Олег Северюхин - В лабиринтах тёмного мира Страница 11

Подвешивание на дыбе и пытки огнем. Тут Россия не сильно отстала от Запада, хотя Запад в этом отношении более изощрен и технически силен. Непонятно, кем был убит этот человек и где он побывал.

Раздавленный череп, расплющенные конечности и посадка на острую пирамиду – это все из арсенала инквизиции, потому что требуются специальные приспособления типа «испанского сапога» для конечностей и головы, а также «кресла иудеев», которое до сих пор применяется в Латинской Америке с добавлением контактов электрического тока.

Оскопление. Как ни странно, но это самый распространенный вид расправы с врагами. Ассирия, Вавилон, Египет, Греция, Рим, скифы, арабский Восток, Ирландия, Африка, Монголия, Китай, Германия по закону от 1938 года, Югославия. Даже во Франции во время Варфоломеевской ночи придворные дамы с любопытством рассматривали размеры детородных органов поверженных гугенотов и отрезали их.

Надрезы и воздействие на нервные окончания. Этим баловались американские индейцы. Они надрезали пленникам руки и ноги, наматывали на палочки нервные окончания и крутили их, радуясь мучениям врагов. Вероятно, отсюда и пошло выражение «мотать нервы».

Земляки Чингачгука Большого Змея, гуроны и ирокезы, делавары и другие индейцы еще заталкивали в мочеиспускательный канал палочку с маленькими шипами и крутили ее, прыгая от радости при мучениях пленников.

Удар сверху под ключицу прямо в сердце широким и длинным обоюдоострым орудием это уже чисто римское действо. Так казнили децимируемых легионеров и преступников, не приговоренных к другим видам смерти.

В Риме же любили наблюдать за мучениями человека, который погибал от разрыва почек. Его поили молодым вином, а затем перевязывали мочеиспускательный канал.

Если говорить о древнем Риме и существовавшей там системе пыток в отношении инакомыслящих и правонарушителей, то этому государству и ее правителям нужно устраивать новый Нюрнбергский процесс вместо восхищенных аханий и оханий по поводу их достижений и вклада Рима в мировую цивилизацию.

Глава 15

Классификация жертв отеля «Lissabon» не внесла особой ясности, а наоборот дала повод думать о том, что в наше время могут врываться представители других эпох и стран.

Представьте себе, что в открывшееся окно хлынет конница Чингисхана, начнет рубить всех подвернувшихся под руку и грабить магазины и бутики.

Я обошел все коридоры отеля, осмотрел стены, особенно в тех местах, где были обнаружены трупы и не нашел ничего такого, что могло бы быть неестественным или являлось следом совершенного преступления.

По-моему, этап единоличного сыска закончился. Нужно идти к народу.

Почти неделю я потратил на беседы с горничными и без какого-либо результата. Зато беседа с одной из уборщиц вселила в меня уверенность в том, что дело будет раскрыто.

Пожилая женщина лет за пятьдесят, оглянувшись по сторонам, шепотом сказала, что она раза три чувствовала, что сходит с ума, когда ее рука с тряпкой вдруг проваливалась в стену, как будто та сделана из воздуха. Повторное прикосновение к стене все ставило на место. О своих наблюдениях они никому не говорила, потому что когда одна из уборщиц заикнулась о том же самом, то ее подняли на смех, отправили на медицинское освидетельствование и вообще уволили по медицинским показаниям. А ей до пенсии осталось совсем немного, и она надеется, что я никому не расскажу об этом. Мне же она рассказала об этом только потому, что не могла держать это в себе, и ей нужно было перед кем-то выговориться.

Соотнести по датам эти невероятные случаи невозможно и нужно искать окна самостоятельно. Рассказ слесаря Никифорова о том, что на стене висел кусок брезента, вызывает сомнения. Брезент могли видеть другие люди, и они вряд ли бы забыли об этом.

Еще один момент. Трупы найдены на трех этажах. На 4-м, 5-м и 6-м. Уборщица работала на этих же этажах. И Никифоров был в апартаментах на 6-м этаже. Одно совпадение – случайность, два – это уже система. Уборку проводят в вечернее время, чтобы не мешать постояльцам, и Никифоров был вызван в номер в такое же время. Следовательно, окна открывают примерно в полночь. Как в легендах о нечистой силе.

На эту тему даже Лирика посетила меня, и я в один мах написал:

На старой пластинке царапины щелкКак будто секунды в огромных часах,Вот время двенадцать и бархат, и шелк,И блеск бриллиантов при ярких свечах.

