Евгений Белогорский - На сопках Манчжурии Страница 19

— Платоныч, срочно передай в Харбин! Китайцы захватили наш вокзал в Чанчуне, флаг сорван, по всему городу идет стрельба. Это не провокация, это — война! — прокричал он в трубку дежурному по станции, прежде чем опомнившиеся китайцы прервали разговор. За спиной дежурившего по станции Платоныча была война 1904 года и потому, он без всякого раздумья и колебаний первым делом перезвонил в кабинет начальника погранзаставы, где вот уже месяц дневал и ночевал Рокоссовский. Согласно распоряжению Москвы, на время объявления особого положения, вся власть на станциях КВЖД перешла в руки пограничной стражи.

Сразу было объявлена общая тревога, но, желая проверить полученное известие, командир заставы, выслал к Чанчуню разъезды конной разведки. Ждать пришлось недолго, уже через полчаса нарочный доставил штабс-капитану дурные вести. По направлению к станции было отмечено движение большого количества китайской пехоты.

— Свентицкий! Начинайте эвакуацию заставы — приказал Рокоссовский помощнику, а сам устремился на станцию. В его распоряжении было очень мало времени, за которое он должен был нанести коварному врагу самый чувствительный удар, на который только была способна простая пограничная застава. И дело заключалось не в огневой мощи, которой обладал гарнизон заставы общей численностью в 64 человека.

Станция Куаньчэнь была очень важным пунктом в стратегических планах маршала Чжан Цзолиня захвата КВЖД. На ней происходила так называемая «переобувка» подвижного состава идущего из Харбина в Мукден и обратно.

Все дело заключалось в том, что Южно-Маньжурская железная дорога, подходившая к Куаньчэнь с юга, имела европейский стандарт ширины железнодорожной колеи. Китайско-Восточная железная дорога, начинавшаяся за Куаньчэнь, имела русский стандарт колеи, которая была шире европейской. По этой причине китайцы, не могли использовать на КВЖД свои вагоны и паровозы, изготовленные в Европе.

Планируя наступление на Харбин, китайские генералы очень рассчитывали захватить в находящиеся в станционном депо Куаньчэнь, русские паровозы и вагоны в целости и сохранности. Это давало им возможность за короткое время перебросить к Харбину свои войска, захватить его, а затем начать триумфальное шествие по всей протяженности КВЖД.

Этот план был одобрен японскими военными советниками, и теперь успех всей кампании зависел от быстроты китайской пехоты и расторопности Рокоссовского.

Даже зная намерения врага, было очень трудно сорвать его замыслы, имея в своем распоряжении столь скудный запас времени, коим обладал Константин Константинович. Задача была архисложной, но только не для человека, за плечами которого было почти десять лет боевых действий.

С момента получения приказа о введении на территории Куаньчэнь особого положения станция жила, что называется «на колесах», в ожидании возможной эвакуации. Это порождало массу бытовых неудобств, и не было дня, чтобы начальник станции Добрюха не плакался в жилетку Рокоссовскому, прося послаблений, но тот был неумолим.

— У меня приказ Москвы и я обязан его выполнить.

— Но ведь возможны некоторые разумные отступления от этого приказа. Ведь их, как правило, сочиняют кабинетные деятели, полностью оторванные от жизни, и потому занимаются чистой перестраховкой! — не унимался Добрюха.

— Когда вражеские полки стоят в двух верстах от станции, никаких отступлений от приказа быть не может. Я никогда не прощу себе, если Куаньчэнь попадет целехоньким в руки врагу, как некогда японцам достался порт Дальний — отрезал штабс-капитан, и Добрюха на время от него отстал.

Теперь же, когда этот решающий час настал, все гражданское население Куаньчэни по достоинству оценило деятельность коменданта. Да был страх и тревога в сердцах людей, но не было паники и хаоса, полностью парализующего любую деятельность. Каждый из людей знал, куда ему бежать и что делать, тревожные чемоданы уже стояли в углу и ждали своего часа.

Тревожно засвистели разводящие пары паровозы, загрохотали передвигаемые вагоны, теплушки, платформы, распахнули свои двери железнодорожные склады.

Зная все особенности «переобувки» железнодорожники грузили на платформы все, что только могло помочь врагу в решении его рельсовой проблемы. Решительной рукой мастеровые и выделенные Рокоссовским пограничники опустошали станционные склады. Все, что можно было вывезти, грузилось в эшелон, все остальное было обреченно на уничтожение.

