Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка Страница 15

Когда дверь в смежную спальню отворилась, Тео даже не подняла глаза.

– Я бы предпочла, чтобы ты сейчас оставил меня одну, – сказала она, проглотив комок, подкативший к горлу. – Я в полном порядке. Я не проронила ни единой слезинки из-за этих дурацких статей. Полная чушь, вот и все.

Разумеется, он не ушел. Краем глаза Тео заметила какое-то движение, а затем вдруг оказалась в объятиях мужа, сидевшего на ее постели.

– Я уже слишком большая, чтобы сидеть у тебя на коленях, Джеймс, – задыхаясь, пробормотала Тео. Заметив, что халат мужа распахнулся и его грудь теперь полностью обнажена, она добавила: – К тому же ты не совсем одет.

Проигнорировав ее слова, Джеймс сказал:

– Все они – наглые ублюдки, и я собираюсь завтра же утром разнести их печатные прессы на мелкие кусочки! – Голос его дрожал от гнева, но подобные эмоции овладевали им довольно часто.

– Разрушением печатных машин теперь уже ничего не изменишь, – пробормотала Тео. Она прижалась щекой к обнаженной груди мужа, предоставив ему бушевать дальше.

Как ни странно, Джеймс успокаивал ее, даже когда гневался. И он действительно видел в ней нежный цветок, маргаритку. Однако же… Тео не слишком-то часто думала о своем профиле, но она уже очень давно пришла к заключению, что наилучший эпитет, применимый к нему, – это слово «строгий». Но разве бывают строгие маргаритки?…

– Как ты думаешь, может, я уже ношу ребенка? – спросила она, когда Джеймс прервал свои гневные тирады, чтобы перевести дух.

Он издал какой-то странный звук и пробормотал:

– Какое отношение это имеет к произошедшему? Очень надеюсь, что нет. Я не готов стать отцом. Только посмотри, как плохо справился с этой задачей мой отец. Может, я никогда не буду готов.

– Я знаю, мы еще слишком молоды для этого, – сказала Тео. – Но если бы я забеременела, то моя фигура изменилась бы. У меня бы значительно прибавилось спереди. Наверное, нам следует снова попытаться сегодня ночью.

Джеймс внимательно посмотрел на нее.

– Ты имеешь в виду, что хотела бы походить на корову – как некоторые женщины? Хочешь приобрести вымя? – Он совершенно искренне содрогнулся и тут же добавил: – Вот это – прекрасный размер. – Джеймс положил ладонь ей на грудь. – В точности подходит для мужской ладони. Для моей ладони.

Тео была в прогулочном платье, которое скрадывало даже то малое, что у нее имелось спереди. Однако Джеймса, похоже, ее размеры вполне удовлетворяли. Она успокоилась, но ужасные воспоминания тут же снова нахлынули на нее.

– Не думаю, что смогу когда-нибудь выйти из этого дома. Всюду, где бы я ни появилась, люди стали бы называть меня «гадкая герцогиня». Ты ведь знаешь, что стали бы. И даже если они не скажут мне это в лицо, то все равно так подумают. Я не смогу этого вынести. Мне не хватит смелости.

На мгновение ладонь мужа сжала ее грудь, а затем он снова заключил ее в объятия.

– Все они идиоты, – сказал он, уткнувшись лицом в ее волосы. – Ты прекрасна.

– Нет, – печально ответила Тео. – Но с твоей стороны очень любезно, что ты так говоришь.

– Я не только говорю! – внезапно взревел Джеймс.

Тео невольно улыбнулась:

– Помнишь, что ты преисполнился решимости держать в узде свой буйный нрав? Ведь тебе уже исполнилось двадцать…

– Любой мужчина пришел бы в ярость от такой беспардонной лжи, оскорбляющей его жену! Завтра же я обойду редакции всех этих гнусных листков, называющих себя газетами, и схвачу за горло их владельцев. А потом…

Тео закрыла ему рот ладонью.

– Этим дело не поправить, Джеймс. Рисунки развесили повсюду. Я видела у магазина Хатчарда скопище людей, глазевших на витрину. А по дороге домой я поняла, что мой портрет в этом ужасном платье выставлен в каждой лавке. На меня навесили ярлык. На всю жизнь.

– Глупости, – возразил Джеймс уже спокойнее. – Многим людям присваивают неприятные прозвища, которые вскоре забываются. Ричард Грей какое-то время был известен как Крошка Дик[3]. А Перри Даббза – теперь он лорд Фенуик – прозвали Барвинком[4]. Затем все об этом благополучно забыли.

– Ошибаешься, Джеймс. Ты ведь вспомнил эти прозвища сразу же. Более того, держу пари, что большинство мужчин думают про Барвинок, когда встречают лорда Фенуика. – Тео помолчала в нерешительности. – А про Грея… это ведь намек на размеры его мужского органа?

– Полагаю, что так, – кивнул Джеймс.

– Думаю, маленький – огромное преимущество. Я уверена, что этому джентльмену следовало бы гордиться своим прозвищем.

Сдавленный смешок вырвался из горла Джеймса.

