Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд Страница 36

Такой вспышкой, сверкнувшей в полной катастрофе, имя которой отступление из Москвы, было мужество Мишеля Нея и его банды оголодавших инвалидов, мужество, которое они продемонстрировали в период с 16-го по 20 ноября 1812 года.

* * *

Покинув кровавые поля и овраги у Красного 17 ноября, Наполеон и присоединившиеся к нему дивизии принца Евгения и Даву примирились с потерей самого известного из маршалов Великой армии.

Он находился сейчас на расстоянии, как минимум, двух дней перехода позади них, и с утра 16 ноября о нем больше ничего не слышали. Между Неем и остатками армии было приблизительно 80 тысяч русских, хорошо укомплектованных артиллерией и защищенных с флангов легкой и тяжелой конницей. Трем главным дивизиям французов это стоило половины их боевой мощи, благодаря чему они преодолели низину у Красного. На что же мог надеяться Ней со своим контингентом, едва превышавшим 10 тысяч человек, в большинстве своем раненых или обмороженных и пребывающих в крайней степени истощения?

Наполеон ждал столько, сколько мог, и даже дольше, чем это было безопасно. Когда он двинулся дальше, чтобы вновь пересечь Днепр у Орши, то отчаялся вновь увидеть Нея, и его уверенность в этом разделяли Бертье, Мюрат и все другие маршалы. На Даву несправедливо возложили вину за то, что он бросил Нея на произвол судьбы. Собственное спасение Даву было чудом, и все упреки в его адрес в том, что он пробил себе дорогу к авангарду, не оставив солдат, которые бы ждали арьергард, были полностью исключены.

Таким образом, главные силы устремились к крутому изгибу Днепра, ожидая услышать из того или иного источника, что Ней, недавно ставший князем Московским в знак признания своих героических деяний на Главном редуте, в качестве пленника попал в руки Кутузову и как военный трофей отправлен царю в Санкт-Петербург.

В том, что этого так и не произошло, заслуга только самого Нея.

Он был странным, непредсказуемым человеком, по общему мнению, вспыльчивым и не выносящим лжи, может быть, по причине своего педантизма и чести. Он приобрел врагов во время восхождения от гусара до маршала Франции потому, что часто говорил и делал вещи, о которых, из-за своей в высшей степени благородной натуры, через час сожалел. Несмотря на это, никто не подвергал сомнению его честность или личное мужество. Тем, что позднее потрясло Европу, когда она узнала о доблестных делах, которые ему предстояло совершить в течение следующих четырех дней, были невероятная физическая выносливость и гипнотический эффект, производимый им на солдат.

В армиях Наполеона было большое количество храбрых офицеров, но ни один из них не смог бы найти для себя выхода из того положения, в котором находился Ней ночью 16 ноября, и спасти не только себя, но и вывести уцелевших солдат арьергарда в безопасное место[49].

До того как он устремился в погоню за дивизией Даву, Ней был атакован в Смоленске. Казаки взяли штурмом предместья города, и большие силы русских уже приближались, заняв единственную дорогу на Красное. Ней в первую очередь решил собрать и ободрить каждого отставшего, каждого способного сделать хоть шаг, и, когда с этим было покончено, он двинулся вперед, чтобы проложить себе дорогу сквозь любые препятствия, которые будут ждать его за городскими воротами. Около 6 тысяч раненых пришлось оставить.

Отряд Нея немедленно атаковали, и натиск крепчал с каждым часом. Разочаровавшись в следующих одна за другой попытках атаковать Наполеона, принца Евгения и Даву, русские решили взять реванш, захватив хоть одного знаменитого солдата в плен. Поступали приказы остановить Нея любой ценой, и, когда появилась русская кавалерия, казалось, что она одним ударом разгромит жалкую процессию, которую представляли собой французы. Однако репутация их командира в лагере русских была очень высокой, и трижды нападавший Милорадович не получил ни единого шанса. Он укрепил незанятые территории вокруг Красного и ограничил свое нападение попытками атак с фланга, пока Ней не приведет свои войска в смертельную западню, где дорога спереди будет заблокирована пехотой, а на каждом участке возвышенности вокруг дороги стоят пушки.

Ней достиг этого непреодолимого барьера на второй день марша и немедленно атаковал, несмотря на письмо, пришедшее от Даву, в котором тот советовал ему остановиться и, если это возможно, обойти русских с фланга.

Атака провалилась, не увенчавшись успехом, несмотря на то что основной шеренге нападавших, возглавляемой Неем, удалось прорвать первую линию обороны и захватить две русские пушки.

Их собственная артиллерия уменьшилась сейчас до шести орудий, которые вскоре будут выведены из строя грозной канонадой русских. Ней атаковал снова и снова, самолично ведя своих солдат в атаку с тем же отчаянным мужеством, которое он показал во время атак на редут у Бородина и во многих сражениях до этого. Но это оказалось бесполезным. Количество его солдат таяло на глазах, уменьшаемое прицельным огнем русских артиллеристов, которые стреляли из 200 орудий, стоявших на фиксированных позициях. Когда короткий зимний день подходил к концу, Ней понял, что прорыв через позиции русских, даже если он удастся, будет бессмысленным, так как погибнут все солдаты его арьергарда.

В начале вечера Милорадович, благородный человек, один из тех, кто не пытался скрыть своего восхищения отвагой французов, выслал офицера с белым флагом. Офицер предложил Нею сдаться по законам военной чести. Ней отказался принять это предложение и передал тот же ответ двум другим офицерам, которые прибыли позднее. Историки XIX столетия, узнавшие о стойкости Нея из отчетов Де Сегюра, опубликованных после падения империи, прилично раздули этот инцидент, вложив в уста Нея слова, достойные Роланда из романа сера Уолтера Мэнни, относившегося к рыцарским временам. Утверждают, будто бы он сказал: «Маршал Франции никогда не сдается!», и на самом деле, возможно, он сделал несколько подобных высказываний. Тем не менее, куда более вероятно, он ответил в менее выспренних выражениях, сказав слова, которые кто-то из присутствовавших при этом потом упомянул в разговоре: «О том, чтобы сдаться, не может быть и речи! Моя шпага выведет меня отсюда!»

Марбо, в это время действововавший вместе с Удино далеко на западе от Нея, рассказывает совсем другое об этих переговорах. Он сообщает, что Ней пришел в такую ярость от требования сдаться, что отказался поверить в подлинность белого флага и объявил парламентера шпионом, пригрозив убить его, если тот не поведет французов к Днепру. Но это не