Дмитрий Беразинский - Задолго до Истмата Страница 18

Волков наклонился и расшнуровал ботинки. Ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, посмотрел внимательно на свои ногти. Затем внезапно сказал:

— Меня радует только одно. Вы — не безгрешны. И отрадно другое: корни ваших ошибок, видимо, кроются глубоко в нас и наших душах.

Хранитель заржал. Встревоженные его смехом собеседники едва не повыскакивали с шезлонгов. Но смех стих так же резко, как и начался.

— Прошу прощения, господа! — произнес Семен. — Я уже лет шестьсот так не смеялся. Правильнее сказать, мне так не было весело почти шесть веков. Андрей, ну с чего ты взял, что «мы» — это ваши потомки. Те, кого ты подразумеваешь под этим местоимением, на самом деле — ваши предки.

— Теперь моя очередь просить прощения! — воскликнул Каманин. — Ничего не понимаю! Как могут люди быть потомками суперрасы? Я намеренно не возьму ее в кавычки, ибо на фоне любого из трех миров — вы СУПЕРЫ.

Хранитель глубоко вздохнул.

— Ребята, ну что вы, как маленькие, аналогию с той же самой Землей провести не можете? Когда человек нарушает законы общества, его сажают в тюрьму — ограничивают свободу. Так и тут. Отмочил, например, обычный октанум из системы Три-В-Два такой номер, от которого нарушило энтропию на площади трех квадратных мегапарсек в секторе Омега-три, ну так и ограничили ему свободу, впихнули в четырехмерный мир бывшего жителя восьмимерного мира на определенный срок. Ну, само собой, парочку барьеров поставили, чтобы не свихнулся его разум возмущенный, ведь вот любого из нас лиши одного измерения — мозг в панику кинется. Помните, у Льюиса Кэрролла момент, когда у Шляпы и Очумелого Зайца все время пять часов? Но это — сказка, а подобная реальность кого угодно шизоидом сделает! Вернемся к нашему герою... Поставили ему барьеры и впихнули в четырехмерник. Вот он и отбывает срок: от звонка-рождения до звонка-смерти.

— Так ведь есть и самоубийцы! — не утерпел Волков.

— Все учтено могучим ураганом! Как ты думаешь, почему самоубийство у христиан — великий грех? Православные не хоронят самоубийц на одном кладбище с истинно верующими, а католики вообще...

— А японцы? — не унимался бравый генерал. — У них самоубийство — это способ смыть позор, своего рода подвиг...

— А в японцы, господин генерал, просто так не попадают! — иронично сказал Хранитель. — Японец — это «легкая статья», если простите мне этот вольный перевод на русский язык.

Настала очередь вмешаться профессору.

— А какая «статья» самая тяжелая, извините?

Семен поднял очи горе.

— А вы до сих пор не догадались?

— Неужели? — хором воскликнули генерал с профессором.

Хранитель снова засмеялся.

— Нет! — воскликнул он со счастливой улыбкой. — Сегодняшний день я запомню надолго! Два раза расхохотаться... Мастермайнд ни в жизнь не поверит!

— Так ты не договорил, что делают с тем, кто наложит на себя лапы, — напомнил Андрей Константинович.

Хранитель гордо вытянулся в шезлонге.

— С этими? Повторный цикл. Только если туп, как дерево... Короче, в худшие условия определяют. С жертвами убийц и диктаторов как? А смотрит Мастермайнд — если предыдущая жизнь в зачет идет, то можно и скостить слегка. Вон у профа нашего спросили, хочешь ли назад, так он выбрал другую эпоху. Застой и Перестройку вместо Революции и Коллективизации, хе-хе!

— А меня не просвещали, что жизнь дается человеку в наказание и прожить ее надо так, чтобы было мучительно и больно за грехи, свершенные твоим истинным «Я»! — огрызнулся Ростислав. — Постойте, так ты, Семен, сплутовал, обещая нам призовые годы!!! Это все равно что заключенному за хорошее поведение обещать срок накинуть! Это — подлость, вот!

Хранитель чуть было не засмеялся в третий раз, но подумал и решил, что по такому славному деньку очень долго будет донимать ностальгия. Вместо ответа он встал с шезлонга и покинул на несколько секунд балкон. Вернулся уже с пистолетом.

— На! — равнодушно протянул он Ростиславу косок вороненой стали. — Можешь прямо здесь! Я скажу Мастермайнду, что ты наказание отбыл и просто «сгорел на работе». Давай, мадонна миа эль порко маладетто[1], стреляйся!

Ростислав даже не сделал попытки взять «машинку».

— Вы ведь, гады, вместе с наказанием даете и волю к жизни — ни с чем не сравнимое желание быть в этой «тюрьме». Попробуй уйди из кинотеатра, не узнав, чем закончилась премьера. А если эта премьера — единственное кино в твоей жизни... Ладно, а что ты нам за зелье подсунул? Память стирает?

