Александр Макколл Смит - Синие туфли и счастье Страница 18

– Да, мма, – отозвалась мма Рамотсве, пытаясь отогнать от себя неизвестно откуда взявшееся видение мма Цау, выплескивающей кастрюлю супа на голову… Чарли. Вот так картина! Но она тут же сменилась образом мистера Матекони, расстроенного плохо выполненной работой, который производит то же действие над головой ученика, и мма Макутси, которая выливает суп на… Она заставила себя остановиться. – Прошу вас, я хотела бы поговорить с вами.

Мма Цау потерла лоб.

– Я вас слушаю, – сказала она.

– Это частное дело, – пояснила мма Рамотсве. – Мы можем поговорить в моем фургончике, если вы не возражаете.

Мма Цау нахмурилась.

– Что за частное дело? – спросила она. – Вы хотите мне что-то продать, мма?

Мма Рамотсве оглянулась, как человек, который хочет сообщить нечто секретное.

– Речь идет о вашем муже, – сказала она.

Эти слова оказали нужное воздействие. Как только был упомянут ее муж, мма Цау вздрогнула, словно кто-то плеснул ей… Она откинула голову назад и искоса посмотрела на мма Рамотсве сощуренными глазами:

– О моем муже?

– Да, мма, о вашем муже. – Мма Рамотсве кивком головы показала на дверцу автомашины. – Почему бы вам не сесть в фургончик, мма? Мы можем здесь поговорить.

Ей показалось, что мма Цау собирается развернуться и уйти в дом. Женщина колебалась, глаза ее бегали. Потом она снова пристально посмотрела на мма Рамотсве. И стала медленно обходить фургончик спереди, не отрывая взгляда от мма Рамотсве.

– Вы можете опустить окошко, мма, – сказала мма Рамотсве, когда женщина опустилась на сиденье рядом с ней. – Будет прохладнее. Сегодня очень жарко, правда?

Мма Цау сложила руки на коленях и уставилась на них. Она не ответила на реплику мма Рамотсве. В замкнутом пространстве фургончика слышалось ее тяжелое дыхание. Мма Рамотсве немного помолчала, давая ей возможность отдышаться. Но дыхание мма Цау не изменилось, оно напоминало шум ветра в кроне дерева, шелест листьев. Мма Рамотсве повернулась и посмотрела на повариху. Она была готова к тому, что ей не понравится женщина, которая ворует еду у студентов колледжа; женщина, которая так несправедливо обошлась с безобидной Поппи, угрожая уволить ее. Но сейчас, увидев ее во плоти, такую маленькую, со странной походкой, невозможно было не посочувствовать ей. И конечно, мма Рамотсве всегда было трудно не проникнуться сочувствием к другому человеку, хотя его поведение могло вызывать нарекания, а неприятные черты характера нельзя было не заметить, просто потому, что на самом глубоком, интуитивном уровне она понимала, что быть человеком непросто. Каждый, думала она, может легко сделать что-то плохое, проявить слабость, оказаться эгоистом; это значило, что мма Рамотсве могла понять – и понимала, – но не оправдать – она и не оправдывала – или разделить точку зрения – она и не разделяла, – что один человек не должен судить других. Разумеется, человек может судить других, и мма Рамотсве прибегала к нормам древней ботсванской морали, вынося свои суждения. Но в древней ботсванской морали не содержалось ничего, что запрещало бы человеку простить тех, кто слаб; на самом деле древняя ботсванская мораль была очень конкретна относительно прощения. Человек не должен таить зло на другого, предписывала она, потому что это разрушает мир в обществе, разрушает связи между людьми.

И, подсознательно пожалев мма Цау, нисколько не раздумывая, мма Рамотсве протянула руку, мягко коснулась локтя женщины и не убрала руку. Мма Цау напряглась, дыхание ее стало неровным, она повернулась и пристально посмотрела на мма Рамотсве, в глазах ее стояли слезы.

– Вы мать одной из этих девушек, – тихо сказала мма Цау. Это был не вопрос, а утверждение. Ее прежняя уверенность в себе пропала, она, казалось, сделалась еще меньше, ссутулившись на сиденье.

Мма Рамотсве не поняла мма Цау и готова была признаться в этом. Но, подумав, догадалась, что именно имела в виду эта женщина. В конце концов, это знакомая история, чему тут удивляться! Муж, отец, добропорядочный гражданин, такой человек все же мог завести роман с другой женщиной, несмотря ни на что, несмотря на причиняемую жене боль, и многие ботсванские женщины так и поступали. А некоторые из таких мужчин шли дальше, вступая в связь с девушками гораздо моложе себя, иногда даже со школьницами старших классов. И ощущали гордость, встречаясь со своими юными подружками, которым кружила головы возможность швыряться деньгами, или быстрая машина, или, возможно, власть.

