с матерью. Неожиданно для нас всех, мать скоропостижно скончалась, и я стала жить вместе с сестрой и ее мужем. В прошлом году сестра заболела, лечилась в местной больнице, но ничего не помогало. Она таяла на наших глазах. После домашних совещаний решили ее направить на юг, пусть хоть поживет на природе последние дни жизни. Она уехала. В семье жизнь продолжалась так же, как и при ней. Потом между мной и мужем сестры, Петром наступило сближение, а потом я вступила в половую связь.

Вскоре мы уже жили, как муж и жена, не надеясь на выздоровление моей сестры. И неожиданно для нас я забеременела. Об этом я сообщила Петру, на что он сказал, что нужно подождать, потому что задержки менструации бывают и без беременности. Я успокоилась, и, наверное, напрасно. Беременность продолжалась, я пошла к знакомой акушерке, та проверила меня и сказала, что делать аборт уже поздно. Чтобы не обращать на себя внимание посторонних, я затягивала живот и стала носить широкие платья и юбки. Постепенно я привыкала к своему новому положению, совсем забыв об умирающей сестре. И вдруг неожиданно получаю письмо с юга, в котором сестра сообщает, что она выздоровела и через несколько дней возвращается домой. Я от страха чуть сознание не потеряла. У меня начались боли в животе. Петра дома не было. Что делать? Я позвонила моей акушерке,

Та пришла во время, чтобы принять ребенка. Установив, что со мной и ребенком все в порядке, акушерка ушла. Вечером Петр вернулся домой, зашел в спальню увидел меня и ребенка. Я рассказала ему о письме. Он взял его, уселся в кресло, прочитал и долго сидел без движения, о чем-то думая. Потом растопил печь и, когда угли ярко разгорелись, он отнял у меня ребенка и бросил его в печь. Я услышала резкий крик ребенка и потеряла сознание. Когда я пришла в себя, все было кончено. Я потеряла своего ребенка, мою дорогую девочку.

Рассказывая это, женщина часто прикладывала носовой платок к глазам. Следователь видел текущие по ее щекам слезы. Он спросил ее: «Почему вы обвиняете себя в убийстве ребенка, когда это сделал другой человек?»

Она ответила: «Но ведь я ее не защитила. И потом, я долго молчала, не решаясь обратиться к вам!»

По подозрению в детоубийстве был вызван в прокуратуру Федоров. На вопросы следователя он отвечал спокойно, в голосе его не чувствовалось ни волнения, ни ноток угрызения совести.

«Какие у вас взаимоотношения с гражданкой Селезневой Клавдией Ивановной?» – спросил следователь прокуратуры.

«Нормальные, родственные» – ответил Петр Филиппович