Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I - Евгений Александрович Адамов Страница 12

Гр. Монтгелас, сотрудник Каутского по изданию германских документов о возникновении мировой войны, характеризует следующим образом интересующий нас момент: «Ясно обозначившаяся к концу октября победа балканских союзников привела к существенному повороту во французской политике. В то время как вначале в Париже старались предотвратить или, по крайней мере, локализовать конфликт, теперь там увидели, что победоносный балканский союз мог бы быть ценнейшим союзником против центральных держав. Французская политика, в противоположность своей позиции во время кризиса 1908–1909 гг., всецело плелась в хвосте России; она даже поддерживала желания русской военной партии и планы балканских государств иногда усерднее, чем петербургское правительство»[41].

Мы полагаем, что документальные данные не подтверждают общей характеристики французской политики, сделанной Монтгеласом, который, при всей предвзятости своей, все же констатирует последней фразой, хотя и не укладывающийся в его концепцию, но неоспоримый факт.

Пуанкаре, конечно, утверждает прямо противоположное: «Франция проявляла с самого начала балканского кризиса беспристрастие и независимость суждений и никогда не шла слепо за русскими предложениями, делая, напротив, все, чтобы осуществить дружеское посредничество между Австрией и Россией». Затем он приводит две строчки — по его утверждению, из телеграммы, а на самом деле из письма от 7 ноября Извольского: «Если столкновение с Австрией повлечет за собой вооруженное вмешательство Германии, французское правительство заранее признает это за casus foederis и ни минуты не поколеблется выполнить лежащие на нем по отношению к России обязательства», — и добавляет: «Ничто не гарантирует нам правильность этих цитат (взятых из московского и зибертовского изданий), к которым я отношусь с большим недоверием», а через пять-шесть строк восклицает: «Как мог бы я ответить иначе?! — и заключает: — В то же самое время я советовал России умеренность и спокойствие»[42].

Однако в этот момент если где-нибудь французский министр иностранных дел и председатель совета министров и проявлял умеренность и благоразумие, то лишь в Берлине: сообщая свой ответ на турецкую просьбу о вмешательстве, он отмечает, что ответ этот вполне отвечает настроению Кидерлена и что он одинакового мнения с последним и по вопросу о давлении на балканские правительства, и по поводу необходимости сохранять общеевропейский концерт.

Комментируя записку Пуанкаре, Извольский отмечает[43] выраженный в ней «совершенно новый взгляд Франции на вопрос о территориальном расширении Австрии за счет Балканского полуострова. Тогда как до сих пор Франция заявляла нам, что местные, так сказать — чисто балканские, события могут вызвать с ее стороны лишь дипломатические, а отнюдь не активные действия, ныне она как бы признает, что территориальный захват со стороны Австрии затрагивает общеевропейское равновесие, и потому и собственные интересы Франции. Я не преминул заметить г. Пуанкаре, что, предлагая обсудить, совместно с нами и Англией, способы предотвратить подобный захват, он этим самым ставит вопрос о практических последствиях предположенного им соглашения; из его ответа я мог заключить, что он вполне отдает себе отчет в том, что Франция может быть вовлечена на этой почве в военные действия. Покуда он, конечно, лишь предлагает этот вопрос на обсуждение, но в разговоре со мной г. Палеолог вполне признал, что предлагаемое соглашение может повести к тем или иным активным действиям. Мне кажется, что все вышеизложенное заслуживает с нашей стороны самого серьезного внимания и что мы не должны упустить этого случая закрепить новую точку зрения французского правительства на возможность расширения Австро-Венгрии за счет Балканского полуострова и подготовить почву для будущих совместных действий России, Франции и Англии, если, по ходу дальнейших событий, Австрия отступится от настоящих своих заявлений касательно отказа от территориальных компенсаций».

Ответ Извольского не дан в «Желтой книге»; вместо него фигурирует афинское сообщение г. Девилля. Ответил же Извольский так: «Г. Сазонов уполномочил меня сказать Вам, что так же точно, как Франция, Россия не может остаться равнодушной к территориальному увеличению Австрии на Балканском полуострове. Он с удовольствием констатирует, что, по мнению правительства республики, Франция, со своей стороны, не могла бы остаться безучастной в подобном случае. В этом смысле императорское правительство было бы вполне расположено обсудить, в согласии с парижским и лондонским кабинетами, общую линию поведения, которой пришлось бы при таких обстоятельствах держаться»[44].

Со своей стороны Сазонов, «придавая должное значение тем заявлениям, которые были сделаны Вам французским министром ин. дел», «вполне разделяет мнение о желательности закрепить новую точку зрения правительства республики на возможность расширения Австро-Венгрии за счет Балканского полуострова» и сообщает Извольскому, для передачи Пуанкаре, приведенный выше текст ответного письма. «Совокупность, — продолжает письмо свое Извольскому Сазонов, — имеющихся у нас данных позволяет надеяться, что, по крайней мере в настоящую минуту, Австрия едва ли стремится к новым земельным приращениям на Балканах. Тем не менее по ходу событий и в особенности ввиду спора с Сербией из-за выхода последней на Адриатическое побережье, Австро-Венгрия может решиться на захваты либо османской, либо даже сербской территории. На оба эти случая весьма важно было бы получить уверенность, что, в случае необходимого с нашей стороны вмешательства, Франция не останется безучастной. С другой стороны, так как… трудно предвидеть все могущие представиться случайности, способные потребовать от нас тех или иных действий для обеспечения наших жизненных интересов, я считал бы необходимым тщательно избегать в наших переговорах с иностранными кабинетами всего, что впоследствии могло бы оказаться для нас стеснительным. С этой точки зрения мне казалось бы желательным и в предполагаемом письменном обращении Вашем к г. Пуанкаре избегнуть слишком положительных заявлений, вроде тех, которые подсказываются словами французского министра „nettement hostile a toute annexion du territoire ottoman par une grande Puissance“, „так как это могло бы относиться и к России в области Проливов“.

Таким образом, Сазонов (с царского одобрения или, может быть, внушения — этого мы не знаем) на новую постановку вопроса о Балканах и о casus foederis отвечает Извольскому успокоительно и даже не без опасения, что в этой новой постановке может оказаться ловушка для русского правительства, для планов его в отношении Проливов. Если здесь может возникнуть все же мысль, что „новая точка зрения“ представила результат давления и победы русской дипломатии над последними попытками „независимости суждений“ французского правительства, то такая мысль бесповоротно опровергается последующими переговорами, с которыми мы скоро познакомимся и которые вскрывают до конца европейскую дипломатическую конъюнктуру довоенного и военного (разумеем войну 1914 г.) периода.

После 4 ноября тон русской дипломатии, конечно, повышается: Бенкендорф уже 7 ноября спорит с Грэем о возможности удовлетворить экономические