Алексей Махров - Спасибо деду за Победу! Это и моя война Страница 18

Собрал я тогда всех бойцов в кулак, и рванули мы на прорыв. Что удивительно – прорвались! Причем без потерь – настолько враг такой наглости от нас не ожидал. Но минут через двадцать они очухались, нам на хвост упали и не слезают, суки. И самое сволочное, что горы эти они лучше нас знают. Нам бы оторваться рывком, но с ранеными – хрен выйдет!

Тропка вьется, точно змея, у которой колики желудочные приключились. И все время в горку… Слышу – ребята дышат, точно кони запаленные. А это – первый звоночек. Еще минуток десять – растянется отряд, а потом… Потом последние просто ложится начнут. Вроде как лучше разом отмучиться, чем ждать, пока от натуги сердце не сдюжит… А остальные, на это глядя, рассудят: чем своих бросать, так уж лучше смерть всем вместе принять, чтобы не думали босняки, что мы своих оставить можем. Тут-то всем и придет пиздец. Подкрадется незаметно. И как мы жизни свои в последнем бою разменяем – никто никогда не расскажет. Домой весточку не пришлет, что, мол, не ждите сына, мужа, брата, отца… Потому как и не узнает никто, где мы, бравые такие, полегли.

Решения на войне надо принимать быстро… Выбрал троих: Димку «Мордвина», Степку «Шурика» и Володьку «Клюку». Фамилия у него Калюкин, отсюда и прозвище.

– Парни! Продержитесь пару часиков! – сказал я им. – Нам бы только своих догнать и трехсотых до лепил дотащить. Вы ж самые здоровые у нас. Бегом нагоните. Не на смерть вас тут бросаю, а на дело. Всего-то два часа и продержаться, а?..

Молчат. Вижу – боятся. А кому ж помирать охота? Ладно, поговорим по-другому.

– Тогда так, парни… Приказ простой: вон на том повороте – перекрыть тропу! Клюка – за старшего. Два часа держаться, потом догнать остальных. Приказ ясен? Вопросы есть?

Вроде и дело-то простое. Два часа горную тропу под прицелом подержать – плевое дело. Тем паче что у Клюки и Мордвина не просто калаши – ручники! Приказал я остальным ребятам патронами скинуться, гранаты им, какие были, оставили. Протянул Клюке фляжку свою заветную, в которой не водка и даже не спирт – коньячок! Держи, мол, Клюка, хлебни для бодрости, и парням своим дай, чтоб носы не вешали раньше времени. А он головой покачал и посмотрел на меня… Так посмотрел, что меня аж перекорежило. Я даже головой мотнул: чертовщина вдруг в башку такая полезла, что и не пересказать…

Смотрю, а Клюка мне руку протягивает. И говорит тихонечко так, чтобы остальным не услыхать:

– Не казнись, командир, дело такое… – потом усмехнулся и добавил: – Свидимся еще!

Велел Шурику и Мордвину гранаты-патроны собрать и потопал к повороту. Я ему все в спину смотрел, ждал – не оглянется ли? Очень мне надо было глаза его снова увидать. А он не оглянулся…

Только они за поворот ушли, поднял я остальных, и двинули мы дальше. Сперва шагом, чтобы отдышались парни, а потом – снова рысью. Все как на марш-броске и положено: рысью – идем, шагом – отдыхаем. Хорошо уже отошли, и тут эхо по горам раскатилось, запрыгало. Видно, наши бой приняли. Поскакало эхо по скалам, погремело и вроде как затихло. У меня и в мыслях худого не было: боснякам оно тоже не в радость снизу вверх на пулеметы лезть. Откатились назад, кто от встречи горячей уцелел, и перегруппировываются. А нашим время тикает: каждая минутка без боя им шансов прибавляет. Так что мы о ребятах особо не тревожились. Как выяснилось – зря!

Только думать мне про них тогда недосуг было: у меня три десятка лбов, которых из этой передряги живыми вытащить нужно. И желательно – здоровыми. К вечеру догнали сербов, вместе в долину спустились. А там танковый полк стоял, четырнадцать старых «полста пятых», да батальон стрелковый. В общем, граждов мы дальше отправили, а сами в глухую оборону встали. И принялись своих ждать.

Когда к следующему утру парни не вернулись – задергался я. Правда, недолго дергался – через сутки босняки нам «подарочек» спроворили. Подползли, суки, да и зашвырнули на наши позиции три головы. И вот что удивительно: у Шурика и Мордвина глаза закрыты были, а у Клюки – распахнуты широко, и словно внутрь тебя смотрят. Ушел я от ребят подальше и волком завыл. Долго выл. От горя, от тоски, от того, что не вернуть ничего, не исправить, не изменить… А вечером собрал своих самых-самых, сговорил еще с полдесятка царногоров, и пошли мы ответный визит вежливости делать. С десяток босняков тишком в ножи взяли, а четверых – к себе живьем притащили. И тут же, дела в долгий ящик не откладывая, расспросили: кто это к нам такой подарок закинул? И как ребят наших поймали?

