Империя в войне. Свидетельства очевидцев - Роман Сергеевич Меркулов Страница 8

Никогда не думал, что объявление войны пройдет так спокойно, не вызвав ни в ком никакого волнения или чего-нибудь в этом роде. Офицеры продолжали спокойно играть в домино, и только все жалели, что нет газет…

И. С. Ильин, 19 июля

Начальник дивизии генерал Зайончковский телеграфирует, что Германия объявила войну, с чем и поздравляет. Никак не могу понять, с чем тут поздравлять?! Итак, значит, война. Массовое избиение, разорение, сотни тысяч изувеченных, разоренные города и села, целые страны! Отправился за лошадьми. На станции Спасская Полесть стон и плач. Откуда-то вдруг взялась масса женщин. Пристают, спрашивают – правда ли, что война? Одна баба так рыдает, что меня даже зло взяло: и чего ревет! Ведь даже точно ничего еще не знает. Она была в шляпке и, видимо, не крестьянка, бабы попроще, деревенские, ее же утешали.

М. С. Анисимов, 19 июля

С похмелья трещит голова, а сердце ровно кто сковал железным обручем и сильная тоска, все на свете опротивело и поскорее отправится из дома. Начали приготовляться к отправке. Взял кой-какое белье, необходимое на первый случай. Шесть часов вечера отправился из дома, провожало очень много публики со слезами на глазах и каждый с пожеланием, чтобы Господь даровал победить врага и в добром здравии вернуться домой! Очень трудно было расставаться со старушкой матерью, убитой горем и разлука с милым, дорогим сыном, а также с малолетней дочерью Аней, которая обвившись маленькими ручками около отцовской шеи и никак не хотела расстаться с отцом. «Куда тятя хочешь», – рыдала бедная девочка. Какая была разлука! Расставаться с родными, нет возможности всей горечи описать.

Р. М. Хин-Гольдовская, 19 июля

Москва точно вымерла. На всех лицах растерянность и – ужас, который одни – еле скрывают под маской напряженной сдержанности, а другие – кто попроще – выкладывают напрямик. Мы были в нескольких магазинах – у Мюра, у Прохорова, у Феррейна, в химической лаборатории. Всюду пусто. Приказчики – бледные, у продавщиц – заплаканные глаза, все говорят о войне с возмущением простых людей, которые почувствовали – себя, своих кровных – на краю пропасти. У Мюра вчера взяли триста служащих. Часа в 3 на всех углах Москвы появились синие плакаты, что призываются ратники ополчения. Ужас панический. Наш дворник Макар – недели две как вернувшийся с учебного сбора – узнав, что он должен идти на войну, сразу почернел и осунулся. Когда мы ехали на вокзал в Быково – бабы с детьми и родственники провожали – кто мужа, кто сына, кто отца… И так плакали! У газетчиков рвут газеты. Читают с жадностью, точно хотят вычитать не то, что напечатано, а то, что хочется, чтоб было, то есть что войны не будет. Все железнодорожное движение для пассажиров сбито. <…> Когда мы в 6 часов вечера ехали на Казанский вокзал – мы встретили две манифестации. Человек двести оборванцев несли «портреты» и пропитыми голосами орали – так отвратительно, что хотелось только одного – от них подальше…

М. К. Лемке, 20 июля

Царь с членами своей фамилии прибыл из Нового Петергофа на яхте к Николаевскому мосту, пересел там на катер и подъехал к дворцу. Толпа забывшего все его зло народа кричала «ура». При прохождении царя к Иорданскому подъезду густые толпы стали на колени, кричали «ура» и пели «Боже, царя храни». <…> Толпа ревела всей грудью, опустилась на колени, склонила национальные флаги и запела гимн. Царь и царица кланялись на все стороны, а затем с семьей вернулись тем же порядком в Петергоф. Впереди толпы были видны флаги, плакаты с надписью «Боже, царя храни». Беспрерывно то в одном месте, то в другом поют гимн и «Спаси, Господи, люди твоя». То здесь, то там слышны возгласы: «Долой Германию!», «Да здравствует Россия!», «Да здравствует Франция!»…

Через толпу проводят запасных. Они под командой нескольких офицеров в сопровождении жен и матерей. Громкое «ура» несется за ними все время, пока они видны на площади.

Громадная площадь живет; толпы сменяются – народ считает долгом побыть на ней хоть несколько минут. <…> Как легко править таким народом! Каким надо быть тупым и глупым, чтобы не понять народной души, и каким черствым, чтобы ограничиться поклонами с балкона…

Л. В. Саянский, 20 июля

Вот она! Война, которую ждали так долго. Долго она висела над нами. Ну, что же, чем скорее и сильнее стряхнем мы ее с плеч России, тем лучше.

Теперь уже все вырешено. Еще вчера и третьего дня мы боялись, чтоб мобилизация не кончилась впустую. Какая громадная разница с прошлой войной! Офицеров на улицах встречают с восторгом. Качают и носят на руках.

Е. Манакова, 20 июля

Газеты пишут, что в Европе Германия и Австрия одиноки. Франции – наш друг, Англия за нас, друзья Англии и Франции – наши друзья; Италия, союзница Германии, объявила нейтралитет, как и многие другие государства. Господи! Что-то будет? Спаси и сохрани нас, Христе Боже!

Сегодня вечером я ходила на вокзал провожать воинский поезд. Народу было масса. Слезы, истерики… А отъезжающие выглядят бодрыми. Говорят: «Не тоскуйте, не поддадимся». Грустно было, когда тронулся поезд. Один из отъезжающих, интеллигентный мужчина, крикнул из вагона: «Оставайтесь с Богом, не унывайте, вернемся героями». Громкое «ура» было ответом ему. Мужчины сняли шапки, махая ими, кричали «ура», пока не скрылся поезд, женщины плакали.

Ю. В. Арсеньев, 21 июля

Познакомился с проезжавшим полковником Крашенинниковым, командиром Новомиргородского уланского полка, он очень одобрительно говорит о войне, заставшей нас готовыми и опередившими на три дня Германию по мобилизации. Он предвидит решительную борьбу Славян с Тевтонской расой за свободу и национальное существование.

Т. Л. Сухотина-Толстая, 21 июля

Третьего дня Германия объявила войну России. Мы это узнали сегодня из «Орловского вестника» от 20 июля. Московские и петербургские газеты не пришли. Пишут и рассказывают о патриотических манифестациях в городах. А у нас в деревне с лихорадочным ожиданием ждут «забастовки», или, иными словами, земельного бунта. Страшный суд наступает, и жутко, что будем привлечены к ответу.

«Одесские новости», 21 июля

Мировой нарыв вскрылся.