Кайл Соллей (СИ) - Тимофей Кулабухов Страница 12

Айон в раздражении шлепнул обоими руками по ручкам кресла.

— Ладно. Хитрый и подлый граф нам не помощник. Как водится, нам никто не поддержка. Конечно, предупредим Рэне и Кирка Голодного. Что теперь станут делать уродцы Фарлонги? Мы не знаем. Надо укрепить стену, проверить ворота. Из отряда только половина, остальных увел Аластрион. Пока вернет — оставшиеся состарятся и помрут. Велю Оливеру кинуть клич, наймём новую дюжину из молодых сельских дебилов. Желающие наверняка есть. Что скажете?

Матушка с печалью в голосе посмотрела в окно.

— Аласси не вернется. Будь проклят король. Чувствую так. Нанимай кого хочешь.

Отец слегка опешил, но принялся успокаивать мать, что все будет нормально. Она молчала и держалась ровно, но на глазах её выступили слезы. Наконец он обратился ко мне.

— Что скажешь?

— Исходя из того, что знаю, Фарлонгов надо убить. Вражда длится почти двести лет. Они мстят за убитого на дуэли пращура.

— Длится. Кровная месть, не вражда. Это значит, пока умрут они или мы. Так бывает. Тот первый Фарлонг был убит пьяным около нужника на свадьбе тогдашнего герцога. Звали покойничка Юлиус, про нашу прапрабабку лишнего болтал, а наш-то прапрадед Айк послал его дальше овец трахать. Фарлонг начал мечом махать, тогда Айк снес ему голову как гнилую тыкву, ещё и шлем с мечом забрал. Трофей. Говорят, брат деда Гверанн, даже помириться пытался, шлем вернул, меч-то давно потеряли, но не вышло, они его поймали, между двух берёз растянули и разорвали. Месть. Кровь зовёт. Убить их всех — мечта. А реальность, это мост и стены. Надо прочесать окрестности, может, где следы их лагеря или лазутчик. Завтра объедем земли.

— А за Аластриона сам переживаю, — тихо добавил он.

* * *

Утро. Раньше, чем диск солнца выкатился из-за холма, замок покинул Айон Соллей, я и недовольный ранним подъемом Снорре. Верхом, налегке, на свежих лошадях. Ездить верхом я не умел.

Первое селение находилось сразу возле замка, всего в половине лье, между холмами и представляло собой два десятка хаотично разбросанных домишек, грязных, крытых позеленевшей соломой, частично вросших в землю.

— Наш пращур был с острова Маннин, хотя и не норд. Нанялся к тогдашнему герцогу Арморики. После победы над злыми нордами получил за службу эту землю. Многие тогда стали баронами. Наш обошёл свои владения и нашёл Красный остров подходящим для замка. А может, там укрепления от древних оставались? Согнал всех крестьян-сервов и заставил строить. Сначала деревянный частокол, хижины для воинов, для семьи, вал отсыпали. Не знаю, сколько длилась первая стройка, но часть сервов переженилась, детишки там, огороды, ну и осталась тут жить. Место между холмами теплое, поэтому сами же крестьяне так его и назвали. Теплое. Говорят, тепло из-за кузниц подземных колдунов-двергов, но это ж вроде как ересь, капеллан говорит, что двергов не существует. Правда, за горшок вина учит крестьян как молитвами отвадить несуществующих карликов. Нестыковка. Как барон я в такое не лезу, пусть люд сам живет. Ты слушаешь меня, Снорри? Тоже мотай на ус.

Снорре и, правда, слушал, даже рот слегка разинул. Раньше он тут по холмам сам шмыгал как крыса, теперь под защитой барона Соллей приосанился. Были бы у него от природы перья — он бы их распушил.

— Арморика, сын, это край мира. Вроде так это древнее название и переводится. Туда, на запад — мир кончается. Только бесконечный океан. Атлантика. Или для простоты — море. С этими словами вечная путаница. Океан говорят, чтобы подчеркнуть, что он большой и это край света. Конечно, к северу, через Армориканское море — англы, к югу и на восток, франки. Но тут — граница вселенной. Каждый слышал, что на краю мира должны быть какие-то твари, слоны или демоны, которые держат мир на спине черепахи. И каждый знает, что это бабкина брехня. Нет никакой черепахи, доедем до моря — увидишь. Другое дело, край мира, а тут крестьяне на своем диалекте всеобщем балаболят. И норды шастают, вон один в зубах ковыряется. Селения у них свои. И англы, саксы, франки с фламандцами. Германцы есть. Болотники вообще говорят — что потомки древних. Встретишь какого ещё инородца, не удивишься. Получается не край мира, а проходной двор.

Отец, не торопясь провел нас по пустой «главной улице», где единственным живым существом был пятнистый кот, перебежавший дорогу, потом сквозь селение куда-то на север. Кругом постоянно сменялись холмы, редкие леса, кустарники, пару раз из зарослей показывались волки, но сразу бесшумно исчезали. Взлетали потревоженные птицы. Однажды дорогу перебежал заяц. Если кривую, необорудованную тропу можно вообще считать дорогой. Из-за густоты зарослей вокруг тропы не всегда можно было видеть окрестности. С точки зрения военной безопасности это никуда не годится — сотни мест, подходящих для засады. Зато земли Соллей не были болотами, как я решил сперва. Или не только болотами.

Барон как будто прочитал мои мысли и принялся рассказывать про земли. Владения вытянуты с севера на юг неправильным куском. Рассечены рекой. В центре замок и село Теплое. Чуть севернее Дуболесы, село угрюмых, сравнительно высоких крестьян, которых ужасно раздражала привычка соседей искажать их названия, превращая в разнообразные оскорбительные эпитеты с использованием слова «дуб». На северном краю земель кусочек тракта, то есть важной транспортной артерии Герцогства, где стоял трактир «Пьяная цапля». С юга земли Соллей упирались в море. Река Одд впадала в Слепую бухту, где жили рыбники, а за рекой болота, там деревушка болотников, те жили обособленно и отличались от прочих именами, внешностью, речью и укладом жизни, что, в общем-то, никого не трогало. Когда-то был ещё хутор малореченцев, но неизвестные бандиты сожгли его и всех убили. За одну ночь. Барон никому не успел помочь, даже не знал, кому мстить. Но это было почти десять лет назад. Теперь там только обгорелые островки зарастают сорной травой.

Земли были бедны, как большинство таких же баронских владений. Взрослых трудоспособных крестьян, считая лет с двенадцати — четырнадцати меньше двухсот, а то и полторы сотни. Мало пахоты, нет дорог, вообще ни одной, нет моста через реку, только переправа из плота с большой палкой вместо весла. Нет садов, нет производства, кроме убогого кустарного, вроде плетения корзин.

Крестьянки рожали без устали кто по десять детей, кто и по двадцать, но не могли