Юрий Корчевский - Ушкуйник Страница 17

Через несколько дней вошли в Каму. Павел и её знавал — хаживал здесь несколько раз. Была она значительно полноводнее и шире, чем Вятка, более удобна для судоходства. На Вятке что ни верста — поворот, а уж отмелей да перекатов — не сосчитать, и течение более быстрое.

Через три дня, когда пристали на ночёвку к берегу, Павел как бы случайно обмолвился:

— Завтра в Волгу выйдем. Казань справа останется. Мимо басурман бы проплыть без задержки.

Корабельщики пропустили эти слова мимо ушей, да только не Костя. Тот внимательно посмотрел на кормчего и понял — это для него сказано. Павел ведь его узнал сразу, как только он появился на ушкуе. Но, предупреждённый Михаилом, сделал вид, что они незнакомы. Ругал, как и всех, когда команды исполнялись медленно. А ругаться Павел умел мастерски, просто виртуозно.

Утром, едва отчалили, снова подняли парус. Павел поставил Костю вперёдсмотрящим, на носу. Там он мог, не вызывая подозрений других гребцов, следить за ситуацией на берегах.

На месте стрелки, где сливались две могучих реки, справа, на казанском берегу, показались конные татары. Разъезд из десяти всадников. Они поглядели на ушкуй, прокричали что-то непонятное и постепенно растаяли позади.

Широка Волга, полноводна. От берега до берега версты три-четыре. Мишка даже оторопел от ее величия. Случись вплавь с ушкуя до берега добираться — и сил никаких не хватит.

Вокруг степь расстилалась. На левом берегу показались белые юрты.

— То башкиры, — пояснил Павел. Каждый день становилось всё жарче. Гребцы и вовсе до пояса обнажились. Теперь плыли даже ночью, поскольку опасались пристать к чужому берегу. То слева, то справа неоднократно замечали всадников кочевых племён. Лучше было держаться от них подальше. Костя всё время поглядывал на левый берег.

На правой стороне показались люди с конными упряжками, затем — деревянный жёлоб из брёвен, тянущийся далеко в степь.

— Переволок, на Дон, — пояснил Павел. — Казаки его держат. До этих мест я ходил, а дальше — не приходилось. Пристать надо, расспросить, где этот ихний Сарай.

Ушкуй, повинуясь командам кормчего, ткнулся носом в песчаный берег. Не спеша подошли казаки — в необъятных шароварах, со смешными чубами-оселедцами на выбритых головах.

— Промахнулся ты слегка, дядя! Жёлоб выше остался.

— Да нам не на переволок.

Казаки разочарованно переглянулись. Павел с ушкуя спрыгнул на берег, стал выяснять дорогу на Сарай. Оказалось — не зря. Волга в нижнем течении делилась на множество рукавов. Старший из казаков прутиком начертил, поясняя, в какой из них следует поворачивать, потом ещё и ещё. Действительно, не зная, заблудишься. Причём казаки заметили, что некоторые из рукавов настолько поросли камышом, что широким судам, вроде торговых ладей, протиснуться будет ой как непросто.

— А дальше смотри по левому берегу, — донеслось до Михаила. — Увидишь крепостные стены — то Сарай и будет.

— Благодарствую, люди добрые, — поклонился Павел.

Михаил заметил, как внимательно прислушивался к разговору Костя.

Через несколько дней достигли нужной протоки, вошли. И вскоре по левому берегу показались стены из глиняных кирпичей большого размера. Не успели они ошвартоваться у причала, как подошёл мытарь.

— Чего привезли? О, брёвна! Очень хорошо, нужный товар! — на хорошем русском языке сказал он. — Плати торговую пошлину — серебряный дирхем.

— Нет у меня дирхемов, возьми нашим серебром.

Мытарь деловито достал из заплечной котомки простейшие весы из латуни. На одну чашку он положил дирхем и протянул руку: — Давай своё серебро.

Михаил отсыпал пригоршню серебряных рублей. Когда чашки весов уравновесились, мытарь благосклонно кивнул: — Оплатил! — и выдал медную табличку: — Можешь торговать!

Едва он ушёл, как на причале неведомо откуда взялись люди. Возбуждённо споря меж собой и энергично размахивая руками, они показывали на прибывший ушкуй. Одеты прибывшие были разношерстно. Кто-то чисто по-татарски — в халатах и тюбетейках, другие в остроконечных шапках и халатах другого покроя, один — в тюрбане, длинной рубахе и белых штанах. И все направлялись к ушкую. Ясно — купцы спешат, стараясь упредить соперников.

Не спрашивая разрешения, купцы забрались на ушкуй и стали осматривать и щупать брёвна. За товар Мишка был спокоен — сам лес перед покупкой осматривал: не гнилой, жучками-короедами не точенный.

— Почём продаёшь?

— Это смотря сколько брать будешь — одно бревно или все разом.

