Глеб Дойников - Возвращение Варяга Страница 18

—Слово чести князя вам уже не достаточно? Я клянусь на фамильном гербе, что все долги будут погашены в срок, мы с моей женой...

—Простите ваше высочество, — выплюнул титул собеседника доктор Вадик, — но я не совсем понимаю — причем тут ваша супруга. Это ваши долги, на девяносто пять процентов карточные, а про остальные пять мне вообще говорить противно. К тому же, насколько мне известно, Ее Высочество Княгиня Всероссийская Ольга, все имеющиеся при ней на данный момент средства направила на создание всероссийского фонда «Вспомоществования раненым товарищам ветеранам». Так что ваш обычный источник средств для вас сейчас недоступен. Ваши европейские родственники, несмотря на их громкие титулы, сами бедны как церковные мыши, да и любят они вас, как (тут Вадик предпочел подавиться пришедшим на ум сравнением)... Ну в общем денег вам там никто не ссудит, тем более при вашей то репутации. Итак — при условии не получения денег от Ее Высочества Ольги, и прочих заимствования из Русской казны, а она, поверьте, для Вас теперь недоступна (а вот за это, петух гамбургский, мне только спасибо было от министра финансов, господина Коковцева) как вы намереваетесь расплачиваться? Первый платеж вы уже пропустили, ваше высочество.

—Я... Вы... Да как вы смеете! Кто вы вообще такой, и что вы от меня хотите? — попытался задавить неизвестного ему докторишку, которого сам принял за простого посредника, нынешний муж княгини Ольги, Петр Александрович Ольденбургский. При том, что сам он был весьма не высокого роста и полу лыс, это смотрелось весьма комично. Доктор Банщиков открыто хохотнул и свободно откинувшись на спинку кресла, не спросясь закурил. Выпустив клуб дыма в лицо побагровевшему от такой наглости князьку, он перешел на деловой тон.

—Я — ваш главный и единственный кредитор. Кто, как и почему — не важно. Факт в том, что вы мне должны, и весьма много. С учетом процентов порядка полутора миллионов (выкупленных правда всего за 800 тысяч, эх плакали мои денежки). Я вам сделаю одно предложение, один раз. Если вы откажетесь — я клянусь, вы станете первым в истории России князем, постояльцем долговой тюрьмы. Мне угодно, чтобы вы в течении месяца дали развод вашей жене, и желательно проваливали из России на все четыре стороны. Хотя последнее — не ваше усмотрение.

—Мне говорили, что моя супруга слишком часто бывает замечена в обществе некого господина морского доктора... Но я не думал что все настолько серьезно. Вы хоть знаете, какое значение придает ее царственный брат нашему браку? Династическому между прочим....

—Знаю, — прервал надувшегося как петух европейского князька Вадик, — уже никакого (тут он немного блефовал, но Николай и сам изрядно недолюбливал мужа сестры, а после рассказанной Вадиков абсолютно вымышленной истории о «предательстве интересов России родственниками этого гада», и как тот потешался над самим Николаем, и сочувствовал революционерам уже после его смерти и, абсолютно правдивой, о «наклонностях и сексуальных предпочтениях голубого князя», и правда не горел желанием того спасать). В случае вашего отказа, развод будет оформлен автоматически, после вашего помещения в тюрьму, ибо у русской Великой Княгини не может быть мужа сидящего в тюрьме. Это невозможно с той самой «династической» точки зрения, знает ли. Кстати о тюрьме, вы в курсе что там происходит, при нехватке женской ласки? Впрочем, возможно как раз это то вас и не пугает...

—Что вы себе позволяете???? — вскочил со стула генерал свиты его величества, которому в первый раз за всю его сознательную жизнь намекнул о его ориентации кто — то, не принадлежащий к «его кругу».

—Все, что мне заблагорассудится, — взял его за воротник и притянул к себе поближе на голову более высокий, на порядок более мускулистый и на десяток лет более молодой Барышников, — третьим, так же устраивающим МЕНЯ, вариантом является дуэль. После чего, Ольга станет вдовой, избавленной от необходимости терпеть ваше существование на этом свете. Выбор за вами, но вы можете выбирать только из трех вышеизложенных вариантов. Через неделю я подаю на вас в долговой суд, как на просрочившего уже второго платежа. Это я называю — «сделать предложение, от которого вы НЕ МОЖЕТЕ отказаться». Честь имею.

