Михаил Логинов - Битва за страну: после Путина Страница 12

— Про водку? — вздохнул Батяня.

— Про нее самую.

Макс уже успел сесть, нарочито вздохнул, заметил: «Михаилу Викторовичу надоели сравнения со Сталиным, хочет, чтоб и с Горбачевым теперь сравнили».

Столбов махнул на него рукой: молчи, трепло.

— Предложения были собраны, исследованы, пора подводить итог, — сказал президент. — Общий смысл понятен и прост: любые напитки крепче четырех градусов должны для населения стать малодоступны. А для граждан, не достигших двадцати одного года — недоступны вообще. Подростковое пьянство само по себе — административное преступление. Штраф или арест на сутки. Сумма снижается, арест отменятся при условии, если юноша-девушка укажут, где им продали водку.

— Без исключений? — спросил Батяня.

— С одним, — уточнил Столбов, — если у юноши до двадцати одного года государственные боевые награды. Такому налью сам. Других исключений не ждать.

Прочие антиалкогольные меры выглядели столь же грозно. В крупном поселке или небольшом райцентре, тысяч на десять жителей, мог быть только один винный отдел. В райцентре покрупнее — два или три. В областном центре — побольше, но при соблюдении пропорции: одна точка торговли спиртным на двадцать пять тысяч жителей. Так же и в областных городах. Этим отделам полагалось торговать с десяти до восьми вечера, воскресенье — выходной. Почти шведская система.

Правда, гуманнее, чем у скандинавов. В крупных магазинах отделы останутся. Но именоваться они теперь будут «элитными», без всяких «народных» и «президентских» водок или пакетов крепленой синтетической бормотухи. Впрочем, баночные коктейли и прочая дешевая химическая дрянь запрещалась повсеместно. Шампанское, виски, мартини, прочие ингредиенты для коктейлей, водка многократных очисток — пожалуйста. Но с двойной наценкой. Принцип был, как и в случае с казино: невозбранно портить себе печень могли лишь богатые россияне.

Ресторанам и прочим сидячим заведениям было бы чуть легче. Но принцип тот же: дешевую рюмку не налить и там. А совсем уж дешевым рюмочным и забегаловкам пришлось бы закрыться.

Возрождались лечебно-трудовые профилактории. За количеством и даже охватом не гнались: лишь там, где найдется квалифицированный персонал. Направлять туда планировалось по решению суда, а выпускать — когда вылеченному гражданину обеспечены жилье и работа.

— Ну и до кучи, — Столбов показал двухлитровую бутыль с жидкостью цвета разведенной марганцовки. — Называется эта радость «Три семерки», к напитку юности отношение имеет разве что по цене. Сделано во Владикавказе. Подготовить, причем оперативно, технические изменения в госрегламент, чтобы такой коммерческий терроризм был бы исключен.

— Насчет кавказской бормотухи — согласен, — неторопливо сказал Батяня. — Насчет остального не уверен. По деревням начнут гнать «табуретовку», в городах появятся пьяные углы.

— И будут покупать стеклоочиститель, — усмехнулся кто-то.

— Сказка, — резко возразил Столбов. — Вся русская интеллигенция знает рецепт коктейля «Сучий потрох». Таня, помнишь?

Татьяна, склонившись к ноутбуку, строчила очередное письмо-рекомендацию по сегодняшним утренним событиям. Услышала, ответила будто готовилась:

— Пиво «Жигулевское» — пятьдесят грамм, шампунь «Садко — богатый гость» — тридцать грамм. Резоль для очистки волос от перхоти — пятьдесят грамм…

— Семьдесят грамм — перебил ее Столбов. — А ты его пила?

Татьяна буркнула, что «сучий потрох» такая же романтика, как «вересковый мед»: все читали, никто не пил.

— Вот именно, — кивнул Столбов. — Вся интеллигенция знает рецепт «Сучьего потроха», но не пьет. А также знает, что народ гонит по деревням первач. На самом деле, если взяться резко, чтобы все видели: не болтовня, то самогонная партизанщина будет по минимуму. Сначала много воя и плача, разные жуткие истории: там инвалида в очереди задавили, там денатурата хлебнули. Потом, лет через пять, пойдет честная статистика: раза в два меньше пьяных травм, смертей и зачатий. Только по горбачевским реформам эта статистика была опубликована, когда спирт «Ройяль» продавался во всех киосках, двадцать четыре часа в сутки.

Спор насчет самогона продолжался.

— Вот скажи, деревенский детектив, — обратился Столбов к белобрысому парню, почти одного возраста с Максом, — сдохнет русская деревня от спиртовых суррогатов, если сработает проект «Антиводка»?