Семен покачал головой.

— Нет, компаньеро, это всего лишь приглушает горечь победы. А я пил вместе с вами, потому что моя должность — отнюдь не райское место, и помнить об этом — я помню, но вот вспоминать! Только вы, братцы-кролики, не делитесь ни с кем подробным устройством Вселенной... хватит того, что я с вами поделился. Хотя мне Мастермайнд ничего не сделает — вы ведь подписали договор. Еще не желаете настоечки?

Волков покачал головой. Профессор сделал то же самое.

— Нет, Хранитель, спасибо. Мы относимся к мазохистам, предпочитающим операции без анестезии. А вот от кофе лично я не отказался бы.

Процедура дальнейшего застолья происходила на первом этаже в Малой столовой (Хранитель как-то упомянул, что случаи торжеств с использованием Большой столовой можно перечесть по пальцам одной руки), где нашу троицу поджидали прибывшие в срочном порядке в Неверхаус маршал Норвегов и генерал-лейтенант Булдаков. Последний не преминул пожаловаться Константину Константиновичу, что бывший подчиненный вскоре обгонит его в чине.

— Не переживай, Палыч, — успокоил его маршал, — ученик должен превзойти учителя.

— Угу! — мрачно ответил Булдаков. — Только учитель обычно к этому моменту умирает, согласно сценарию, чтобы не видеть своего позора.

— Палыч, — укоризненно сказал Константин Константинович, — я, конечно, тобой очень дорожу, ты, можно сказать, у меня незаменимый. Но если захочешь покончить с собой — я тебя вполне пойму и одобрю.

— Типун вам на язык! — всполошился Олег Палыч. — Я еще правнуков не баюкал! Жить только начинаю, еще про пенсию генеральскую не думал! Я вообще, может, тоже маршалом мечтаю быть.

— Мечтать не вредно! — заметил Хранитель, кладя себе огромный кусок пирога с зайчатиной. — Я тоже мечтаю... иногда.

— Любопытно, о чем? — любезно поинтересовался Каманин. Он из десертов, как мы знаем, признавал лишь один, поэтому ковырял десертной ложкой полукилограммовый кусок ванильного мороженого, щедро сдобренного вишневым ликером.

— По-всякому бывает! — уклончиво ответил Семен. — Например, мечтал на позапрошлой неделе о небольшой баньке на берегу реки... попарился вволю — и бултых в воду! Красота!

— Будет вам банька! — пообещал Ростислав. — На берегу озера. Я вам лично преподнесу в дар небольшую дачу со всем необходимым! Вас озеро устраивает?

— Устраивает. Профессор, мне в самом деле будет приятен такой знак внимания.

Хранитель задумался. Из раздумий его вывел тактичный вопрос маршала Волкова:

— Простите, Хранитель, разве не в вашей власти построить хоть сауну на берегу Байкала? Ведь при вашей должности что построить, что отнять — ничего сложного.

Семен с сожалением посмотрел на маршала. Вот она — логика военного! Вот она во всей красе.

— Боги, по вашей логике, тоже могут взять, что хотят, но отчего-то существуют жертвенники. Ведь дорог не подарок, дорого внимание!

Пораженный Константин Константинович, всю жизнь окруженный семьей и заботами о ближних, случалось, был рад и спокойному вечеру в одиночестве... не понять нам, не оценить того, что имеем. Что, потерявши, плачем злыми слезами. Тут владыка о баньке возмечтал! Хорошо, будет ему кусок внимания и на родном Унтерзонне! По возвращении прикажет маршал построить при Бобруйске в заповедном месте небольшую «заимку» для дорогого и высокого гостя.

Вслед за этим лирическим отступлением мужчины принялись обсуждать дела насущные. Андрей Константинович рассказал о посещении Земли и о делах, вершимых на Гее. Маршал с генерал-лейтенантом не могли удержаться от парочки советов, слово за слово — заспорили. Булдаков считал, что зря Петра престола лишили, это был великий человек. Ростислав от этих слов вошел в азарт и принялся доказывать, что величие Петра превышало величие самой России, привел в пример Людовика Четырнадцатого, при котором половина Франции была пропита и сожрана.

Булдаков отбрехивался фразами, прочитанными в учебнике «История России» за пятый класс, глубже не копал, но по природе имел свое мнение и менял его крайне неохотно. Ростислав же сыпал цифирью и фактами, генерал-лейтенанту вообще неизвестными, чем вводил того в смущение. Обстановку спас Норвегов, принявшийся взахлеб рассказывать сыну о семье, новостях Бобруйска и проделках внуков. Андрей Константинович сказал, что заберет детей и внука самое большее через год, после того, как город на Чудском озере будет заложен.