Тихая моя родина - Сергей Юрьевич Катканов Страница 42

организация действительно существовала, ни каких фактов совместной деятельности даже и не выдумывали, а тут вон какую разветвленную структуру расписали, не поленились. Вот только всё строится на «царице улик» — личном признании, больше нет ни каких доказательств существования организации. И даже в том, насколько это признание было личным возникают большие сомнения. Похоже, что Швецов просто подписал то, что было написано сотрудником НКВД. Некоторые фрагменты его «признаний» никак не могут принадлежать священнику. Обратите внимание на то, как он цитирует слова, якобы сказанные архиепископом Амвросием. Дескать, успехи коллективизации окончательно вышибают почву из-под ног у нас, у «пережитков прошлого». Но все же знали, что коллективизация проводится настолько по-изуверски, что даже верных ленинцев способна отвратить от советской власти, так что для «пережитков прошлого» она не только не была опасна, но даже сама по себе агитировала в их пользу. Этот испуг перед успехами советской власти ни как не мог быть озвучен архиепископом, это записано под диктовку сотрудника НКВД. Настоящий контрреволюционер рекомендовал бы использовать рассказы об ужасах коллективизации в агитации против советской власти.

А самое главное — в этих показаниях нет ни одного факта контрреволюционной деятельности, что странно, если верить тому, что организация просуществовала 8 лет. Кого-то куда-то внедряют, кому-то дают какие-то поручения, где-то зачем-то расставляют свои кадры, но при этом совершенно ничего не делают для реализации поставленной задачи, и даже ни какой систематической агитации не ведут. В показаниях нет ни одного свидетельства даже того, что все эти батюшки были монархистами, их с таким же успехом можно было назвать конституционными демократами.

Швецов, конечно, понимал, что признавшись в принадлежности к такой организации, он наговорил себе на три расстрела, факты конкретной работы уже не было смысла скрывать. Если бы кто-то из священников хотя бы только восхвалял монархию, Швецов, конечно, рассказал бы об этом.

Ho ему нечего было сказать. Приводимые им факты не просто смехотворно мелки, но и вообще не имеют ни какого отношения к политике.

«B 1937 году руководитель организации Богословский организовал тайный сбор подписей от населения Вологды против решения горсовета о закрытии Богородского кладбища». Если кладбище решили отстоять, так это что, монархическая контрреволюция?

«Ушаков тайно выполнял в тех деревнях, где церкви были уже закрыты, крещение, заочное погребение. одновременно вел широкую антисоветскую пропаганду, особенно среди женщин, внушая последним о необходимости религиозного воспитания детей». От священника, очевидно, не стоило ждать, что он будет ратовать за необходимость атеистического воспитания. Если власть допускала существование священников, а священники, с разрешения властей, всего лишь выполняли свою работу, это трудно считать антисоветской пропагандой. И не понятно, как крещение и отпевание могли способствовать реставрации монархии.

Отца Алексанлра Богословского Швецов называет руководителем организации, а на допросе Богословский полностью отрицал не только руководство организацией, но и свою принадлежность к ней. В свидетельских показаниях его фамилия тоже почти не встречается. Значит, если бы Швецов не назвал фамилию Богословского… Точно так же и с Турундаевским. Против него ничего не было, кроме того, что сказал Швецов. Когда власть взялась за системное истребление духовенства, на сторожа поликлиники Турундаевского могли и внимания не обратить, но донос не позволил ему отсидеться. A поскольку его привлекли по одному делу со священниками, то приговор мог быть только один — расстрел. Все 19 обвиняемых по этому делу были расстреляны.

***

На папке под грифом «совершенно секретно» значится: «Дело по обвинению Швецова, Белкова и других в числе 19 человек». Почему названы именно эти две фамилии, а остальные — в цифре? Да потому что именно они наиболее активно оговаривали себя и других.

Отец Иоанн Белков, например, сообщал: «Моя практическая деятельность заключалась в том, что, выполняя обязанности приема и назначения новых священников, подбирал их из реакционно настроенных лиц, особенно монашества, которое активно боролось против мероприятий советской власти. Давалась установка — священникам агитировать против коллективизации, закрытия церквей».

И опять ни слова о том, в чем именно выражалась «активная борьба» против мероприятий советской власти, и придерживался ли хоть один священник «установки», которую давал Белков. Да и с чего бы иеромонахам быть «реакционее» белого духовенства? Так считали в НКВД, то есть показания Белкову просто диктовали.

Из 19-ти священников, 12 свою вину не признали, да их похоже никто к этому и не принуждал, на них уже достаточно наговорили. Об отце Константине Турундаевском, например, в обвинительном заключении сказано без лишних слов: «Достаточно изобличается показаниями Швецова». Швецова, видимо, взяли первым, и протокол его допроса во много раз длиннее других. В этом протоколе собственно и заключается всё содержание дела. Видимо, Швецова довели до такого состояния, когда у него было только одно желание — лишь бы поскорее пристрелили, ради этого он был готов говорить и подписывать что угодно. Потом взяли ещё несколько человек, от них такой подробности уже не требовалось, но и с ними пришлось попыхтеть. Потом взяли всех, кого назвали первые, а называли они просто тех, чьи имена были им известны. От этих уже ничего нe требовалось, на них не давили, наговорено было уже достаточно. Именно поэтому с восьмого по порядку следования в деле все священники свою вину отрицают.

Итак, сами материалы дела очень наглядно и совершенно неопровержимо свидетельствуют о том, что никакой церковно-монархической организации несуществовало. Ho хотя бы некоторые из расстрелянных священнослужителей вполне могли относиться к советской власти враждебно. Так, если верить свидетелю, диакон Виктор Воскресенский после ареста очередной группы священников сказал: «Арестовывать безвинных людей могут только в CCCP, а не где-либо в цивилизованном государстве. Я всю свою жизнь буду ненавидетьи проклинать советскую власть». Эти слова звучат очень реалистично, вероятнее всего, они действительно были сказаны, и так думал явно не один священнослужитель.

Ho они не боролись с советской властью. Один из «разговорчивых батюшек», отец, Евгений Лощилов, лишнего на себя всё-таки не берет: «Ни какой практической работы по осуществлению террористических актов над коммунистами нами проведено не было».

***

Что же было? На допросе отец Евгений Лощилов говорил: «В 1936 году пришли к выводу, что надо использовать сталинскую конституцию, чтобы на предстоящих выборах в Советы выдвинуть кандидатуру от духовенства». Никакой «контрреволюции» в этом замысле, конечно, нет, тут скорее заметен просоветский настрой, желание интегрироваться в структуры власти и стать полноценными членами общества.

Хотя мысль была очень наивной. Можно было не сразу понять, что сталинская конституция останется на бумаге, но неужели они не чувствовали, какая общественная атмосфера их окружает? В октябре 1937 года, когда эти священники были ещё