Александр Маркьянов - Период распада ч.3 Страница 17

Директорат разведки — Директор Национальной разведывательной службы.

Г.Д. Уинслоу.

Ближняя ретроспектива

11 марта 2010 года

Афганистан окрестности Кабула

COIN training center

Когда американцы думают о себе — они думают о будущем

Когда афганцы думают о себе — они думают о прошлом.

Неизвестный автор

ISAF, силы стабилизации

Март в Афганистане — совершенно мерзкий месяц.

Несмотря на то, что Афганистан расположен довольно близко к экватору, и теоретически погода тут должна быть как… в южных штатах США — на самом деле это не так. Зимой здесь выпадает снег, а разбитые дороги делают передвижение и вовсе невыносимым. Март же — это дикие по силе ветра: город Кабул расположен в долине, похожей на чашу лотоса, и ветер туда почти не прорывается. Но если прорывается… берегись. И пыль. Афганистан — это пыль, совершенно мерзкая, серая пыль, лежащая везде, ветер поднимает пыльные бури да такие, что порой не видно пальцев на вытянутой перед собой руке.

Выходец из семьдесят пятого полка рейнджеров, майор Роберт К. Джереми в эту "ходку" находился в Афганистане уже больше года и занимал должность senior military adviser, старшего военного советника в организованном НАТО центре COIN — counterinsurgency training center, расположенном недалеко от Кабула и предназначенном для подготовки сил специального назначения афганской армии, способных бороться с повстанческим движением. В прошлую ходку — это был 2002–2003 годы он отметился по всей стране, мотаясь по самым захолустных уголкам этой забытой Аллахом страны вместе с людьми из "групп активных операций" ЦРУ. Тогда он был еще капралом, носил, как и люди из ЦРУ окладистую бороду и старый афганский камуфляж, оставшийся в свое время от русских, и никогда не упускал возможность влезть в какую-нибудь заварушку. В те времена у многих было такое впечатление, что война и в самом деле заканчивается — остатки движения Талибан, поиграв в войну с американской армией и потеряв три четверти своих людей — отступили в Пакистан, в зону племен, где их должны были добить коммандос Мушаррафа[21]. Осама Бен Ладен исчез из страны — потом люди из ЦРУ получили доказательства того, что он скрылся сразу после 9/11, не дожидаясь вторжения — а одноглазый мулла Омар, лидер Талибана, вместе с двумя сотнями своих людей отступил не через Хайберский проход, как ожидалось — а южнее, пройдя горными тропами на высотах четыре тысячи метров и более и едва не попав под бомбовый удар с Б-52. Нападений на американцев тогда почти не было, правда, и власти в Кабуле как таковой тоже не было, и они в основном мотались с целью выяснить наличие в оставленных местностях остаточных структур Талибана и подготовить размещение частей НАТО в различных районах страны на постоянной основе. Потом срок его пребывания "на войне" подошел к концу — и он поехал обратно в США, чтобы уже через год отправиться военным советником в одну из африканских стран. Потом была Польша, потом Ирак — и вот снова Афганистан. Уже в майорском звании его отправили сюда, потому что ситуация в стране медленно но верно обострялась. Приехав, он узнал, в чем было дело, почему его отправили в Афганистан так срочно. Человек, которого он должен был сменять — был убит.

Майор Джереми жил, как и все другие военные советники в Кабуле, в городском квартале, постоянно патрулируемом и остававшимся безопасным. Раньше — как говорят — в этих местах жили русские, они то и оставили после себя целые кварталы уродливых, похожих один на другой домов — скворечников, где дуло изо всех щелей, и где толком не работал водопровод. Американцы немало потрудились над тем, чтобы эти скворечники превратились в более-менее нормальное жилье — но у них мало что получилось. Больше всего проблем доставляли стыки в стенах и окна — из них тянуло холодом даже когда их задули строительной пеной, а потом еще сверху проклеили для верности. Русские строили скверно — зимой в этих квартирах было холодно, а летом — душно. Впрочем — майор не слишком-то сетовал на превратности военной судьбы: есть крыша над головой и хорошо. А что до того, что холодно — так можно лечь спать в спальном мешке.

Майор проснулся, как и привык — в шесть часов утра, без будильника, просто ровно в шесть открыл глаза. Комната была пустой, в ней ничего не было, кроме армейского спального мешка и груши, приделанной к потолку. И шкафа, потертого и побитого, в котором майор оставлял свое оружие, снаряжение и нехитрый набор одежды. Выскочив из спального мешка, майор привычно сделал несколько упражнений на растяжку, нанес несколько ударов по груше из разных положений и пошел в душ. Горячей воды опять не было, водопровод в столице восстановили — но горячей воды постоянно не было. Впрочем, майору было не привыкать и к холодной…

Завтракать он не стал — позавтракать можно было и в расположении, только выпил три чашки очень крепкого, "армейского" кофе. Потом, привычно нацепив на себя все обмундирование и повесив на пояс кобуру с пистолетом — устремился вниз, где его должны были уже ждать.

