Новичок в XIX веке. Снова в полиции! (СИ) - Михаил Леккор Страница 17

Разумеется, его превосходительство директор Московской полиции не смог на это так спокойно смотреть и послал меня, как пусть зеленого новичка, но все же из древнего благородного рода. Кто не знает князей Долгоруких и в России, и в остальном мире! В общем, я должен был прикрыть своим благородством следователей из простонародья (или почти из простонародья).

Это как минимум. А как максимум, конечно же, найти эти клятые бумаги, ну и деньги, хотя о них и не говорилось. Деньги были для всех поданных Российской империи немаленькие, но не для его высокопревосходительства министра финансов. При этом Аристарх Поликарпович меня предупредил, что зеленые выпускники университета обычно принимают на Х класс коллежским секретарем. Но меня сразу поднимут до IX класса титулярным советником! Правда, чин сей будет временный, но если я сумею отличиться, он станет постоянным. И другие награды не замедлят появиться, если я буду на хорошем счету у его превосходительства.

— И как, ты сумел оправдать надежды его превосходительства? — немедленно уточнил Николай Анатольевич. Правда тон его был весьма осторожен и даже пессимистичен. Он понимал, что сын еще не опытен в полицейских обязанностях и много от него ожидать не приходится.

Но, тем более, его стала переполнять радость, когда молодой князь Долгорукий торжественно заявил:

— ПапА, я не только сумел показать себя, как представитель старинного благородного рода, но и сумел вернуть его высокопревосходительству его важные бумаги и деньги!

— То есть ты сумел сохранить свой чин на службе, да еще получил благожелательное отношение у Аристарха Поликарповича? — искренне удивился старший Долгорукий, — это многое стоит!

Николай Анатольевич хотел сказать, что нынешний директор Московской полиции, происходящий из мелкого дворянского рода, почти простонародье, с точки зрения знатных Долгоруких, сумел сделать свою карьеру сам, умелыми руками и неглупой головой. Знатность и покровительство для него, конечно, что-то значат, но немного, а потом он смотрит только на личные возможности человека. И никуда бы ты не вырос.

Но не сказал, понимая, что его сын и так все высчитал и уже сложил два плюс два в этой сложной таблице бюрократической арифметики.

Константин Николаевич немедленно подтвердил потаенные мысли отца:

— Его превосходительство поначалу отнесся ко мне с известной осторожностью. Как же, представитель такого знатного рода, а не отправляется служить в гвардию, в императорский двор, наконец. Сначала армейский полк в глубокой провинции, потом вот в полицию.

Я вообще думаю, что это задание, данное мне с ходу, без малейшего ознакомления, был мне дан не случайно, да еще с щедрой подачей чинов. Если выдержу, значит, не зря взял. Не выдержу, и хай с ним, а он тут не причем. Вон даже чины дал вне очереди, потом моно сказать, что я к нему всей душой, но кто ж знал, что у меня голова такая кривая, а вместо рук неумелые ноги растут.

А еще выделить другую перспективу на будущее. Его высокопревосходительство Егор Францевич ведь тоже не зря острый глаз имеет. И если увидит удачу, может облагодетельствовать, взять, предположим, в столицу из провинциальной Москвы. А в случае неуспеха так даст по благородной лебяжьей шее, что его полицейскому превосходительству только останется руки развести.

Дражайший отец, выслушав его эмоциональную эскападу, только негромко спросил, мол, сам Аристарх Поликарпович что-то сказал или сын все проанализировал с общей обстановки (то есть, запросто придумал)?

— Сам, конечно, — свободно признался Константин Николаевич, — кто же мне все это расскажет. Но уж очень все четко складывается, хотя и в оптимальном варианте. Вон Егор Францевич меня сегодня угощал, до сих пор на мне отзывается. А уж речи какие произносит о вашем сыне, без вина пьянеешь. Я то и талант, и что мне надо только в Санкт-Петербург ехать, а он лично сам будет докладывать обо мне императору Николаю Павловичу. Ужас какой. Так что вы уж не ругайте меня, папА, вчера я и не мог, и не хотел.

Николай Анатольевич после таких живительных новостей, естественно, читать нравоучительные проповеди не стал. Более того, он быстро вышел куда-то. Вернулся с семейной иконой святого Михаила — список XV века с известной ярославской иконы XIII столетии. Тожественно перекрестил ею сына, сказав соответственные слова о блестящей карьере и о том, какой он у них умный и удачливый.

Попаданец Константин Николаевич, разумеется, сказал гораздо больше и судил несколько иначе. Не об уме, а об опыте, не об удаче, а об осмотрительности. Но сдержался, и так бедная голова болела страшно. Как бы «не сыграть в ящик» во второй раз. Так ведь и до инсульта (апоплексического удара, как говорилось в старину) можно легко доиграться.

С большим трудом, проводив отца, заставил себя встать, потребовал от слуги утреннего чаю с ватрушками. Крепкий чай с лимоном оказало поистине живительное влияние. Желудок, конечно, еще бурчал, но гораздо тише, а голова совсем успокоилась.

Правда, оставалось повышенное давление. Его, как понимал Константин Николаевич, в XIX веке при почти полном отсутствии лекарств (то что продавалась ныне в аптеках вызывало у жителя XXI века только смех), можно было излечить лишь бургундским. Но ведь скоро на работу…

Пришлось послать Гришу в оную аптеку, так только что ругаемой попаданцем. Тот вскоре прибежал с жидкой микстурой, которую и пришлось всю выпить. Лекарство оказалось таким горьким, что желудок буквально заколотил о хребет, требуя прекратить изымательства, а из глаз полились обильные слезы. Конечно, о повышенном давлении Константин Николаевич сразу забыл.

Потом допил чай, сугубо, чтобы убрать горький отзвук вкуса и снова поспешил в полицию — уже на постоянную работу (может, ох, быть!). Хотя даже куда и где он так и не узнал. Вначале было некогда, а потом и невозможно. Время оказалось позднее, а он изрядно пьян. Ничего, перебьемся, он, кажется, же победитель⁈

Утренняя дорога его прилично взбодрила, поставила на оптимистический лад. Кажется, Аристарх Поликарпович сегодня окончательно возьмет его сюда? Или вдруг возьмет и передумает? И столоначальник ему не указ!

Робкие гены прежнего, уже практически не существующего Константина Николаевича замандражировали, занервничали, опасаясь каприза нервного начальства. Пришлось сжать зубы, подгоняя робкие нервы, укрощать слабый желудок. За что мне все это, я же победитель! Эй, где мой оптимизм!

К счастью, Аристарх Поликарпович имел это в виду и помнил князя Долгорукова. Более того, сегодня он жил этой победой. Она его переполняла и