– Должен ли я сделать вывод, что ты ночью пострадала?

– Немного, – призналась Тео. – Я бы хотела, чтобы твой орган был поменьше.

– А я рад, что это не так. Хотя мне очень жаль, если я причинил тебе боль. Прости меня, Дейзи.

– Что ж, не так уж важно, какого размера у мужчины этот орган. По крайней мере мужчины не уродливы. А вот если сказать такое о женщине…

Джеймс снова сжал жену в объятиях.

– Ты вовсе не уродлива, Дейзи. Да и я не уродлив, верно?

Тео подняла на мужа взгляд.

– Ты потрясающе красив. И ты прекрасно знаешь это. Твой вид меня прямо-таки раздражает…

– Может, я и знаю это, но мне плевать на мою внешность. Однако у мужчины есть своя гордость. Почему же ты думаешь, что я женился на уродливой женщине?

«Потому что ты сделал именно это», – хотела сказать Тео, но прикусила язык. Она вовсе не собиралась убеждать мужа в том, что действительно уродлива. Джеймс и ее мать были единственными на свете людьми, не считавшими ее дурнушкой. И было очень приятно иметь рядом людей, не замечавших ужасной реальности.

– Я бы никогда не женился на уродливой женщине, – продолжал Джеймс с величавой убежденностью графа и будущего герцога. – У меня есть своя гордость, знаешь ли. Я женился на тебе, потому что ты очаровательна и прекрасна. И также потому, что ты не похожа на всех остальных девиц.

Тео фыркнула. Она не плакала из-за обидных рисунков, но сейчас ей очень хотелось расплакаться.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что я не похожа на других девиц?

Джеймс нахмурился:

– Ну… они все розовые и пышные…

– Но ведь именно так выглядела Белла, – возразила Тео и тут же смутилась. – Белла же часть твоего прошлого, разве нет?

– Я распрощался с Беллой на следующее же утро после того, как сделал тебе предложение. Я подарил ей изумрудное ожерелье, хотя ни за что бы не сделал этого, если бы знал, как легкомысленно отец промотал наше состояние.

– Ох, ты правильно сделал, – сказала Тео в порыве великодушия. – Я уверена, ей нелегко живется. Но должна заметить, что она не имеет ни малейшего сходства со мной, Джеймс.

– Любовница – это одно дело, а жена – совершенно другое. Я не смог бы выносить эту розовую пышность всю жизнь, изо дня в день. Кроме того… – Его ладонь скользнула с плеча Тео снова к ее груди. – Сказать по правде, мне вовсе не нравилась ее грудь.

– Тебе обязательно делать это? – спросила Тео минуту спустя; муж продолжал ласкать ее груди. – Это заставляет меня… как-то странно себя чувствовать.

– Почему бы тебе не раздеться, чтобы мы почувствовали себя еще более странно?

– Ах, Джеймс!.. Люди не занимаются подобными делами в такой час.

– Уже почти вечер, Дейзи. Но я вполне уверен, что люди занимаются этим весь день напролет, если им так хочется. – Он провел большим пальцем по ее соску, и даже сквозь плотные слои ткани Тео так остро почувствовала его прикосновение, что вздрогнула. – Тебе понравилось?

– Думаю… да, – ответила она неуверенно.

– Я хотел бы родиться рабочим! – неожиданно заявил Джеймс. – Тогда я мог бы делать только то, что хочу. Мог бы работать на свежем воздухе и не проводить долгие часы с такими людьми, как Рид. И уж тогда я бы не позволил ему смотреть на меня как на идиота. Пусть даже я им и являюсь…

– Ничего подобного! – воскликнула Тео. – Ты отлично знаешь, что мог бы стать первым в Оксфорде, если бы согласился остаться там после первого курса.

– Только сначала я бы прыгнул в озеро, набив камнями карманы.

– Это к делу не относится. На мой взгляд, ты бы стал лучшим в своем классе в Итоне, если бы захотел.

– Слава богу, с этим давно покончено, – проговорил Джеймс.

Его ладонь снова начала двигаться, и Тео вынуждена была признать, что ей это очень нравилось. По правде говоря, она уже подумывала о том, чтобы снять платье, каким бы скандальным это ни казалось.

– Значит, тебе и впрямь хотелось бы быть рабочим?

– Да. Тогда бы я делал все, что захотел.

– Но ты ведь сам выбрал себе жену, – напомнила Тео. – Все были просто потрясены твоим заявлением.

Ладонь его замерла на мгновение.

– Да, конечно, но… Думаю, я пока не чувствую, что готов к браку. Но в любом случае я бы никого не хотел в жены, кроме тебя.

– А мне бы очень не хотелось быть женой рабочего, так что я рада, что ты граф и станешь герцогом. Было бы слишком утомительно самой готовить, убирать в доме и разводить огонь целый день. А затем, проснувшись на следующее утро, делать все то же самое. Я предпочитаю планировать производство керамики. А что ты думаешь насчет моего замысла возобновить на фабрике «Рейбернские ткачи» производство узорчатой ткани, которую они выпускали во времена королевы Елизаветы?