В. Бирюк - Стрелка Страница 10

Но не все: часть, попробовав иной жизни, подаются из «мира». Кто в слуги боярские да купецкие, кто в охранники или разбойники. А из разбойничков иные назад — в «охотники». И в караване такие есть — видно по характерным захмычкам, происходящим от специфического образа жизни.

Опять-таки — не у нас: мы и бесславные, и небогатые.

Вот чего в караване нет — чисто «охотничьих» хоругвей.

Время наёмных «компаний» ещё не наступило даже в Европе. На «Святой Руси» есть отряды, которые воюют за деньги и преференции при грабеже. Но это отряды племён (торки, кыпчаки) или государей. Так наёмничали Мономах с Гориславичем в Чехии.

Нанимают не воинов отрядом, но аристократов — князей, ханов. Это — люди. Остальные — «пушечное мясо», быдло, с которым договариваться бессмысленно. Команда Сигурда — экзотика, «заморские гости». Да и взяты они не «купно», а россыпью, в княжеские гридни.

Даже наши новогородцы, «охотники из Торжка» идут под боярскими стягами. Вот на их два ушкуя я и любуюсь, щурясь от речного блеска. Кораблики сходны с нашими «рязаночками». Чуть длиннее, чуть уже. Главное отличие — килевые. Похожи на «Заморских гостей» Рериха. Глубина корпуса — под два аршина, осадка — один.

В этом-то и беда: на волоках да перекатах с такими лайбами… утомительно. Но новогородцы больше ходят по северным рекам, которые такого низкого меженя не имеют, да по озёрам. Это у нас каждый лишний вершок — чей-то рваный пупок.

Кроме дюжины воинских лодий идут в караване и купеческие. Есть просто попутчики: купцам идти с княжьим караваном безопаснее. Кто в Ярославль идёт, кто в Кострому, кто во Владимир да Суздаль. Дальше — дорога закрыта, дальше — война. Дальше Бряхимов на Стрелке.

В этот год Мордва и Булгар, Ширван и Мазендеран… останутся без русских товаров.

Основная часть купеческого каравана — торг для воинов. Маркитанты речные. Всё, чего не пожелаешь. В разумных пределах. И в неразумных ценах — от городского торга втрое-впятеро-вдесятеро.

У них лодочки всякие, от больших, типа нашей, до маленьких распашных двоек. Подплывает такая метров на десять к борту, на корме пацан лет 12 орёт истошно:

– Дядя! Дядя! Купи! Щука нонешняя! Утром ловленная! Икряная! Сама в рот просится!

Подымает на руках рыбину. Здоровущая. Чуть его самого меньше.

– Купи дядя! Даром отдам!

Конечно — «даром». Щука на нерест пришла. Сейчас её… хоть обожрись. Через месяц — будешь по штучке выискивать. А пока возле каждого куста затопленного — шевеление, плавники торчат и колышутся. Самцы об самку трутся.

– Эй, малой! И почём же?

– Ногата.

– Дам резану за двух.

– Гоже. По рукам. Принимай.

Лодочка подходит к нам с кормы, перебрасывают рыбин, мужики разглядывают, ругают, из одной вылезает икра.

Кто-то бурчит:

– Продешевил наш боярич. Можно было бы и три взять. С таким головой — голыми останемся.

Цену сбили впятеро. Но мнения об успешности сделки — неоднозначные. Продавцы — малолетки, им можно было пол-цены и кулаком по шее отдать.

Кухарь, толстый, ленивый, вечно ноющий мужик с постоянно слезящимися глазами, поминая господа с присными, удручённо оставляет весло — ещё бы кто и поверил в его удручённость — перебирается на корму, начинает потрошить и чистить рыбу. Его периодически матерят: лодка плотно набита барахлом, что-нибудь да испачкает.

Вообще-то, по календарю — Великий пост. Приуготовление душ христианских к Пасхе. Но как вы себе представляете день гребли, если в понедельники, среды и пятницы — холодная пища без масла один раз в день в вечернее время; во вторники и четверги — горячая пища без масла один раз в день — тоже вечером?

Вот мы, зубами лязгая, с бережка, где ночевали-почивали, подскочили, на зарю перекрестились и в вёсла впёрлись? Ага. На пустой желудок.

Поэтому «идущие по путям — поста не держат». Соответственно, и запрет на рыбу — мимо. Но главное, конечно, солонина. Какой дурак придумал, что сало — украинская еда? Может, потому, что в Центральной России её всегда едят, а на Украине — только по праздникам?

