Врата в Сатурн - Борис Борисович Батыршин Страница 17

Я смутился — но только самую малость. Терпеть не могу, когда напоминают о подобных вещах…

— Не преувеличивайте, мистер Сернан. Во первых, мне тогда просто повезло, а во вторых — с чего вы взяли, что я был первым? Учёные раскопали массу описаний встреч монгольских с олгой-хорхоями, и в том числе — эпизоды охоты на них. Так что я не более, чем один из многих!

Он добродушно улыбнулся.

— Может, монголы и правда подстрелили парочку этих тварей из своих луков — но сделали это на Земле, в пустыне Гоби. За пределами же нашей планеты приоритет, безусловно, ваш — и придётся вам и дальше с этим жить!

— Тогда уж не мой, а наш. — я не собирался сдаваться. — Нас на «лунном багги» было двое, один я бы не справился!

— Да, помню, француз-механик Поль Дьбуа… — кивнул Сернан. — И, кстати, Алексис, оставьте этого «мистера». Здесь, на корабле, ребята обращаются ко мне просто «кэп». Что до скромности — это, конечно, дело хорошее, но палку перегибать не стоит. Кстати… он понизил голос до таинственно-заговорщицкого, — у меня есть друг, англичанин, заядлый охотник на крупного зверя, каждый год ездит в Южную Африку, на сафари. Он состоит членом лондонского «Хантер-Клуба» — эдакое, знаете ли, невыносимо аристократическое заведение с традициями чуть ли не от королевы Анны — и как-то раз намекнул, что они рады были бы видеть вас в своих рядах. Так что подумайте — и привыкайте к своей славе, вам с ней и дальше жить!

…ну что тут можно ответить? Лесть — сильнейший инструмент, и все мы так или иначе ему подвержены…

— Наверное, вы правы, кэп. — сказал я, демонстрируя приличествующее почтение к словам «первого после бога». — Что до клуба — ну, какой из меня охотник? Так, стрелял несколько раз по вальдшнепам в Подмосковье…

Я картинно развёл руками — и тут же поплатился за чрезмерное пристрастие к эффектным жестам: меня закрутило и едва не перевернуло вниз головой, и если бы не помощь капитана, вовремя поймавшего мою ногу — пришлось бы мне самым унизительным образом изображать из себя туриста, впервые оказавшегося в невесомости.

— Так вот, зачем я вас вызывал, Алексис… — Сернан перешёл на сухо-деловой тон. — Наш водитель буксировщика, как вам известно, получил травму, и мне сообщили, что вы готовы его заменить?

Я кивнул.

— Всё верно.

— Сертификаты, документы, подтверждающие квалификацию, надеюсь, в порядке?

Я похлопал себя по нагрудному карману.

— Как с практическим опытом?

— Сорок семь часов, включая аварийные работы на станции «Лагранж». Правда, это всё на «крабах», на «омаре» только проходил обучение. Но разница небольшая, справлюсь.

— Вот и отлично. — капитан удовлетворённо кивнул. — Тогда я сообщаю в диспетчерскую станции, что кадровый вопрос мы решили. А вы, Алексис, ступайте к своим друзьям — старт через тридцать минут, пусть подготовятся…

VII

Из дневника Алексея Монахова

«…В моё — 'то, другое», разумеется, — время многие проклинали Хрущёва не за кукурузу, не за провальные эксперименты с целиной и прочие волюнтаристские выходки. Нет, они ставили ему в вину поворот вслед за Америкой, в сторону потребительского рая, торжества обывательского образа жизни. Причём сделано это было не только для СССР, но и для всего человечества — не окончательно, правда, потому что был ещё космос, ещё летали на Луну «Аполлоны», ещё теплилась надежда на «догнать и перегнать» заокеанского противника не только по молоку и мясу. Окончательно этот поворот закрепил Брежнев, а в Штатах — Рейган с его потребительско-кредитной рейганомикой…

На оставленной мной ветке истории все силы пропаганды и идеологии были брошены на то, чтобы убедить обывателя, что только так и нужно; потом появился призрачный символ личной свободы во всём — и закончилось это десятками гендеров, квир-людьми, экологическим безумием… возможно, даже ядерной войной, которую я, по счастью не застал, но к которой всё двигалось семимильными шагами. Здесь, вроде, всё пошло не так — но где гарантия, что история не вернётся на круги своя? Её нет, и пока тяга к новому — и не в плане личного благополучия, а в общечеловеческом плане — не стала определяющим побуждением всех до единого обитателей нашей планеты, эта опасность останется. И она тем более значительна, что на Западе, в Штатах, в Японии капитализм, а он так или иначе склонен воспроизводить именно мещанскую, потребительскую модель. Да, космос — лакомый кусок для крупных корпораций, особенно теперь, когда затраты на его освоение снизились. Но ведь и производство товаров массового потребления — больше, больше, больше! — не менее лакомый кусок?

Именно поэтому я каждый раз с замиранием сердца просматриваю раздел новостей — а вдруг отзвук былого кошмара снова мелькнёт на газетных страницах или с экрана телевизора? Ведь не все ещё страны этого мира присоединились к проекту «Великое Кольцо», и не все видят своё будущее не только на нашей любимой, такой тесной планете, но и вовне.

Я не раз обнаруживал в окружающем меня «новом, прекрасном мире» аналогии с ранними произведениями братьев Стругацких. И каждый раз холодел изнутри — ведь если находятся аналогии «Стажёров» — то почему бы не найтись и аналогиям «Хищных вещей века»? То что мне они на глаза не попадались, ничего совершенно не значит — в конце концов, бравый космонавт Жилин тоже понятия не имел о подобных явлениях, пока не сменил место работы…

Позже, в восьмидесятых, в некоторых повестях АБС появилось понятие так называемого «Вертикального прогресса», как метафоры выхода человечества из плоскости обыденных представлений и задач в некое новое пространство. Суть «Вертикального прогресса» была обозначена в этих произведениях весьма туманно, и даже в многочисленных интервью авторы отделывались неясными намёками, не раскрывая сути вопроса.