Александр Карский - На фронтах Первой мировой войны. 18-й гусарский Нежинский полк Страница 9

«…Кишкин немного отстал. Он набрал целый багажный вагон подарков и с ним не расставался, боясь, не без основания, его потерять. Наконец он пришел, и я отправил за ним два автомобиля…

22 декабря прибыл из Львова Кишкин с двумя автомобилями подарков. Пришлось послать автомобили второй раз за недогруженными подарками… Он привез с собой папахи (до сих пор мы носили только фуражки), рукавицы и перчатки для офицеров и кисеты табака и чая с сахаром для нижних чинов.

24 декабря в 5 часов вечера я построил полк покоем и раздал подарки. Больше всего люди были довольны кисетами табака, они его не видели недели две. Офицеры курили клеверную трубку, завернутую в бумагу. У солдат и того не было за неимением бумаги.

В половине шестого зажгли елку, и так как было совсем тихо, то свечей не задували. Я раздал от себя и жены пакетики ландрина и разрешил курить».

В последний день года «Елецкий Вестник» опубликовал телеграмму, полученную с фронта:

«Прошу Елецкий Дамский Комитет и лиц, принимавших участие в присылке щедрого дара чинам Высочайше вверенного мне полка, принять искреннюю благодарность. Полковник Гурко».

Часть II. 1915 год

1. Загадочная поездка в Петроград

В РГВИА полностью сохранились приказы по 18-му гусарскому Нежинскому полку за 1915 год. В приказе № 1 от 1 января указано, что штаб находится в д. Тухово-Народов (полагаю, ныне это – Тушув-Народовы, местечко в нескольких верстах к северо-востоку от г. Мелец). Очевидно, тут полк встретил Новый год.

Полковник Д. И. Ромейко-Гурко 30 декабря в очередной раз вступил во временное командование дивизией. И офицеры, и нижние чины в начале января были загружены повседневными хозяйственными заботами. В полках шла поверка имущества. Между прочим, хранитель Музея 18-го гусарского Нежинского полка, штаб-ротмистр Л. Д. Кишкин, в своем рапорте доложил, что все вещи полкового Музея хранятся в Ельце в избранном им месте, там же сложена и часть имущества офицерского собрания. Интересно узнать: какова судьба этого склада?

5 января полк уже находился в д. Нечайна, возле м. Домброва-Тарновска. Тут он простоял до 22 января. Многие получили из дома посылки. Служба не выглядела трудной, хотя с 9 января и начались обычные строевые занятия. В этот день вернулся из Львова генерал А. М. Драгомиров, и полковник Д. И. Ромейко-Гурко вступил во временное командование 1-й гусарской бригадой. Следует заметить, что он, как опытный военный агент в недавнем прошлом, похоже, ведал в дивизии вопросами разведки и контрразведки. В «Полевой книжке» (за 13 февраля – 5 марта 1915 года) привлек внимание алфавитный список шести десятков австрийских подданных. После имени и фамилии следуют особые приметы и повседневная одежда, как правило, весьма непритязательная. Есть в списке комиссары полиции, известные вражеские разведчики и контрразведчики. Об одном лейтенанте сказано:

«…ходит сам на разведки, переодевшись в штатское платье…».

Но есть и совершенно тёмные личности. У некоторых – особые пометки:

«имеет подложный паспорт…», «имеет при себе очень маленький фотографический аппарат…», «был лакеем, вид авантюриста…», «брюнет с сильной проседью, лет 36, среднего роста, с усами, вид разбойника…».

Не лучше и женщины:

«очень веселая, среднего роста, блондинка, худая, миловидная, интересная, хороший цвет лица… выглядит интеллигентной, в разговоре вульгарна, тип уличной проститутки…», «выглядит маленькой девочкой… боязливая, нервная, уличная проститутка…», «девица, проститутка, очень малого роста, лет около 18–19…».

Создается впечатление, что в этом списке – и уже задержанные шпионы, и перевербованные, и еще только подозреваемые. Вот с таким контингентом приходилось работать интеллигентному полковнику, сыну фельдмаршала. В списке несколько жителей г. Новый Сандец. Значит, Д. И. Ромейко-Гурко, будучи комендантом города, попутно занимался и контрразведкой. Записан в этой «Полевой книжке» и капитан Ведерин, курировавший разведку в штабе 3-й армии.

15 января полковник Д. И. Ромейко-Гурко командирован по делам службы в г. Тарнов (Тарнув). На следующий день он возвращается. Что-то не дает ему покоя. В своих воспоминаниях он пишет:

«…у меня лопнул пояс на животе, заболели мускулы живота и показалась небольшая грыжа. Я отпросился на несколько дней во Львов для того, чтобы там найти себе новый пояс».

