В. Бирюк - Стрелка Страница 9

Я не Сталин — людей среди ночи по телефону не дёргаю. Да и телефонов тут нет. Просто люди разные: одни ложатся поздно, другие встают рано. Я и к тем, и к другим поспеваю.

С утречка можно в физамбар сбегать. Такой амбар, в который я разных тренажёров, из брёвнышек понаделанных, поставил. Зимой ещё и отапливается — красота!

Как было правильно сказано: «Всё — во имя человека. Всё — для блага человека». А человек здесь, как уже неоднократно было объявлено — я.

А тут — поход. И это… напрягает. Дело не в деле — грести мне уже нравится. Тем более, я вырос и гребун ныне — из лучших. А вот мелочи… задалбывают.

В Пердуновке горячая вода — во всякий час. А здесь — набрал котелок, разложил костерок, подождал часок… Потом котелок отмывать холодной водой с песком.

Не смертельно. Но после дня с веслом на солнышке — хочется быстренько сполоснуться. Очень хочется.

Спать на земле, овчинку на лапничек постелив да кафтаном накрывшись — без проблем. Но эти же придурки вопить начинают:

– Боярич взбесивши! Боярич по ночам ходит! Глаз не открывает! Рычит по волчьему!

Насчёт «рычит» — костровой врёт нагло. Я сплю тихо. Хотя и подвижно: каждые четверть часа встаю на четвереньки и делаю круг по постели в разные стороны — девчонки мне всё про меня рассказывали.

Но остальные же воины вовсе в испуг впали!

– Бесноватый! Бесами обуянный! Оборотень!

Крест показываю — не помогает.

– Во! Оборотень с крестом! Осину! Осину ищи! Кол вырубим и…

Лазарь кинулся успокаивать — не слушают.

– Ты, боярич, ещё молодой, жизни не видал, с нежитью не воевал…!

Ну, конечно. Они тут все — сплошь ветераны сражений с зомбями и некромантами! Мантикор с василисками сапогами запинывают!

Пара дурней вопит, остальные стоят глаза выпучив. Тут уже и я обозлился. Экие невежи! Оборотня — нежитью называют! Ты ещё вампира покойником назови! Он же живой — только спит в гробу и режим питания… специфический.

Вытащил свои «огрызки заспинные», давай перед собой лезвие об лезвие потачивати:

– Ну что, дурни стоеросовые, кому охота поиграться-побегати? На один нож насажу, другим розочку вырежу. Подходи, не толкайся. Всяк свое получит, всяк своей кровушкой умоется. Где там обещанный кол осиновый? Долго ль ждать добру молодцу угощения? Ох, попотчую я вас — вашим собственным! Засажу дреколье крикунам в задницу, хорошо вобью — сопли с носа вылетят.

Народ приутих малость. А у меня за плечом Сухан топоры свои вытаскивает. Грустно так. И начинает, повторяя мои движения, водить лезвием по лезвию.

Тут снова Лазарь влез:

– А ну осади! Он мой гость! Он мой друг! Прекратить безобразие! Я — ваш командир! Присягу помните? Прекратить!

Мда… командир из него… Не те слова, не в той тональности… Не хватает нашему петушку басовитости.

Побухтели, осинку на дрова порубили. Сошлись на том, что мне надо к попу идти. Чтобы окропил. Святой водой, а не тем, что вы подумали.

Отвели меня, мало — не под конвоем, к нашему походному батюшке. Обретается сей слуга царя небесного поблизости от царя земного — у шатра княжеского.

– Оборотень?! Бесноватый?! Ахти мне! Тьфу-тьфу-тьфу! Святый боже, святый крепкий, спаси мя и помилуй! Изыди-изыди-изыди!

– Ну что, мужики? Удостоверились? Дымом не изошёл? С вонью под землю не провалился. Чего ещё надо?

Попец понял: все — нормальные. Начал вещички свои собирать — караван вот-вот сдвинется, да вопросы спрашивать:

– А ты хто? А на исповеди давно ли? А у святого причастия…

Но когда до него ответ на первый вопрос дошёл:

– Иван Рябина, смоленский боярич, сын славного сотника храбрых смоленских стрелков Акима Яновича Рябины…

— тут его и переклинило. Бородёнкой своей трясёт, воздух заглатывает:

– Ап, ап… Смоленский?! Смоленского?! Боярина?!!! Сотника стрелков?!!!

Рожок пропел, народ забегал быстрее: «До отправленья поезда осталось пять минут». В смысле — каравана. И мы — разбежались.

Мне всё это — очень не понравилось: я же беглец от князя Смоленского. В здешней терминологии — вор государев. Мне сильно отсвечивать… нежелательно.

Но я ж ничего не делал! Просто спал! Так, как мне удобно. А аборигены чуть кол осиновый в брюхо не загнали! Придурки предканутые… Или правильнее: предки придурковатые?

Вот, пришлось со служителем культа пообщаться. Теперь он кинется к Тверскому князю: «У нас в войске — вражий соглядатай!».