В этом доме жили трое офицеров из числа советников в COIN, он сам и двое из десятой, горнострелковой дивизии. Поэтому они, все трое ездили на службу на одном автомобиле, по очереди садясь за руль. Это был белый гражданский Шевроле-Тахо, дешевый "фермерский" вариант с бронекапсулой в салоне. Бейтс, здоровенный негр — главный сержант сегодня был за рулем, поскольку была его очередь, Рамирес, капитан из разведки десятой горной, бывший нью-йоркский хулиган сидел рядом с ним на переднем сидении. Рамирес единственный из них кому суждено сегодня доехать на службу в относительно комфорте. Бейтс за рулем, а у него сегодня очередь быть ганнером — то есть дежурить за пулеметом, который был установлен на прикрепленной к бронекапсуле турели. Можно было конечно и не дежурить — но тогда рано или поздно это кончилось бы плохо.

— Ваш горшок там, сэр… — сострил Рамирес, когда майор забрался внутрь. Горшок — так некоторые умники называли каску высокой степени защиты

Майор надел каску, опустил на глаза солидные, похожие на горнолыжные очки. Потом замотал нижнюю часть лица платком — арафаткой по примеру британцев — чтобы не наглотаться пыли в дороге.

— А твой как всегда полон?

Посмеялись — здесь, в этой дыре, любая шутка даже глупая была весьма кстати, чтобы не тронуться умом. Майор откинул крышки люка — люк в этой модели Шевроле был сделан из брони и не отъезжал назад, а раскрывался двумя створками вправо и влево, образуя какую-то защиту стрелка от обстрела. Это, плюс бронещиток пулемета — уже что-то, еще в начале двухтысячных пулеметы просто ставили на крышу, даже без бронещитка, теперь война научила заботиться о личном составе башенки ганнеров напоминали мини-крепости. Тут ничего такого не было — но и трехсторонняя защита тоже неплохо. Наскоро осмотрев пулемет, майор поддал ногой по сидению водителя — сигнал "срочное отправление". Шевроле двинулся с места…

За время войны — а они воевали здесь уже одиннадцать лет — Кабул изменился и сильно. Когда они только вошли сюда — это был нищий, пострадавший от бомбежек и варварского талибского правления город, где стирали в реке одежду, а жили в развалинах. Пятнадцать тысяч человек жили в комплексе бывшего совпосольства и представительства КГБ — там было аж две скважины с водой, и одна доставала воду с глубины триста метров, чистейшую, почти родниковую воду, бесценную в этих местах. Когда они входили в Кабул — ни на едином столбе не было ни метра провода, не работал ни телефон, ни водопровод, ни канализация — только мечети как всегда в джуму[22] собирали аншлаг. Город не ждал их — он просто принял их, как принимал всех завоевателей, прошедших через него, принял просто потому, что не было сил его отстаивать. Потом, уже в США майор прочитал немало книг об истории Афганистана, даже не поленился в библиотеку Конгресса зайти — и понял одну вещь, уловил закономерность. В Афганистане сопротивление завоевателям никогда не начиналось сразу, с того момента, как они входили на афганскую землю. Это поняли еще англичане… восстание началось только через два года после того, как они встали контингентами по всем крупным городам страны и усмирили, привели к покорности местных феодалов… и в конце концов из пятнадцатитысячного контингента через Хайберский проход вышел только один человек. Не сразу начали сопротивляться и советской армии, вошедшей в Афганистан под новый восьмидесятый год — только в восемьдесят первом началось уже серьезное, организованное сопротивление с фронтами и зонами ответственности. Как ни странно — единственным, кто быстро вошел в Афганистан и столь же быстро из него вышел был советский офицер Примаков — в конце двадцатых он вошел с отрядом, чтобы прийти на помощь местной, рушащейся власти, потерял в стычках восемьдесят человек, убил как минимум в десять раз больше — и ушел, потому что в Москве поняли, что задание невыполнимо. На опыте этого офицера майор понял, как надо вести себя в Афганистане — быстро входить, быстро делать свое дело и быстро убираться. Сейчас, в начале нового века у них есть спецназ, есть боевые и транспортные вертолеты, есть боевые самолеты, способные доставлять ракеты к цели со скоростью две тысячи километров в час и всадить их в цель размером с очко сортира. Однако же, советский офицер Примаков вышел из Афганистана за две недели — а они барахтались тут, в пыли, в дерьме, в крови вот уже тринадцатый год подряд. А всего война в Афганистане не прекращалась уже тридцать четвертый год.