Олег Курылев - Шестая книга судьбы Страница 16

— Плевать.

— А его дядя — группенфюрер штурмабтайлюнга.

— И снова плевать! — Мартин украдкой разглядывал собравшихся, ища своего противника. — А что, уже принято приглашать дам?

Винсент сделал успокаивающий жест и крикнул рыжему:

— Эй ты! Забирай своих баб и проваливай. При них поединок не состоится.

Его поддержало несколько голосов. Рыжий пошептался с девушками, и те, сделав обиженный вид, ушли за деревья.

Через несколько минут подошел Гейнц. Секунданты подвели соперников друг к другу и заставили пожать руки.

— Как насчет того, чтобы уладить дело миром? — спросил товарищ Гейнца,

— Если господин Шутцбар извинится при всех присутствующих, то я не против, — твердым голосом сказал Мартин.

— В чем же я должен, по-вашему, извиниться?

В голосе Гейнца не было вчерашней уверенности. Увидев висевшие на ветке три тяжелых сабли, внутренне он был готов десять раз попросить прощения у этого зануды, да еще напоить его пивом. Но это означало не только стать предметом студенческих пересудов и насмешек, но также низко пасть в глазах собственного дяди, штурмовика со стажем, героя Мюнхенского восстания. Нет, спасовать перед «клистирной трубкой» он не мог. Мартин же еще по дороге сюда твердо решил не идти ни на какие уступки. Внутренне он даже не хотел, чтобы его враг принес извинения, хотя и не чувствовал к нему никакой личной неприязни. Поединок должен состояться. По-настоящему. Он не собирается быть участником фарса.

— Не будем терять времени, — Мартин посмотрел на секундантов противника, — несите оружие. Я хочу еще успеть на первую лекцию.

Увидев, что секунданты обнажают сабли и сравнивают длину клинков, стоявшая поодаль публика смолкла. Рыжий хотел было подойти к соперникам с каким-то очередным замечанием, но его отогнали.

— Мартин, — зашептал ему на ухо Бюрен, — по-моему, он готов извиниться. Ты зря торопишь события.

Но Мартин уже выбрал саблю с набалдашником в виде львиной головы. Такие носили офицеры сухопутных войск, когда того требовала форма одежды. Шутцбар взял саблю работника юстиции — с орлиной головой. Третья — унтер-офицерская, с простым гладким набалдашником — вернулась на ветку.

Мартин осмотрел свой клинок — ни единой зазубрины. Защитная дужка, похожая на перевернутый вопросительный знак, орнаментирована вязью из дубовых листьев. Рукоятка, обтянутая черной кожей, обмотана вдоль пазов витой позолоченной проволокой. Выступ на перекрестье с одной стороны гладкий, а с лицевой украшен имперским орлом. Судя по всему, никто и никогда не дрался этим оружием. Клинкам, которые носили теперь только в качестве украшения, как носят парадные аксельбанты, впервые предстояло проверить прочность их стали, а может, и отведать человеческой крови.

— Начнете по команде, — сказал Винсент, пошептавшись с остальными секундантами. — Если прозвучит команда «стоп», немедленно прекратите бой. Драка до первой крови, которая прольется на землю.

Секунданты отошли на несколько метров. Мартин Вангер стоял напротив своего противника. Тот совсем растерялся и совершенно не представлял, как все это будет выглядеть. Они услышали «Начинайте!», но продолжали стоять и смотреть друг на друга.

— Защищайтесь, Шутцбар, — наконец сказал Мартин и нарочито медленно, чтобы противник успел парировать его клинок, нанес первый удар.

Гейнц отбил удар и ошарашенно отскочил в сторону. Мартин стал наступать, Через несколько секунд он почувствовал, что входит в раж. Шутцбар, все время пятившийся назад, споткнулся и упал на заднее место. Он зажмурился, ожидая атаки, и прикрылся клинком.

— Тебе, может, еще руку подать, чтобы ты встал? — сказал Мартин, отступив на два шага.

Гейнц поднялся, и Мартин продолжил нападение. «Ну давай же, — кричал он противнику, — нападай и ты!» Гейнц, поняв наконец, что, пока публика не увидит кровь, от него не отстанут, вдруг бросился на Мартина с яростью обреченного гладиатора. Тот едва успел отвести несколько ударов. Их клинки засверкали в лучах солнца. Звон стал частым. Из-под ног разлеталась опавшая листва и клочья выбитой каблуками травы. Зрители восхищенно молчали, слабонервные зажмуривались или отводили взгляд, каждую секунду ожидая рокового удара. «Здорово!» — крикнул Мартин и снова пошел в атаку.