 С этими словами Вадик слегка оттолкнул обалдевшего от столь бесцеремонного обращения князя, отчего тот с плюхом приземлился на стул. Бросив на стол отдельного кабинета ресторана «Максим» пятирублевую купюру, доктор направился к ожидающему его извозчику. Жизнь продолжала радовать молодого доктора, вернее недоучившегося студента, волею судеб ставшего завсегдатаем великосветских салонов и постоянным собеседником и советником Императора Всероссийского. Вопрос с разводом Ольги можно было считать решенным, она и так развелась с мужем в 1916 году ради любимого человека, так что он просто немного ускорил события. Тогда, в его мире, Николай настоял на семилетней отсрочке. Сейчас и здесь — Никки, узнав, что отсрочка ни к чему кроме нервного срыва у Ольги не привела, и заваленный Вадиком черным пиаром на князя, дал добро на немедленный развод. Жизнь продолжала радовать доктора еще пару часов, пока он не приехал в свою импровизированную лабораторию, под которую была переоборудована одна из залов Елагина дворца.

 Хотя эксперимент по переливанию и отделению плазмы крови шли успешно, под руководством Павлова (того самого, временно оставившего собачек без присмотра), проблем на медицинском фронте хватало. С порога его огорошили новостью — мышки, на которых велись эксперименты по отработка антибиотика на базе анилиновых красителей, в очередной раз отбросили копыта. Вернее — заменяющие их когтистые лапки. Это была уже пятая партия, и пока единственным прогрессом было то, что они дохли не мгновенно а спустя двое суток. Но — дохли стабильно все, без исключений. Громко выматерившись доктор Вадик снова засел за перепроверку технологических процедур, пытаясь понять, где именно он делает ошибку. Ему все сильнее казалось, что проблема лежит в недостаточной чистоте исходного продукта, но как именно отсепарировать все примеси из исходного красителя, основываясь только на технологиях начала века... А стрептоцид, обещавший быть золотым дном, нужен был уже вчера. Его массовые клинические испытания проще всего было бы устроить до конца Русско-Японской войны. Засидевшись за экспериментами (вроде медленная дистилляция раствора могла удалить большинство примесей, по крайней мере более летучие и тяжелые соединения, эх — полцарства за хроматограф!) Вадик несколько пропустил время выезда на еженедельный обед с Питерским банковским сообществом. Пропускать эту встречу было нельзя, экипаж уже был подан и ждал у подъезда.

—Голубчик, принеси пожалуйста из кареты букет роз, — обратился Вадик к дворецкому, пробегая мимо него в ванну, ехать к серьезным людям ТАК воняя химикатами, было решительно невозможно, — он там под задним сидением. И поставь в воду, очевидно в Зимний мне сегодня уже не попасть, а без воды — до завтра наверняка завянет.

 Розы были куплены для Ольги, он просто не смог проехать мимо нежно розового шара выглядывающего из окна голландской цветочной лавки на Невском. Их цвет почему то настолько явственно и болезненно вызвал у него ассоциацию с княжной, что он не раздумывая и не торгуясь заплатил за две дюжины розовой прелести. Он намеревался сделать любимой женщине столь не одобряемый ею ("ВадИк, — почему то с ударением на второй слог, всегда отчитывала она его в таких случаях, — ты меня отчаянно компрометируешь, душа моя. Не смей этого больше делать, ни смей, слышишь?». Но при этом так радостно зарывалась с головой в букет или рассматривала каждую безделушку такими глазами... Ей было абсолютно непривычно, но явно приятно получать подарки не как княжне, а как любимой женщине...) сюрприз, но... Мышки сдохли, и Вадик снова, в который раз, азартно с головой залез в эксперименты, забыв о времени, более важных банковских делах и даже о ней. Все же где — то там, под маской морского волка — доктора и прожженного придворного интригана, жил обычный мальчишка студент.

 Грохот взрыва и упругая взрывная волна дошли до дворцовой ванны в момент, когда Вадик, только-только открывал кран горячей воды в душе. Накинув банный халат прямо на голое тело (его карикатуры в неподобающем виде потом примерно с месяц мелькали как в крайне левой, так и в крайне правой прессе) Вадик вылетел на улицу. Позже, вечером, пытаясь проанализировать события этого длинного дня, в который он, по чистой случайности, пережил первое, но далеко не последнее покушение, он никак не мог понять одного. Ну за каким хреном его вообще понесло на улицу, к месту взрыва? Туда, где все еще кисло воняло взрывчаткой, где кто — то в голос орал, что — то горело, и не факт, что не поджидал его еще один «бомбист»? Да еще и практически голым, ну куда было так торопиться?? Только после третьего бокала коньяка, прижимая к себе все еще дрожащую от страха княгиню (прослышав о взрыве, она материализовалась во дворце через невозможные для транспорта начала века полтора часа, и долго убеждала Вадика, что «она во всем виновата, и на ней висит рок, смертельный для каждого полюбившего ее") он понял. В нем, сработал Банщиковский рефлекс военного врача. Если что — то, где — то взорвалось, и там орут от боли раненые, то когда все нормальные люди бегут ОТ взрыва, его ноги сами, без вмешательства головы, несут прямо его к эпицентру...