Нет, они, ясно, склонности к задушевной беседе не имели. Молчали… минуты три. До тех пор, пока… впрочем, подробности опущу. И выяснилось, что один из пленных – тот самый, что подарочек к нам закидывал. Да не просто закидывал – он, тварь, был из тех, кто Клюку с парнями взял. Обошли и сзади насели. Только Клюка и успел, что одного из них свалить. Так они ему за это голову живому отрезали…

Троих – тех, что Клюку не брали и не швырялись в нас головами, мы быстренько кончили. На колени поставили, и ножом по горлу. Нет, сальцем их перед этим, конечно, накормили, ну да это-то – святое. Нельзя ж гостей голодными отпускать. А вот того, который…

Вбили мы в землю четыре колышка, привязали его за рученьки-ноженьки. Вылез я в передовой окоп и заорал:

– Эй, вы там! Бляди обрезанные! Я вашу мать ебал, я ваших сестер ебал! Начинаем концерт по заявкам! Сейчас мы вашего Голича живым вскрывать будем! И медленно расчленять! Слушайте его прощальные вопли, суки!

Что тут началось! С той стороны вопли, выстрелы, пленный воет… Не резали мы его живьем, не резали – сам подох, сердце от страха прихватило. Однако наших ребят эта казнь не вернула…

– Эй, парень, ты чего задумался? – Голос старшины Петрова вырывает меня из плена воспоминаний. – Я тебя чего позвал? Помоги мне наверх выбраться! Если сюда немцы придут, не хочу как крыса погибать. Вытащи меня из оврага и помоги позицию найти.

– Хорошо! – Я помогаю Петрову подняться и надеть тяжелый вещмешок. Его и свою винтовки навьючиваю на себя. Подставляю плечо, и мы ковыляем к выходу, возле которого размещен первый пост. Здесь дежурит Максим Зеленецкий – спокойный пятнадцатилетний увалень, сын батальонного комиссара. Один из трех обладателей значка «Ворошиловский стрелок» второй ступени в нашей компании.

– Как обстановка? – машинально спрашиваю я, усаживая Петрова на траву.

– Все тихо! – негромко отвечает Максим, продолжая наблюдать за окрестностями. На нас он только слегка покосился. Молодец – не отвлекается!

– Я тебя просил пару запасных позиций присмотреть, ты присмотрел? – задаю вопрос без особой надежды.

– Конечно, Игорь! – степенно кивает Зеленецкий. – Я даже сектора обстрела с них проверил. Ты ведь посоветовал каждый час небольшие скрытные обходы делать… Показать?

– Пойдем! А ты пока здесь позагорай, мы быстро! – последняя фраза предназначена старшине. Отдаю ему винтовку. – За обстановкой проследи! Если что – свистнешь!

Петров кивает, деловито пристраивая ствол на снятом сидоре. Только сейчас я замечаю, что мосинка у него нестандартная – рычаг взведения затвора не торчит вбок, а отогнут книзу. Так это же снайперка! Вон и планка под прицел. Только самой оптики нет. Все-таки непростой боец старшина Владимир Петров!

Обход потенциальных позиций для обороны оврага мы с Максимом проделываем за десять минут. Парнишка молодец – места выбраны с толком, из четырех я забраковал только одно – там оказались очень большие мертвые зоны. А одна из предложенных позиций так и вообще оказалась конфеткой – прекрасно укрытая кустами неглубокая промоина, примерно как окопчик для стрельбы лежа, из которой можно вести огонь в очень широком, почти двести семьдесят градусов, секторе. Вот здесь мы старшину и пристроим!

– Слушай, Петров, а ты патронами богат? – спрашиваю старшину после перетаскивания.

– Ну, как тебе сказать… – задумчиво протянул Петров, дотошно проверяя директрису стрельбы. Позиция ему явно понравилась, и он, достав из-за голенища сапога устрашающего вида ножик, начал аккуратно срезать нижние ветки кустов. – Тебе для чего? У тебя же немецкий винтарь.

– Есть у меня одна штука… Автоматическая винтовка…

– Светка, что ли? – заинтересованно повернулся ко мне Петров.

– Что? – не сразу понял я вопрос. – А… нет! Не «СВТ». «АВС-36», слышал про такую?

– Слышать слышал, а видеть не видел… Но говорили, что хлопот от нее…

– Могу дать во временное пользование! – делаю предложение, от которого невозможно отказаться. – Винтовка новенькая, на ней мухи не еблись, к ней четыре магазина. Отдашь, когда мы отсюда тебя вынесем. Я потому про патроны и спросил – все-таки автоматическая, боеприпасы жрет, как голодный бегемот. Если у тебя меньше сотни…

– У меня триста штук! – спокойно говорит Петров, аккуратно укладывая раненую ногу.

Вот хомячина, а ведь молчал! То-то у него вещмешок словно кирпичами набит… Старшина – предок прапорщика!