Энгельгард приводит очень точное понимание мужиками соответствия состава пищи и характера работы:

«Известно, как поедаешь, так и поработаешь… при косьбе, например, требуется пища прочная, которая бы к земле тянула, потому что при косьбе нужно крепко стоять на ногах, как пень быть, вбитым в землю каждый момент, когда делаешь взмах косой, наоборот, молотить лучше натощак, чтобы быть полегче…

Чем жирнее пища, тем лучше: „маслом кашу не испортишь“, „попова каша с маслицем“. Пища хороша, если она жирна, сдобна, масляна. Щи хороши, когда так жирны, „что не продуешь“, когда в них много навару, то есть жиру. Деревенская кухарка не скоро может привыкнуть к тому, что бульон должен быть крепок, концентрирован, а не жирен, ее трудно приучить, чтобы она снимала с супа жир; „что это за варево, коли без жиру“…

По-мужицкому, кислота есть необходимейшая составная часть пищи. Без кислого блюда для рабочего — обед не в обед. Кислота составляет для рабочего человека чуть не большую необходимость, чем мясо… Отсутствие кислоты в пище отражается и на количестве работы, и на здоровье, и даже на нравственном состоянии рабочих людей. Уж лучше червивая кислая капуста, чем вовсе без капусты».

Рада — умница, вкинула нам кадушку кислой капусты. С клюковкой! А другие у торговцев прикупают.

Народ, вырвавшись из «холодная пища без масла раз в день» — трескает всё. Тем более — хранить негде, большинство припасов надо съесть быстренько. Но у нас… где ж она такого дурня в кухари нашла?

Я — человек тихий. Про таких говорят: «в еде — не переборчив, в одежде — экономен». Нашёл себе куль со ржаными сухарями и грызу помаленьку. А половина нашей хоругви весь вечер сидит в кустах, издавая «запахи и звуки».

Обычно нас ставят на деревенский выгон возле селения. С вечера выгребаем к чистому, чуть подёрнувшемуся свежей яркой зеленью, месту. Утром уходим от вытоптанной, «убитой» земли, с язвами-пепелищами костров, от порубленного, поломанного, ободранного леса.

Про туалетную бумагу объяснять? — Лес — голый: листья обдирают со всего — новых лопухов ещё нет.

Уходим от полосы дерьма, окружающей воинский лагерь за одну ночь по всему периметру. Две ночи на одном месте — не стоим. Толпа людей настолько отравляет природу в месте своего пребывания за одну ночь, что на другую — можно и самим потравиться.

Воинство «по-большому» обычно бегают «в кустики». Но «малую нужду» — «богатыри святорусские» сливают в реку. Часто — по-хоругвенно. Выстраиваются строем и сравнивают: у кого струя дальше добьёт. Юнцы, блин. Дети, мать их…

Отсюда же, из реки, набирают воду для похлёбки, для мытья и питья.

«Выше по реки живут плохие люди. Когда наши женщины идут по воду — плохие выходят из своего города и мочатся в реку» — это не только записки путешественника о Тибете 19 века, это будни православного воинства. Впрочем, воинства любого вероисповедания в эту, во все предшествующие и большую часть последующих эпох.

Коллеги-попаданцы! Вы из унитаза напиться не пробовали? А что ж так? Там-то чистый белый фаянс, который можно надрать до желаемого уровня чистоты, там всяких… пиявок нету.

Кипятить? — Кипяти. На сыром зелёном лесе, от которого лезет во все стороны едучий дым, ещё более усиливающий раздражение голодных, злых, намахавшихся за день веслами, мужиков. Знакомых, малознакомых, совсем незнакомых…

У каждого — свои тараканы.

В такой толпе — индивидуальные тараканы собираются в стаи и перекрёстно размножаются. Чья-то глупость, особенность, просто манера говорить или делать — вдруг распространяется, «овладевает массой». Какое-то время все вдруг начинают говорить при встрече:

– Привет, братан!

И совать кулаком под микитки. Или носить поверх одежды маленькие иконки. Именно — Димитрия Солунского. Или требовать на завтрак обязательно конского щавеля:

– Чтоб стоял! В соседней хоругви мужик есть. Так он кажное утро пучок съедает. Сказывал — наипервейшее средство!

Глава 313

Через несколько дней эта мода пройдёт. Но пока — прислугу, младших и подчинённых, каждую ночь, через «полосу минного поля», гоняют в лес — искать в темноте эти листики. А там…

За средневековыми армиями постоянно идут волчьи стаи, летит вороньё. На месте стоянки всегда остаётся куча объедков. То, что не сгрызли зубы «лысой обезьяны» вполне сгодиться какой-нибудь мохнатой или пернатой морде.

Падальщики, мусорщики, «санитары леса».

Среди двуногих, кроме птичек, есть и бесхвостые. Только силы у хомнутых сапиенсов — больше, и соображалка — мощнее.

Со стороны глядючи, иной раз, и не отличишь: с какой стороны пограничья — полосы лагерного дерьма проживает конкретная обезьяна. Наша она, или — приблудная. Пока «обезьяна» не начнёт себя «вести». А это уже бывает поздно. Особенно — для слабых и малых. Больных, пьяных, отставших…