Александр Карский - На фронтах Первой мировой войны. 18-й гусарский Нежинский полк Страница 10

Соблазнительной представляется версия, что он каким-то образом узнал о планируемом неприятелем ударе в районе Тарнув – Горлице. Однако это – маловероятно. Теория оперативного прорыва начала складываться поздней осенью 1914 года, и германские военные разрабатывали ее так интенсивно, что к началу 1915 года она предстала уже достаточно разработанной. Были установлены нормы материального обеспечения прорывов. Были разработаны инструкции по преодолению войсками укрепленных позиций. Но практиковаться в новых приемах боя германские войска начали в глубоком тылу ближе к весне, причем некоторые резервные полки для этого были отправлены в окрестности разрушенных селений и городов в Бельгии и во Франции. Разве могли об этом проведать перевербованные агенты из списка Д. И. Ромейко-Гурко? Что касается конкретного плана большого наступления 11-й германской армии под г. Горлице, то возник он только в марте и держался в тайне даже от австрийского командования. Разумеется, никто не мог о нем знать в середине января.

Гораздо более правдоподобной представляется другая причина срочной поездки Д. И. Ромейко-Гурко в Петроград. Очевидно, он узнал о намерении генералитета использовать для начавшихся позиционных боев в Карпатах спешенных кавалеристов. Ему как командиру гусарского полка это не могло понравиться. Действительно, решение выглядит странным. Кавалерия – дорогой род войск, предназначенный для выполнения определенных сложных задач на равнинной или холмистой местности. Людей долгое время обучают маневрированию в конном строю, взятию препятствий, боевому применению пик, сабель, шашек. Конечно, гусары умели воевать и по-драгунски – спешившись, ведя плотный огонь из карабинов и пулеметов. Но вот навыков окапываться в горах, строить блиндажи для защиты от горной артиллерии – у них нет. Тут нужны специально подготовленные горные егеря, наподобие тирольских стрелков. Однако, похоже, военное руководство свои серьезные просчеты в подготовке войск теперь, с началом зимней кампании, пыталось компенсировать принесением в жертву части армейской кавалерии. Очевидно, в штабах после пяти месяцев сражений пришли к мнению, что в современной войне, при обилии пулеметов и артиллерии, роль конницы снижается. В зимних же условиях ее эффективность еще более падает. Потому-то коней предполагалось оставить в долинах, а людей – двинуть в горы.

Вероятно, Д. И. Ромейко-Гурко как широко мыслящего офицера настораживало само это устремление фронта в южном направлении. Армии неизбежно должны были увязнуть в Карпатах. Горы, как губка, вбирали в себя части, не имеющие не только специального альпийского снаряжения, но ощущавшие нехватку даже обычного шанцевого инструмента. В то же самое время наиболее перспективное направление, западное, на Краков, оставалось без движения. Оно оказывалось как бы второстепенным, обезлюдевшим. Но именно тут и можно было ожидать весной коварного и сильного удара врага…

Любезный ответ Верховного Главнокомандующего означал: решение принято, ничего менять не будем, воюйте! Генерал-лейтенант А. М. Драгомиров его так и понял. В приказ по 16-й кавалерийской дивизии № 36 от 10 февраля был включен пункт 3:

«Командующий корпусом приказал объявить нижеследующее: “Его Императорское Высочество Верховный Главнокомандующий через полковника Ромейко-Гурко соизволил выразить благодарность полкам Высочайше вверенной мне дивизии за их лихую кавалерийскую работу… Счастлив объявить о столь лестной оценке нашей боевой работы и вполне уверен, что все чины дивизии положат все силы, чтобы поддержать свою боевую славу и в будущих делах. Генерал-лейтенант Драгомиров».

2. Зимние бои в Карпатах

4 февраля, под вечер, гусары сменили уланскую бригаду на позиции у д. Петна (Пентна). Днем тут шли ожесточенные бои. Деревню пыталась захватить чешская бригада из двух полков, по три батальона в каждом. Утром в 11 часов атаковал один полк, в 7 часов вечера – другой. В 17-м уланском Новомиргородском полку насчитали трёх убитых и пять раненых. Было холодно – около 17 градусов мороза. Позиция оказалась совершенно не обустроенной: она проходила по скалистому гребню, без каких-либо окопов. Ближайшие окоченевшие трупы лежали в 15 метрах от нашей линии.

Д. И. Ромейко-Гурко вспоминал:

«Я тотчас же велел принести из резерва шанцевый инструмент и соломы, последнюю для того, чтобы люди могли укрыться, и начал окапываться. Сам я со штабом полка поместился в полуобгорелой избушке. Она не согревала, но была тем хороша, что в ней можно было разводить огонь без того, чтобы он был виден противнику… За ночь я несколько раз обходил позицию, подбадривая людей…».