— Все взять хочу! — выступил вперёд одноглазый купец. — Цену назови!

Мишка назвал сам-пять, то есть в пять раз увеличил цену, за которую брал. Прежде всего он был купцом и в проигрыше быть не хотел. К тому же Костя предупреждал его: «Цену повыше загни, чтобы сразу не купили — мне несколько дней надо, чтобы город осмотреть». К удивлению Михаила, одноглазый сразу согласился.

— Всё беру — весь лес.

— Как весь? А нам? — стали возмущаться другие купцы. — Так нечестно!

И пошла между купцами перепалка. Один из них потряс мошною, вытянутой из-за широкого пояса.

— Даю сверх цены десять дирхемов!

— Ибрагим, зачем цену перебиваешь? Ты думаешь, у меня денег мало? Или я — нищий?

Единственным объяснением такого ажиотажа было то, что их ушкуй с лесом оказался первым после зимы. А желающих строиться было немало, и лес был отличного качества.

Наконец купцы договорились между собой. Половину забирал одноглазый Ахмед — тот, что первым намеревался купить весь лес, другую половину купил Ибрагим. Причём цена за лес, к удивлению и радости Мишки, подросла, и он получил сам-семь. Цена просто фантастическая для северных краёв. За такие деньги можно было под Хлыновым пару деревень купить — вместе с избами, холопами, живностью и землёю.

Деньги отсчитали тут же, при свидетелях — других купцах. Те несолоно хлебавши уныло пошли с причала восвояси. Лес договорились забрать с утра. За торгом Мишка и не заметил, как исчез Костя.

Ибрагим теребил Михаила за рукав.

— Что-то я тебя раньше не видел.

— Я в Сарай раньше не ходил.

— А ведь обратно пустым не пойдёшь? Э? — вкрадчиво спросил Ибрагим.

— Конечно, товары куплю.

— Я знаю, что на Руси спросом пользуется. Ты меня уважил, половину товара отдал. Ах, этот Ахмед! Сын грязной рабыни, подлый обманщик. Пойдём со мной, я покажу, что тебе нужно.

Мишка обернулся, ища взглядом Павла или Костю. Но Кости не было, а Павел кивнул — иди, мол. Как-то неуютно стало Мишке. На поясе калита висит, полна серебра — а ну как срежут в толчее?

Ибрагим как будто мысли его прочитал.

— Э, не переживай, у нас в Сарае воров нет. Как поймают кого — сразу руку отрубают прилюдно, на площади. Пойдём, уважаемый!

Ибрагим потащил его за рукав в город.

Пока шли, Мишка пытался запоминать дорогу, вертел головой. Перед каждой лавкой, которых здесь было, наверное, сотни, лежали рулоны тканей, ковры, стояла медная кованая посуда — блюда, кумганы. Ибрагим подвёл его к одной из лавок.

— Смотри и выбирай! Это лавка моего племянника. Клянусь Аллахом, он отдаст тебе товар по справедливой цене.

Ибрагим заглянул Михаилу в глаза.

— Ведь в следующий раз ты весь лес отдашь мне? Зачем нам Ахмед?

Лавка была полна коврами персидской работы. Толстые, яркие, с разноцветным орнаментом. Нога утопала в них чуть ли не по щиколотку. Что же, товар хороший, в Хлынове на ковры спрос неплохой. Мишка выбрал с десяток, отдал деньги.

— Не волнуйся, уважаемый, утром тебе всё доставят на судно. А теперь пойдём ко мне домой, угощу зелёным чаем с щербетом. Заодно посмотришь, где я живу. Иначе как ты меня найдёшь следующий раз, э?

За невзрачным глинобитным забором выше человеческого роста находился тенистый садик с бассейном в центре. Мишке хотелось посмотреть — плавают ли там золотые рыбки, — слышал от кого-то из купцов. Однако Ибрагим, не задерживаясь, провёл его в дом, усадил его, как почётного гостя, на подушку, подложил под спину и сбоку — под локоток, ещё подушек, хлопнул в ладоши. Сам уселся с важным видом.

Вбежала служанка.

— Почему долго? Неси угощение, видишь — я с гостем!

Не успела она исчезнуть, как из арочного проёма появились служанки — одна, вторая, третья… На подносах они несли свежие лепёшки, медный кумган, ломти сушёной дыни, халву и шербет. Ибрагим самолично налил в пиалы зелёный чай, оказывая гостю почёт.

Чай Мишке не понравился — трава-травою, не то что русский сбитень или квас. А вот халва и дыня пришлись по вкусу. Одно плохо — ноги затекали в непривычной сидячей позе. Нет чтобы как люди — на лавках сидеть. А то угощение на ковре, сам — на подушке. Неудобно!

Однако Михаил был уже достаточно опытен в деловых контактах, чтобы не выказывать недовольство. У каждого народа свои привычки, и их надо соблюдать. По поговорке «В чужой монастырь со своим уставом не ходят».