Нюрнбергский процесс - Сергей Юрьевич Нечаев Страница 25

себе отчет в том, что любое неудачное или, точнее, неугодное властям высказывание для него крайне опасно. Тем более опасно малейшее вольное или невольное отступление от линии поведения, предписанной нам, представителям Советского Союза, за рубежом. Это строгое предписание исходило от Коммунистической партии и в данном случае конкретно от специально созданной в Москве правительственной комиссии по руководству Нюрнбергским процессом. Комиссию эту возглавлял не кто-нибудь, а беспощадный и к тому же беспринципный Андрей Януарьевич Вышинский. Тот самый Вышинский, который в 1938 году был государственным обвинителем на печально известном Московском процессе так называемого правотроцкистского блока. Писаны ли были эти строгие правила или как бы подразумевались сами собой, но их нарушение грозило в лучшем случае отправкой из Нюрнберга и потерей работы на Родине, а в худшем — тюрьмой и даже потерей жизни».

Сейчас высказывается и такая версия. Важного для СССР свидетеля фельдмаршала Паулюса в Нюрнберг доставила группа офицеров госбезопасности под командованием полковника МГБ М. Т. Лихачёва. Эта «группа товарищей» выполняла в Германии и другие деликатные поручения…

Впрочем, хорошо известно, что подобные версии обычно основываются больше на догадках, чем на фактах.

По мнению американского историка Франсин Хирш, Н. Д. Зорю ликвидировали на месте по некой срочной необходимости, либо он покончил с собой, не дожидаясь возвращения в Москву, потому что «знал, что его ждет».

А вот О. Г. Свидовская (Табачникова), еще одна переводчица на Нюрнбергском процессе, много лет спустя цитировала слова полковника Лихачёва, сказанные после гибели Н. Д. Зори: «Он запутался и испугался».

А. Г. Звягинцев в своей книге «Нюрнберг. Главный процесс человечества» пишет: «22 мая 1946 года в своем номере был найден мертвым помощник главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе Николай Дмитриевич Зоря. По поводу его смерти по сей день существует несколько версий. Официальная — неосторожное обращение с оружием. Ее пока никто доказательно не опроверг. Сын Зори, Юрий Николаевич, при жизни высказывал автору этой книги сомнения по поводу причин кончины отца. Он считал, что в свое время она не была тщательно расследована».

Но вот что интересно.

30 марта 1946 года у себя в квартире в Кракове, контролировавшемся тогда советскими войсками, был убит польский прокурор Роман Мартини, собиравший материалы по Катынскому делу. И тогда ходили слухи, что он якобы нашел документы, неоспоримо доказывающие вину НКВД. Убийцей оказался бывший польский солдат Любич-Врублевский.

А теперь не стало еще и Н. Д. Зори.

К. П. Горшенин сразу же по телефону доложил в Москву, что его подчиненный застрелился. То же самое отрапортовал в Москву и Р. А. Руденко. Среди советской делегации ходили слухи, будто бы Сталин сказал: «Похоронить, как собаку!». В частности, об этом в кулуарах говорил обнаруживший труп полковник Лихачёв. Но иностранным сторонам была официально озвучена другая советская версия — неосторожность при чистке оружия. Дело в том, что это исключало доступ местных экспертно-криминалистических подразделений к осмотру места происшествия. Н. Д. Зоря числился военнослужащим, и достаточно было простого уведомления дежурного офицера военной комендатуры с американской стороны. И что интересно, Руденко лично явился в офис американской миссии и сообщил эту версию американскому прокурору Роберту Джексону, а потом запросил у него санкцию на немедленное перемещение тела погибшего с места происшествия в советскую зону оккупации, в Лейпциг, минуя какие-либо медицинские экспертизы.

Понятно, что в советскую версию никто из иностранных представителей не поверил, но официально опротестовывать ее не стали, и она была принята.

24 мая тело было доставлено из Нюрнберга в Лейпциг в сопровождении заместителя советского обвинителя Ю. В. Покровского, и по сопроводительным документам Н. Д. Зоря числился как «рядовой».

Что же касается Катынского расстрела, то одни историки уверены, что все документы по этому делу были сфальсифицированы немцами, чтобы доказать вину СССР, другие — что они были сфальсифицированы комиссией H. Н. Бурденко, чтобы возложить всю меру ответственности на Германию. А вот для польского руководства этот вопрос давно решен окончательно, и ответственность за Катынь целиком и полностью возложена на Советский Союз.

Нежелательные вопросы

Важно отметить, что когда в Нюрнберге начались перекрестные допросы подсудимых, то обвинению стало ясно, что обвиняемые будут использовать в своих целях темы, которые властям победивших в войне государств не очень хотелось бы обсуждать.

8 марта 1946 года Роберт Джексон обратился к обвинителям СССР, Великобритании и Франции с письмом. Потом он обратился к совещанию главных обвинителей 9 ноября 1945 года и напомнил, что было «принято решение о том, что все мы будем противостоять этим выпадам как не имеющим отношения к делу». Роберт Джексон предложил коллегам составить меморандумы, в которых были бы указаны нежелательные вопросы.

Британцы предложили считать нежелательным вопрос о Мюнхенском соглашении 1938 года, а также вопрос о поведении Великобритании во время войны с бурами.

Для французов болезненным был вопрос о коллаборационизме.

17 марта главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко прислал следующий список нежелательных тем:

— вопросы, связанные с общественно-политическим строем СССР;

— некоторые вопросы внешней политики Советского Союза:

а) советско-германский пакт о ненападении 1939 года и вопросы, имеющие к нему отношение;

б) посещение Риббентропом Москвы и переговоры в ноябре 1940 года в Берлине;

в) Балканский вопрос;

г) советско-польские отношения.

— вопросы о советских прибалтийских республиках.

Так вот имя Н. Д. Зори, к несчастью для него, оказалось связано с двумя самыми «неоднозначными» темами, открывшимися во время судебных заседаний.

Заключительные речи… главных обвинителей

26 июня 1946 года произнес свою заключительную речь главный обвинитель от США Роберт Джексон. В частности, он сказал:

Редко юристу приходится сталкиваться с более сложной задачей, чем выбор аргументов для заключительной речи при таком громадном несоответствии между отведенным ему временем и объемом материала, которым он располагает. В течение восьми месяцев, а это — недолгий срок для процесса государственной важности, мы представляли доказательства, которые охватывают столь широкую и разнообразную картину событий, что едва ли нечто подобное было когда-либо охвачено рамками одного судебного процесса. Невозможно, резюмируя, нарисовать широкими мазками более чем контуры основных моментов выразительной и печальной летописи этого процесса, которая останется в истории как свидетельство позора и извращенности XX столетия <…>

Террор Торквемады[5] бледнеет перед нацистской инквизицией. Эти деяния войдут в историю как неопровержимые факты, по которым будущие поколения будут судить о нашем десятилетии. Если мы не сумеем уничтожить причины и предотвратить повторение подобного варварства, можно будет с основанием сказать, что XX столетие приведет к гибели цивилизации.

Представитель американского военного трибунала на Нюрнбергском процессе Томас Додд с препарированной человеческой головой.

Руководствуясь этими фактами, мы предприняли шаги для