– Я слышу, что вы говорите мма, – начала мма Рамотсве. – Ваш муж. Я не имела в виду…

– Это длится уже много лет, – не слушала ее мма Цау. – Сразу после того, как мы поженились… да, тогда все и началось. Я много раз говорила ему, как глупо он выглядит, бегая за молоденькими девушками, но он не обращал на мои слова внимания. Я говорила, что уйду от него, но он только смеялся и советовал мне так и поступить. Но я не могла, мма. Не могла…

История, знакомая мма Рамотсве. Она встречала множество женщин, которые не могли расстаться со своими недостойными мужьями, потому что любили их. Эти случаи сильно отличались от тех, когда женщины боялись уйти от мужчин или некуда было идти; однако были женщины, которые не могли уйти, потому что вопреки тому, как с ними поступали, вопреки жестоким разочарованиям упорно продолжали любить своих мужей. Здесь, как подозревала мма Рамотсве, был тот самый случай. Мма Цау любила своего мужа и, очевидно, будет любить до конца.

– Вы любите его, мма? – тихо спросила она. – Да?

Мма Цау смотрела на свои руки. Мма Рамотсве заметила, что одна из них была слегка припудрена мукой – рука поварихи.

– А… – пробормотала мма Цау, – да, мма. Я люблю этого человека. Я слабая женщина, я понимаю. Но я люблю его.

Мма Рамотсве вздохнула. Против такой любви нет средства. Любовь самое важное в жизни, и, чтобы выяснить такой простой факт, не надо быть частным детективом. Такая любовь, крепкая любовь родителя или преданного супруга может померкнуть – и часто меркнет, – но на это уходит много времени, однако часто она сохраняется, несмотря на то что, несомненно, адресована недостойному человеку.

– Я хочу сказать вам что-то не имеющее к этому отношения, – сказала мма Рамотсве. – Я не знаю вашего мужа.

Потребовалось несколько минут, чтобы до мма Цау дошел смысл сказанного. Поняв, она обернулась к мма Рамотсве, все еще с ощущением, что потерпела поражение.

– Зачем вы приехали? – спросила она. В голосе ее не слышалось любопытства. Вопрос звучал, словно мма Рамотсве явилась поговорить о доставке яиц или, может быть, картошки.

– Я приехала, потому что слышала, что вы угрожали уволить одну из ваших сотрудниц, – ответила мма Рамотсве. Она не хотела намекать на то, что Поппи приходила жаловаться, и сказала – в полном соответствии с истиной в самом строгом смысле, – что никто не просил ее приходить. Это не было ложью. Скорее тем, что Клоувис Андерсен называл уклончивой формулировкой, а это не одно и то же.

Мма Цау пожала плечами.

– Я шеф-повар, – сказала она. – Меня приглашают обслуживать выездные банкеты. Вот я кто. Некоторых сотрудников я держу, а некоторых увольняю. Не все они хорошие работники. – Она слегка потерла руки, и мма Рамотсве увидела крохотные частицы муки, словно пылинки, заплясавшие в солнечном свете.

Сочувствие, которое испытывала к этой женщине мма Рамотсве, сменилось раздражением. На самом деле ей не нравилась эта женщина, хотя, возможно, ее преданность волоките-мужу была достойна восхищения!

– Людей увольняют и по другим причинам, – заметила мма Рамотсве. – Например, некоторые крадут еду – таких увольняют, если выясняется, что они кормят казенной едой собственного мужа.

Мма Цау молчала. Протянув руку, она принялась теребить подол юбки, словно проверяла прочность шва. Она вздохнула, и в горле у нее что-то захлюпало.

– Возможно, это вы написали то письмо, – сказала она. – Возможно…

– Я не писала, – ответила мма Рамотсве. – И та девушка тоже.

Мма Цау покачала головой:

– Тогда кто же?

– Понятия не имею, – сказала мма Рамотсве. – Но это никак не связано с той девушкой. Вас шантажирует кто-то другой. Потому что это шантаж. Обычно это дело полиции.

Мма Цау рассмеялась:

– Думаете, мне следует пойти в полицию? Думаете, я приду и скажу им: «Я кормила мужа казенной едой, а теперь мне угрожают»? Я не такая дура, мма.

Голос мма Рамотсве звучал ровно:

– Я знаю, что вы не глупы, мма Цау. Я это знаю. – И она замолчала.

Мма Рамотсве сомневалась, что мма Цау предпримет что-либо против Поппи, и это значило, что задача выполнена. Но оставался вопрос с шантажом. Шантаж – недостойное дело, думала мма Рамотсве, ее оскорбляло сознание того, что кто-то мог заниматься шантажом и при этом оставаться безнаказанным. Она, возможно, могла бы распутать это дело, если бы было время, в какой-нибудь период затишья, когда ни ей, ни мма Макутси нечего делать. Возможно даже, она могла бы поручить это дело мма Макутси и посмотреть, как она справится. Никакому шантажисту не справиться с мма Макутси, помощницей детектива в «Женском детективном агентстве № 1», с отличием окончившей Ботсванский колледж делопроизводства, – мма Девяносто Семь Баллов, как иногда мма Рамотсве непочтительно думала про нее. Она представила себе противостояние шантажиста и мма Макутси: уверенную женщину в больших круглых очках, пылающую негодованием, и шантажиста, незаметного, жалкого человечка, съежившегося от гнева женщины.