Смоленские рати лет семнадцать назад здесь не худо прошлись, весь Волжский верх — в пепел выжгли, только полону семь тысяч взяли. Помнят смоленских здесь, помнят. И конкретно — стрелков. Вот, конкретно, на этом месте. На холме пепелище уже заросло, но, пока свежая листва не закрыла, видны обгорелые венцы домов бывшего селения.

Место это… в моё время и не увидишь — устье Шоши, дно Московского моря.

Болотистая низина с несколькими холмами. Сейчас, в половодье — залита под края, лес вокруг — «по колено в воде» стоит. А тогда, зимой, стрелки подошли вплотную к поселению.

Ещё один город постройки Долгорукого, так и назывался — Шоша. Был.

Аким тогда наглядно продемонстрировал превосходство своих «новогородских берестяных луков» над местными. Почти все защитники так на валу и остались. Потом смоленские, новгородские, волынские ратники лезли через верх как к себе домой.

Нехорошо получилось, начальство теперь загрузится — кто я и зачем я? Придумает себе страшилку, и будут мне от этого разные бяки. А что делать? — Врать-то мне нельзя. Сам запрет придумал — сам исполняю.

Гребу, грущу да на ушкуи любуюсь.

Кроме четырёх княжеских лодий с тремя дощаниками, в караване идёт шесть лодей с пятью боярскими хоругвями. А третьим сортом у нас — охотники.

На «Святой Руси» всегда есть люди, которым заняться нечем. Или, в данном случае — охота сразится за веру православную, за князей добрых, за землю Русскую. И прибарахлиться маленько.

Гридни воюют — за жалование, бояре — за вотчину. А охотники — за свой интерес. В формате — хабар и полон.

На самом деле, и боярские хоругви состоят, в немалой части, из «охотников» — из тех, кто своей охотой пошёл.

Вокруг каждого боярина — куча народу. Слуги — теремные и дворовые, смерды в вотчине, вольные крестьяне и горожане.

«Клиентские отношения» — не только в Древнем Риме. Живёт себе сапожник в городе, шьёт сапоги боярскому семейству. А тут у него сынок подрос — надо бы отделять. А имение-то отделять… не хочется. А тут — поход.

Идёт сапожник к боярину — просит сынка в хоругвь взять. Сходит сынок на войну, принесёт хабар. Глядишь, и девку гожую приволочёт.

Найти себе жену в «Святой Руси» — не просто. А притащит полонянку… Тогда и на свадьбу сильно разорятся не надо.

«В предпоследнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий. Из Туретчины привел он жену — маленькую, закутанную в шаль женщину. Она прятала лицо, редко показывая тоскующие одичалые глаза».

И не важно, что будут трепать бабы по посаду:

«Хоть бы баба была, а то так… Ни заду, ни пуза, одна страма. У нас девки глаже ее выгуливаются. В стану — перервать можно, как оса; глазюки — черные, здоровющие, стригеть ими, как сатана, прости бог».

Лишь бы полонянка порчу не навела:

«Шепотом гутарили по хутору, что Прокофьева жена ведьмачит. Сноха Астаховых божилась, будто на второй день троицы, перед светом, видела, как Прокофьева жена, простоволосая и босая, доила на их базу корову. С тех пор ссохлось у коровы вымя в детский кулачок, отбила от молока и вскоре издохла».

Вот такая была бабушка у славного русского казака Григория Мелехова. Да и у него ли одного?

«Тебя не тронем, а бабу твою в землю втолочим. Лучше ее уничтожить, чем всему хутору без скотины гибнуть…

— Тяни ее, суку, на баз!.. — гахнули у крыльца.

Полчанин Прокофия, намотав на руку волосы турчанки, другой рукой зажимая рот ее, распяленный в крике, бегом протащил ее через сени и кинул под ноги толпе. Тонкий вскрик просверлил ревущие голоса».

Одна ли она такая была? Полонянка, убиенная доброхотным собранием простых русских людей.

В нашей хоругви «охотников» нет: у Лазаря нет ещё славы, нет примеров успешного грабежа, удачливости. В других хоругвях — и поболее половины бывает. Бояре своих слуг берегут, дома придерживают.

Цель существования боярской дружины — защита жизни и имущества боярина. Пока боярин в вотчине — оба охраняемых объекта вместе. Охраняешь один — цел и другой. А вот когда в поход идти… Поэтому до половины бойцов остаётся в вотчине. Наиболее верные, надёжные. Способные и неполным составом отбиться от обычных угроз.

Недостача «по головам» восполняется… разными. Преимущественно — добровольцами со стороны. Опять же: своего человека надо в поход собрать, вооружить. «Охотник» — приходит со своим оружием и припасом.

После удачного похода, вернувшиеся в свои «миры» крестьяне крестьянствуют дальше, вспоминая по праздникам во хмелю, свои храбрости да товарищей боевых.