— Так я же работал на земле не в совсем русской деревне, — смущенно улыбнулся парень. Что было понятно — на таком серьезном совещании, он присутствовал второй раз.

— Хорошо, сдохнет ли русско-чухонская деревня?

— Нет, — уверенно ответил парень. — Любители суррогатов вымерли в девяностые. Кто не пьет — тот не будет. Остальные станут затовариваться заранее, если повод.

— Будем считать — финальная реплика, — подытожил Столбов. — Что же, проект «Антиводка» разрабатывается, доводится, объявляется народу.

Белобрысого парня звали Кирилл Степанов, был по званию капитан полиции, жил до недавних пор в Ленинградской области. В прошлом году, когда полпредом округа стал Столбов, на Таллиннском шоссе, «земле» Степанова, произошла автокатастрофа с машиной, официально перевозившей бананы, а на самом деле — синтетические наркотики из нового порта в Усть-Луге. Степанову грубо объяснили, что два сгоревших транспортных средства и один труп ему померещились.

Капитан не утопил обиду в водке, не выложил в инет гневное обращение, а связался с полпредом, тот дал совет и вооруженное подкрепление. И вот в дымном августе — небывалая сенсация: капитан из райотдела, с двумя экипажами ДПС, накрыл перевалочную базу и контейнеры с веселыми таблетками, общей стоимостью в консолидированный месячный фонд полицейской зарплаты всей Российской Федерации.

— Ты не боись, — говорил тогда Столбов. — Это, конечно, серьезная гопота, но она не мстит. Сомневаешься? Давай пари держать, что не отомстят. Ты всяко в выигрыше.

Степанов тогда посмеялся, пари не состоялось.

Прошло полгода. Столбов стал лидером России. С прежним мобильным номером расставаться не спешил. И однажды позвонил ему Степанов.

— Михаил Викторович, узнали?

— Степанов? Привет, шериф.

— Здравствуйте, вождь всея Руси. Помните, мы спорили, что со мной ничего не будет?

— Было дело. И?

— Проиграли вы спор, Михаил Викторович.

— Понял. На что спорили?

— Не помню. Но если на «американку», то берите меня к себе. Иначе убьют.

Запись в ЖЖ известного блогера zloyfaker.

«Фотий в гробу полеживал с приятностью.

В доме графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской на Дворцовой набережной он устроил себе подземную келью. Посередине кельи — гроб. Фотий спал в нем ночью, а иногда и днем отдыхал».

Так, по версии Мережковского, развлекался один из самых мрачных русских мракобесов XIX века. Сегодня утром Лидер всея Руси решил поиграть в такую же игру. Улегся в гроб и стал следить через хрустальную крышку, как страна обсуждает эту приятную новость в твиттерах и фейсбуках.

Вот одно непонятно: зачем потом вылез из гроба? Лучше бы там и остался. И ему приятно, и нам хорошо.

21.45

— Ну что, Миша, еще один день прожит?

— Танюша, прикалываешься, — недовольно произнес Столбов, вспомнив утреннее происшествие.

— Нет, серьезно.

Как-то так сложилось, что Татьяна называла Столбова «Мишей» лишь раз в день. Происходило это вечером. Запланированные дела отработаны, нерадостных неожиданностей не предвидится. Ну, разве что совсем уж дурных событий, о которых положено докладывать двадцать четыре часа в сутки.

Кремль напоминал подводный крейсер: огромен, как дом на триста квартир, а уютных помещений почти и не найдешь, весь предназначен для боя. «Каюту» для Столбова выделить смогли. Для Татьяны нашлась тоже, по соседству, чуть поменьше.

Сейчас она собиралась к себе. Понимала: Столбову нужно вечернее одиночество. Прежде, в зимовецкие времена, он имел его, сколько хотел и когда хотел. Принадлежал себе. Теперь, простите за пафос, принадлежит России.

Принадлежит ли он ей? Хоть чуть-чуть? Об этом Таня предпочитала не думать.

— День прожит, и ладно, — сказал Столбов. — Вы-то как себя чувствуете?

— Прекрасно. Я готовилась к большому интервью, он меня слушал и запоминал.

Первое УЗИ Татьяна сделала в январе. Как и предполагала, был парень. На всякий случай она уже сейчас вводила его в курс государственного управления.

Ночевать под одним одеялом с мужем врачи не рекомендовали. Вот и еще одна причина, по которой вечера они проводили раздельно.

— До завтра! — Татьяна поцеловала Столбова и вышла.

«Сейчас ему самое время накатить сто грамм и выбраться какой-нибудь тайной калиткой в город, снять номер для особо ценной „бабочки“. Ну почему мы, девочки, такие добрые, а мысли у нас такие сучьи», — подумала Таня уже за дверью.