Сохранилась записка полкового адъютанта поручика А. Полякова за № 19 из д. Баница, где находился штаб полка, с приказом командира срочно доставить патроны в эту деревню. Время – 11 часов вечера 4 февраля. Очень показательна докладная полковника М. Е. Аленича:

«Доношу, что в полку имеется только 23 лопаты».

5 февраля с утра начался артиллерийский обстрел. Тяжелые австрийские гаубицы, как потом подсчитали, выпускали в день по 500 снарядов. В ответ нашей батарее разрешалось расходовать всего 50 снарядов. Так уже через пять месяцев войны проявился пресловутый «снарядный голод». В 11 часов, как по расписанию, началась атака пехоты противника. Главный удар пришелся по левому участку, перед д. Баница, где оборону держали 3-й, 5-й и 6-й эскадроны. Руководил этим участком сам командир полка. В 12.45 он докладывал генералу А. М. Драгомирову:

«Неприятель в данную минуту прекратил наступление, но продолжает довольно частую стрельбу из своих окопов. Артиллерия его продолжает обстреливать мои позиции, в особенности правый фланг Черниговского полка».

Потери оказались ощутимыми: в Черниговском полку было 7 убитых и 10 раненых и контуженых, в Нежинском полку – 6 убитых гусаров и поручик Василий Орлов, назначенный на этот день ординарцем командира. Д. И. Ромейко-Гурко так описывает его гибель:

«Он стоял лицом ко мне и спиной к противнику. Тут я заметил у моих ног красный камень и нагнул голову, чтобы узнать, кровью ли он окрашен или от природы такой. В это время что-то ударило меня по лицу и по папахе. Я обтер рукой лицо. На руке я увидел кусочки мозгов и решил, что это мои мозги, но увидал у моих ног мертвого Орлова. Он даже не вскрикнул… Это был самый лучший обер-офицер полка».

На следующий день тело поручика было доставлено в д. Цеклин, где его и похоронили на деревенском кладбище.

От артиллерийского огня понес потери и правый боевой участок полковника М. Е. Аленича (1-й, 2-й и 4-й эскадроны). Тут был убит старший унтер-офицер 4-го эскадрона Андрей Гавришин. Всего в полку к утру 6 февраля оказалось 17 раненых, а пятеро были контужены, в том числе поручик Михаил Мохнин и корнет Александр Макаров.

В ночь с 5 на 6 февраля командир полка чуть не попал в плен. Вечером он отдал приказ размотать два мотка колючей проволоки вокруг заставы и поперек долины, но с исполнением затянули. И как раз этой ночью группа лыжников противника по глубокому снегу, в обход заставы, проникла в д. Бартне. Разведчики были посланы для рекогносцировки местности, но, узнав в деревне, что тут расположен штаб гусарского полка, принялись его разыскивать, освещая фонариком ворота каждой хаты. В это время поблизости проходили, конвоируя пойманного дезертира, унтер-офицер 6-го эскадрона Черниговцев Никита Сучков и два гусара 3-го эскадрона Нежинцев, Дмитрий Большунов и Василий Загуляев. Они набросились на неприятельский отряд с угрозами перестрелять всех. Австрийский офицер моментально улепетнул, остальные поспешно сдались в плен. В отряде оказались в основном чехи, было и несколько русинов. Наш унтер-офицер настолько расхрабрился, что привел пленных к штабу, даже не разоружив их. Заспанный полковник Д. И. Ромейко-Гурко, выскочив из хаты, не растерялся, а принялся громко отдавать команды по-немецки:

– Смирно! Стать в строй! Составить ружья в козлы!

Услышав знакомые команды, солдаты принялись их послушно выполнять. Вот так несколько человек успешно справились с отрядом разведчиков.

Правый боевой участок полковника М. Е. Аленича значительно реже подвергался атакам. Одно из ночных нападений было отбито с таким уроном для противника, что у того надолго пропала охота испытывать тут оборону на прочность. Вот как об этом бое докладывал командиру полка ротмистр 4-го эскадрона Василий Шевченко:

«В ночь с 7-го на 8-е февраля сего 1915 года вверенный мне 4-й эскадрон под моим командованием, занимая в окопах на позиции юго-зап. д. Петна участок цепи, отбил атаку противника, который в составе полуроты пехоты с одним пулеметом приблизился на расстояние, не превышающее 150 шагов, и открыл сильный пулеметный огонь, а цепь стрелков продолжала наступать.

Успеху в отражении атаки весьма способствовал своим мужеством прапорщик Дерунов Борис, который, спокойно выждав удобный момент, когда цепь ясно показалась, открыл своим взводом огонь залпами и обратил противника в бегство. За означенные боевые действия прап. Дерунова Бориса ходатайствую о представлении его к награде».