Их говор французский понятен вдруг мне,И сам я француз, капитан де Тревиль,А в призрачном парке при ясной лунеДве пары порхают, танцуя кадриль.

Я парень не робкий, но в День всех святыхХотел бы сидеть за накрытым столом,И женщины рядом, и в вазах цветы,И с кем, не поймешь, мы шампанское пьем.

Мне крестик нательный поможет найтиПодругу на счастье в телесной плоти,Под утро разносит петух всем пути,А кто не успел, так тому и платить.

Ересь какая-то и на ночь глядя.

А, может, нечистая сила, которая жила на кладбище и вынудила прораба требовать расписку о том, что ему действительно приказывают начинать работы в этом месте.

Буду проверять. Начну с четвертого этажа, потом на пятый, потом на шестой. Буду ходить и хлопать рукой по стенам. Представил я это и улыбнулся, вспомнив старый анекдот.

Начальник поезда видит, что человек в чукотской одежде идет вдоль состава и стукает головой по вагонам.

– Ты что делаешь? – спрашивает его начальник.

– Однако, мягкий вагон ищу, – отвечает тот.

Может, и мне головой по стенке стучать, чтобы умным быть?

Головой я стучать не стал, но сделал себе кавалерийский стек с ременной петлей на конце. Я проходил по коридору и прикасался им к стенам. Сколько я мог так ходить в поисках окна? Год, два, три? Не знаю, но раз взялся за проверку, то нужно проверять. Что будет, если исследователи при первых же неудачных опытах бросят всю исследовательскую деятельность? Случится катастрофа. Мы так и будем жить в каменном веке, потому что кто-то, кто бросал камни в костер и прекратил это делать, заявив о бесперспективности этого дела. А в другой стране продолжали бросать камни в костер. И вдруг из одного камня потекла блестящая жидкость, которая, застыв, превратилась в очень твердое вещество, из которого стали делать наконечники для стрел, навершия для копий и мечи для войны.

А из другого камня, брошенного в костер, полилась блестящая желтая жидкость, которая, застыв, превратилась в золото.

Так и я ходил ночной порой по коридорам, пугая уборщиц и постукивая по стенкам своим стеком. И нельзя пропустить хотя бы одно дежурство, потому что в этот пропущенный день обязательно случится то, ради чего затевалась вся катавасия.

Как я внутренне и предполагал, все случилось двадцатого июля, в Перунов день.

В тот день, вернее – в ночь, я шел по полутемному коридору четвертого этажа и касался стен своим стеком. Так ходят слепые, постукивая впереди себя палкой. Если палка опускается ниже привычного уровня, то это значит, что впереди яма и нужно искать обход. Точно так же и у меня в простенке между дверями двух апартаментов, занимающих всю правую часть четвертого этажа, стек как бы провалился в стену, не встречая никакого сопротивления.

Я был в некотором замешательстве, хотя ожидал именно этого. Я доказывал себе возможность этого, но внутренне не верил в эту возможность.

Многие люди у нас ходят в церковь, ставят свечи в шандалы и усердно крестят лбы, внутренне не веря в существование Бога. Так, отдают дань моде. И для них явление Христа воочию было бы таким же потрясением, как и для меня, почувствовавшим пустоту в монолитной стене.

Я подошел и, как неверующий Фома, сунул туда руку. Никакого сопротивления. Пустота. Я помахал рукой и не почувствовал никакого препятствия. Закрыв глаза, я сделал шаг в неизвестность.

Что-то теплое и наполненное запахами конюшни пахнуло на меня. Открыв глаза, я был ослеплен ярким солнцем и обдут легким ветерком, принесшим сильный запах от свежей кучи конских яблок, лежащих неподалеку. Я сделал полный шаг и очутился около глинобитной стены какого-то строения, из которого я вышел.

Приглядевшись, я увидел, что ко мне идут человек пять в странных одеждах балахонного типа и намерения у этих людей явно немирные.

Я инстинктивно сделал шаг назад, чтобы вернуться туда, откуда я пришел, но моя спина упиралась в стену. Повернувшись к стене лицом, я стал быстро ощупывать ее, отыскивая окно. Но ничего не находил. Потом что-то ударило меня по голове, и наступила темнота.

– Слава Богу, – подумал я, – я уже дома.

Глава 16

Я очнулся у той же стены. Голова болела. Плечи, руки и ноги горели как от ожога на пляже. Я лежал на каменистой земле в одних трусах и порванной майке.