Тайны и герои 1812 года - Арсений Александрович Замостьянов Страница 11

получил представление о политических учениях и даже поглядывал в сторону республиканских идей. Он писал Лагарпу, любимому учителю, что мечтает «поселиться с женою на берегах Рейна и жить спокойно частным человеком, полагая свое счастие в обществе друзей и в изучении природы». Такой вот руссоистский идеал. Всю жизнь время от времени он будет повторять эту мысль — так, чтобы собеседник запомнил, записал, а то и огласил. Что это — кокетство?

Из него готовили просвещённого монарха, но времена поменялись. Уже пошатнулось всевластие классицизма с его приматом общественного над личным. Один из воспитателей будущего императора — М.Н.Муравьёв — был одним из зачинателей русского сентиментализма. Ускользающий принц не слишком подпал под влияние талантливого литератора, но «сентиментальную» систему ценностей усвоил. Он ценил иронию, легкомысленное отношение к монументальным делам и больше всего интересовался собственными чувствами — утончёнными и поверхностными. Он, в отличие от предшественников, и на троне умел преспокойно вести частную жизнь и до поры, до времени ставил её выше государственного служения. Политику воспринимал как развлечение, как интеллектуальную игру, в которой нужно доказать превосходство над соперником. Непринуждённость стала приметой его политического стиля — и подчас она обезоруживала соперников.

Его считали выдающимся дипломатом. Говорили о холодном лицемерии, о равнодушном двуличии воспитанника Екатерины Великой. Многих очаровала его холодность, некоторых и отпугнула. Вот уж кто умел скрывать мысли и намерения, не говоря уж об эмоциях. Именно таким он был до ухода в религию. Главная задача дипломата неизменна — подороже продать свои уступки и подешевле купить уступки партнёров. Александр не всегда отождествлял свою политику с интересами России. В молодые годы он и вовсе недооценивал Отечество: второго такого западника на троне у нас не бывало. Горизонты его честолюбия простирались шире родных осин. Он впитал идею екатерининского Греческого проекта. Строил планы вселенского масштаба — и, что удивительно, многое доводил до ума. Тут достаточно произнести два слова: «Священный Союз»!

Одежда дана людям, чтобы прикрывать срам, а язык — чтобы отвлекать собеседников от неприглядной правды. Внук великой Екатерины чётко следовал этому правилу, сызмальства получив придворные уроки. Ведь ему приходилось метаться между двумя дворами. С одной стороны — могущественная императрица, отрывавшая его от родителей, с другой — русский Гамлет, гатчинский изгнанник, Павел Петрович. Там и прошли дипломатические университеты будущего императора. Ключевский заметил: ему приходилось держать «две парадные физиономии». И повсюду его любили: он умело производил благоприятное впечатление. Всем он улыбался, всех кротко выслушивал. Аккуратно менял маски и никогда не отступал от роли. Актёр Актёрыч!

Александр Павлович — в известном смысле антипод первого русского императора. Тот — воплощённая энергия и ярость. Порывист был и отец Благословенного — Павел Петрович. Великая бабушка активно вмешивалась в главные дела империи, стремилась к интеллектуальному лидерству. А на Александра Пушкин намекал в сказке о Золотом Петушке: «Царствуй лёжа на боку!». Сдержанность считалась главной его добродетелью. Но надо признать, что за годы правления Александра Россия преобразилась — без рывков и внутренних потрясений. В этом Александр, пожалуй, схож, с кротким богомольцем на московском троне — Фёдором Ивановичем. Правда, при царе Фёдоре состоял предприимчивый и властный правитель — Борис Годунов. А тихий Александр умело играл на противоречиях влиятельных сановников, не допуская чрезмерного возвышения ни одного из них. Сталкивал екатерининских орлов с «молодыми друзьями», а Шишкова со Сперанским. Он умел властвовать, как сейчас говорят, без фанатизма, но и без сдачи позиций. А ведь его правление начиналось в крайне неблагоприятных условиях.

Знал ли Александр о заговоре против отца? Павел относился к сыну мнительно, прекрасному принцу угрожала суровая опала — возможно, ссылка в какой-нибудь отдалённый монастырь. Любимцем царя стал тринадцатилетний племянник, герцог Евгений Вюртембергский. Павел намеревался его усыновить. И тут граф Пален посвятил Александра в планы заговорщиков. Конечно, будущий царь взял с Палена слово, что Павлу сохранят жизнь. Но он не мог не помнить о судьбе Петра Третьего… Пален ухватил суть маневров Александра: «Он знал — и не хотел знать». Потом Александр упадёт в обморок, увидев обезображенное тело отца. Но там же, возле трупа, его поздравляли как нового императора. Хорошо написал в мемуарах фон Беннигсен — один из предводителей заговора: «Император Александр предавался отчаянию довольно натуральному, но неуместному». А графу Палену приписывают слова: «Полно ребячиться, ступайте править!». Пален держал в руках паутину заговора, приобрёл большую силу. Александру хватит ума быстро отдалить его от трона. Но в ту ночь молодой император произнёс известные слова: «Батюшка скончался апоплексическим ударом. При мне всё будет, как при бабушке». Эту фразу запомнили все. Можно ли представить себе более унизительную клятву для нового самодержца? Ничего себе — «прекрасное начало». В душе он не был сторонником Екатерины. Например, он никогда не вернётся к принципам потемкинской военной реформы, которая превратила нашу армию в сильнейшую на континенте. Но во хмелю переворота балом правили екатерининские орлы. За несколько месяцев императору удалось утвердить собственную власть над враждующими придворными группировками. Пешкой он не стал. А спасительный цинизм выветривался постепенно — после нескольких потрясений в личной жизни, после первых поединков с Наполеоном, наконец, после московского самосожжения. И вместо лощёного, невозмутимого сноба явился тихий богомолец.

Российская империя в те времена не находилась в политической изоляции. В Европе с елизаветинских времён, со времён Бестужева, без участия северной империи не обходилось ни одно капитальное политическое предприятие. Европейцы не признавали русской культуры, свысока относились к Православию — следы этих предрассудков мы видим в Энциклопедии Дидро. С уважением относились только к двум проявлениям России: к армии и к дипломатии.

И в Париже русский штык!..

Лесков в «Левше» приметил, что царь Александр (в отличие от младшего брата) не слишком верил в русских людей. Ни одного из нашенских главнокомандующих он не воспринимал всерьёз — ни Каменского, ни Кутузова. Они казались ему отжившими староверами. Другое дело — Моро, Веллингтон, Бернадот. Им он готов был доверить спасение России от Наполеона, а с Кутузовым уживался вынужденно. Россия открылась ему только через несколько лет после Отечественной войны, по мере погружения в православие.

Император и в молодости догадывался, что с народом власть должна говорить не в западническом духе: патриоты России не воспринимали язык старых жирондистов. Неслучайно в 1812-м на несколько месяцев голосом Александра стал адмирал Шишков. Это он сочинял манифесты, в которых Александр предстал былинным, сказочным русским царём. А ведь за несколько лет до Отечественной войны демонстративный патриотизм Александра Шишкова считался крамолой: считалось, что он противоречит имперскому курсу. Но адмирал гнул свою линию.