Если бы им пришлось фехтовать на шпагах или рапирах, то любой бы увидел их неумелость. Но в сабельной рубке, когда можно примитивно лупить своим клинком по клинку противника, даже не очень стараясь при этом нанести ему поражение, они выглядели вполне сносно.

В запарке боя Мартин почти не почувствовал, как был ужален вражеским острием в предплечье правой руки. Только через минуту или две, когда, запыхавшись и опустив сабли, они разошлись в стороны, примериваясь к новому броску, он почувствовал, что по его руке что-то течет. Ладонь и рукоять сабли стали мокрыми и скользкими. Кто-то из секундантов увидел капающую на желтую кленовую листву кровь и замахал руками.

— Остановитесь! Один из них ранен!

К ним сразу подбежали секунданты и все остальные. У Мартина отобрали оружие и стали снимать его черную куртку. Вся нижняя часть рукава рубахи оказалась намокшей от крови. Когда рукав закатали, то увидели, что основательный пласт мягкой ткани пониже локтя срезан и висит на куске кожи. Из-под него обильно текла кровь.

Вальтер стал накладывать над локтем жгут, в то время как Винсент готовил тампон и бинты.

— Ерундовая царапина, — говорил еще не отдышавшийся Мартин. — Мы непременно продолжим! Это не считается.

— Хватит, Вангер, — сказал один из секундантов противника, — кровь на земле. По условию дуэль должна прекратиться.

— Отберите у них сабли и спрячьте, — посоветовал кто-то из публики.

— Нет, мы продолжим, — упрямо твердил Мартин, — мы еще не дрались по-настоящему!

В это время подошел Гейнц и протянул ему руку.

— Вчера я был не прав и приношу вам свои извинения.

— Да ладно, — растерянно ответил Мартин, отвечая на рукопожатие, — я тоже раздул из мухи слона.

— Вот и здорово. Айда в «Остерия-Бавария» пить пиво! — предложил кто-то, назвав любимый мюнхенский ресторанчик Гитлера.

Этот инцидент, о котором в тот же день знал весь университет и, конечно, профессор Вангер, последствий не имел. Дома Мартина поругали родители (он соврал, что дрался на учебных рапирах исключительно для потехи толпы), зато сестра несколько дней ходила по школе и двору с высоко поднятой головой, гордая за своего героического брата.

А на будущий год, когда Хорст Крисчина — адъютант рейхсюгендфюрера фон Шираха — убил на дуэли одного из любимых журналистов Гитлера Роланда Штрунка, фюрер резко высказался против дуэлей среди студентов. Имперская университетская пресса запестрела статьями об искоренении «гейдельбергского романтизма» в студенческих товариществах, средневековая традиция сразу лишилась скрытой поддержки ректоров и быстро угасла.

— Я договорился с энергетиками, Они обязуются обеспечивать зонд средней мощности бесперебойным питанием длительное время. Так что принимайтесь за работу, Карел.

Септимус поливал цветы на своей обширной застекленной лоджии, выходящей во внутренний двор академии. Ризолии, страфароллы, пергамские розы и — гордость президентской оранжереи — голубые исландские ромашки требовали особого ухода, специальных растворов и режимной подкормки.

— Для постоянного наблюдения я подготовил группу из трех человек, господин президент. Наша сотрудница Прозерпина и двое практикантов. Вот список.

Карел протянул лист бумаги

— Надеюсь, вы объяснили им, что зонд не игрушка. — Септимус взял со столика огромную лупу и стал рассматривать что-то на бархатистых листьях черной страфароллы. — И никаких необоснованных подглядываний, Карел. Частная жизнь людей, даже давно отживших свой век, должна уважаться. Будь они хоть трижды нацистами.

— Все действия группы будут фиксироваться. Каждый из них расписался за сохранение полной конфиденциальности полученной в ходе наблюдений информации.

— Это хорошо-о-о, — пропел увлеченный своими цветами Септимус. — Дьявол! Опять какая-то сыпь на листьях

Первого сентября 1935 года Мартин и Вальтер стояли в густой толпе на Одеонсплац. Они расположились возле Театинеркирхи и мало что видели оттуда. Тем не менее Мартин старался не пропустить ни одного движения и ни единого звука.

Напротив Галереи Полководцев выстроились войска. Ещё недавно это был рейхсвер, а теперь — вермахт. Перед строем вынесли десятки знамен различных полков, расшитых орлами и украшенных серебряной бахромой. Оркестр сыграл марш Банденвейлера, затем забили барабаны и мраморные львы Фельдхеррнхалле увидели с высоты своих пьедесталов, как знамена склонились к земле.