Вслед за железом и всевозможными припасами, в вагоны и теплушки грузились семьи железнодорожников вместе с их нехитрым скарбом. Вместе с ними хозвзвод грузил имущество самих пограничников. Оружие, боеприпасы, амуниция и конная упряжь все было сложено в одном из станционных складов и только ждало отправки.

Очень много важного сделал Рокоссовский в ожидании тревожного часа, но, несмотря на это, он смог снарядить и отправить на север только один эшелон. Сделать больше, у него не хватило времени. Эшелон с беженцами ещё не покинул Куаньчэнь, а станционные депо и пакгаузы уже охватило рыжее пламя пожара.

Из раскрытых нараспашку складских дверей вырывались жаркие языки огня, с жадностью поглощающие все до чего они могли только дотянуться. Облитые керосином вагоны и теплушки, что были вынуждены оставить пограничники, ярко вспыхнули в утреннем рассвете наступившего дня. С грохотом рухнула поврежденная взрывом водонапорная башня, вслед за ней взлетела на воздух электростанция.

— Пора, господин штабс-капитан! — обратился пограничник к шагающему по опустевшему перрону командиру — Матвеев доносит, что китайцы будут на станции с минуту на минуту.

— Ничего, Лаврушин, — успокоил бойца Рокоссовский, — кони наши быстры, китайцы идут пешком, значит, время у нас ещё есть. Сейчас только гостинец на главной ветке заложим для маршала Чжана, и можно будет отправляться. Сходи-ка лучше, помоги товарищам с фугасом.

Так в огне и дыму, покидали свою станцию русские пограничники, по древнему обычаю оставляя после себя врагу только развалины и пепелище.

Выполняя приказ командования, Рокоссовский вел свой отряд к станции Таолайчжао, что находилась на крутом берегу Сунгари. Опираясь на этот природный рубеж, вставший во главе обороны Харбина генерал Зайончковский, собирался задержать врага на дальних подступах к городу. По приказу Слащева, Андрей Медардович прибыл в Харбин в средине марта, где вступил в командование отдельного Харбинского отряда.

В его подчинение перешли все воинские соединения, дислоцированные на КВЖД, которые в случае конфликта преобразовывались в особую армию. Первоначально в планах Генштаба она носила название Маньчжурская, но перед самым отъездом Зайончковский настоял на её переименование в Харбинскую, помня о неудачах 1904 года.

Вслед за Рокоссовским, к рубежу Сунгари пришли пограничные заставы со станций Бухай и Яомынь, в результате чего общая численность их сводного отряда достигла трехсот пятидесяти человек. Взяв в руки лопаты, они принялись возводить траншеи и пулеметные гнезда сразу за железнодорожным мостом, пересекавшим главный водный поток Маньчжурии.

Только через полтора суток на противоположном берегу Сунгари появились китайские разведчики. Обманутые оставлением русскими своих станций, они утратили бдительность и попытались сходу пересечь реку по неповрежденному мосту.

Укрывшиеся в окопах пограничники позволили китайцам подойти до последнего мостового пролета, а затем плотным ружейно-пулеметным огнем всех их уничтожили. Побросав тела убитых в реку, они вновь сели в засаду и стали ждать нового появления врага.

Противник не заставил себя долго ждать. Уже через полтора часа к реке подошел отряд численностью в пятьдесят человек, которые повторили ошибку своих предшественников. Нестройной толпой они устремились на противоположный берег в надежде первыми пограбить брошенную русским станцию, благо над ней не развивались клубы дыма, и не было видно огня.

Как и в первом случае, пограничники позволили врагу дойти до выбранного ими рубежа атаки, а затем открыли ураганный огонь. Боеприпасов у трех застав было вдоволь и потому патронов не жалели. Пулеметчики выкашивали передние ряды, а стрелки добивали обратившихся в бегство врагов.

Мост через Сунгари был не особенно длинным, но ни один из солдатов Чжан Сюэляна не сумел пробежать его полностью. Последний из беглецов был убит буквально в двух шагах от будки смотрителя, в которой он надеялся найти укрытие.

Командующий центральным участком обороны Рокоссовский, сам лично вышел на мост вместе с командой охотников, чтобы подобрать раненых и, оказав им помощь, допросить. Каково же было его удивление, когда команда не обнаружила ни одного живого человека. Пули заамурцев разили без промаха, а никто из китайцев не решился поднять руки.