В приказе по дивизии, подписанном генерал-лейтенантом А. М. Драгомировым, говорится:

«Уволенного в г. Львов для совета с докторами специалистами вр. командующего 1-й бригадой полковника Ромейко-Гурко полагать в отпуску…».

Казалось бы, всё логично и всё законно. На автомобиле полковник добирается до административного центра Восточной Галиции. Но далее начинаются невероятные события. Следует стремительная поездка на поезде за 1750 верст, из Львова в Петроград. Д. И. Ромеко-Гурко даже много лет спустя, в эмиграции, объяснял это тем, что во всем Львове не нашлось нужного пояса, и, дескать, доктора эвакуировали его в столицу. Но почему не в Киев, всего за 550 верст? И что это за уникальный такой бандаж, который невозможно починить на месте?

Как пишет Д. И. Ромейко-Гурко, в столице он пробыл всего два дня, а затем отправился обратно и оказался во Львове, видимо, в самом конце января. Тут он узнал, что дивизия уже не на отдыхе, а в Карпатах. Действительно, 18-й гусарский Нежинский полк покинул д. Нечайна 22 января и к вечеру того дня был уже возле г. Пильзно. На ночлег гусары обосновались в деревнях Липины, Пильзнионек и Козья Воля. 23 января штаб полка уже в д. Дембовец, а вечером следующего дня – в д. Цеклин. 26 января полком была расчищена от снега горная тропа через д. Фолюш до высоты 696. Это совсем близко от линии фронта, посреди поросших густым лесом гор Низких Бескид (ныне вся эта местность – Магурский национальный парк). В последние дни января полк усиленно готовился к грядущим боям.

Полковник Д. И. Ромейко-Гурко отправился из Львова по зимнику на штабном автомобиле. По дороге он заехал в Томашев, в штаб 3-й армии, где встретил своего давнего знакомого по Пажескому корпусу полковника М. К. Дитерихса.

«Он мне сообщил, что Драгомиров на меня рвет и мечет, что несколько дней тому назад он был в штабе армии, где сообщил, что я бежал из дивизии в Петербург, и прибавил еще что-то менее правдоподобное. Дитерихс его поднял на смех…».

Понятно, что генерал А. М. Драгомиров был возмущен долгой отлучкой подчиненного. Возможно, у него также закрались подозрения, что полковник пытается действовать через его голову, нарушая субординацию. В этом, думается, истинная причина конфликта. В своих мемуарах Д. И. Ромейко-Гурко явно что-то недоговаривает. Он пишет:

«В тот же день я явился Драгомирову. Он меня очень нелюбезно принял, сказав, что здесь другие за меня дерутся. Я ему ответил, что донес ему о моей эвакуации в Петербург, откланялся и пошел к ординарцам…».

И это всё. Откровенного разговора не получилось. Между двумя военными словно пролегла полоса отчуждения. История эта казалась загадочной, пока в архиве, в «Полевой книжке» командира полка, не удалось обнаружить черновики рапорта полковника Д. И. Ромейко-Гурко начальнику дивизии генералу А. М. Драгомирову. Листки помечены 9 февраля. В 10 часов 20 минут утра полковник писал с обстреливаемой позиции у д. Петна (Пентна):

«Доношу Вашему Превосходительству, что когда я представлялся Его Императорскому Высочеству Вел. Кн. Николаю Николаевичу, Его Высочество приказал мне Вам передать благодарность полкам 16-й кавалерийской дивизии за их лихую кавалерийскую работу от лица Его Высочества, во-первых, как бывшего Генер. Инспектора, а, во-вторых, как Верховного Главнокомандующего. Прошу извинить, что за недостатком времени до сих пор об этом письменно не донес. Полк. Гурко». Вот оно что! Оказывается, действительно, полковник грубо нарушил устав: через головы многочисленных начальников он, видимо, благодаря личным связям, попал на прием к самому Верховному Главнокомандующему. Что же такое важное заставило его сделать этот шаг? Что вызвало крайнюю обеспокоенность бывалого разведчика?

Соблазнительной представляется версия, что он каким-то образом узнал о планируемом неприятелем ударе в районе Тарнув – Горлице. Однако это – маловероятно. Теория оперативного прорыва начала складываться поздней осенью 1914 года, и германские военные разрабатывали ее так интенсивно, что к началу 1915 года она предстала уже достаточно разработанной. Были установлены нормы материального обеспечения прорывов. Были разработаны инструкции по преодолению войсками укрепленных позиций. Но практиковаться в новых приемах боя германские войска начали в глубоком тылу ближе к весне, причем некоторые резервные полки для этого были отправлены в окрестности разрушенных селений и городов в Бельгии и во Франции. Разве могли об этом проведать перевербованные агенты из списка Д. И. Ромейко-Гурко? Что касается конкретного плана большого наступления 11-й германской армии под г. Горлице, то возник он только в марте и держался в тайне даже от австрийского командования. Разумеется, никто не мог о нем знать в середине января.