Роман Буревой - Тайна Нереиды Страница 19

«Исполнитель желаний никак не умрет во мне…» – но в этом обращении к своей особе не было упрека.

Наконец старик Тиберий явился – глаза тусклые, под языком катает таблетку. Наверняка опять сердце прихватило. Стареет прямо на глазах – еще вчера лицо его не казалось таким желтым, а щеки – запавшими. Но Элий не мог его выгнать. Хотя бы потому, что этот человек носил то же имя, что и старший брат Элия, погибший на войне. Ради того, чтобы день за днем произносить имя брата Элий готов был простить Тиберию почти все.

– Тиберий, ты просмотрел бумаги? – против воли в голосе прозвучал упрек.

– Не успел, – честно признался старик.

– А ты отправил мой проект закона «О гениях» императору и в сенат?

– Еще нет.

«Сколько ему до пенсии? Два года? Три? Что-то он совсем сдал», – подумал Элий.

Вслух же сказал кратко:

– Бумаг стало слишком много. Не хочешь подыскать себе помощника?

– Подыскать-то можно, – отвечал Тиберий таким тоном, будто во всем был виноват сам хозяин. – Только будет ли молодой бездельник предан тебе, Цезарь. Твой пресс-секретарь Квинт все время отлынивает от работы.

Старика одолевала ревность. Одна мысль, что кто-то может выполнять его обязанности лучше (ну, разумеется, не лучше, но Цезарю-то может показаться, что лучше) сводила его с ума. Появление Квинта повергло Тиберия в панику. Он чувствовал, что вскоре люди совсем иного сорта, молодые, шустрые и беспринципные окружат Цезаря. И им не будет дела до рассудительной порядочности Тиберия, его обстоятельности, его преданности. Они победят только потому, что молоды. А ведь он служил еще Адриану, отцу Элия, он всю жизнь отдал этой семье.

Элий протянул старику папку:

– Через два часа чтобы все было готово.

Секретарь воспринял эти слова как самый строгий выговор. Но повторять свое предложение на счет помощника Элий не стал – знал, что этим еще больше оскорбит старика. Цезарь сам подберет второго секретаря, и Тиберию придется с этим смириться, как смирился с псом, подарком Квинта. Элий взглянул на лежащего в углу таблина щенка. Тот сладко посапывал, положив голову на толстые лапы.

«Здоровенный будет пес, – подумал Цезарь. – Цербер…»

И хотя он позвал щенка мысленно, тот вскинул голову и уставился на хозяина преданными глазами.

«Спи, Цербер, – опять же мысленно обратился к нему Элий. И щенок послушно смежил веки. – Где же Квинт? Пройдоха опаздывает».

Но тут, будто откликаясь на зов хозяина, как прежде откликался пес, явился фрументарий.

– Ты уже говорил с Руфином на счет сватовства? – поинтересовался Квинт.

Элий поморщился.

– Нет еще, – признался неохотно.

– Когда же поговоришь?

– Не сейчас.

– Это почему же? Не стоит тянуть, Цезарь, иначе девчонку уведут из-под носа. Тебе-то, конечно, все равно, но мне ее жаль…

Элий насторожился. Когда речь шла о Летиции, самообладание изменяло Цезарю. Лицо каменело, и он не знал, куда деть руки. Так чего же он тянет? Боится? Но чего?

– Жаль? – переспросил Элий и ненатурально рассмеялся.

– Ну да. За малышкой охотится Бенит. Во всем Риме трудно отыскать второго такого подонка. Бедняжка… – Квинт вполне искренне вздохнул.

Бенит! Элий едва не задохнулся от ярости. Ну нет! Этому типу нельзя отдавать Летти. Бениту вообще никого нельзя отдавать. Собаку, и ту нельзя доверить. К тому же Элий просто не может бросить Летицию на произвол равнодушной Фортуны, он чувствовал за нее ответственность…

– Я сейчас еду на Палатин, – выдавил Элий. – Переговорю с императором. Руфин не посмеет мне отказать.

Квинт торжествующе усмехнулся и подмигнул неведомо кому. Может быть, спящему Церберу?

Сервилия просматривала меню обеда и отдавала последние распоряжения повару, когда запыхавшаяся служанка сообщила о приходе императора Руфина. Поначалу Сервилия не поверила. Неужели император явился, не предупредив заранее о визите?! Сервилия с утра пребывала в дурном расположении духа, и нежданный визит Августа не улучшил ее настроения. Приход Руфина не сулил ничего хорошего. Матрона поспешила в таблин. Император небрежно развалился на покрытом подлинной леопардовой шкурой ложе и листал последний сборник стихов Кумия. Император был в тоге триумфатора, затканной золотыми пальмовыми ветвями. И это тоже не понравилось Сервилии. А еще больше ей не понравилось, что императора сопровождал Элий. Цезарь тоже был в пурпуре. Элий держался не столь по-хозяйски, он даже не присел, а стоял возле книжной полки, делая вид, что читает вытесненные золотом имена на кожаных переплетах кодексов. Когда Сервилия вошла, Элий поклонился, а император лишь вскинул руку, будто приветствовал не даму, а центуриона преторианцев. Происшедшие с Руфином перемены многих приводили в недоумение. Император выглядел помолодевшим и поглупевшим. И невыносимо самодовольным. Август видел и слышал лишь самого себя. Государственные дела его не интересовали. Даже сообщения о гениях не взволновали. Даже донесения из Персии не тревожили. Руфин вел себя, как разбогатевший плебей. Одевался пестро и ярко, где надо и не надо появлялся в пурпуре и золоте, все пальцы его были унизаны перстнями, а глаза – подкрашены. Ходили слухи, что после убийства сына Руфин помешался – отсюда и его решение жениться, и самодовольство, и некая глуповатость в словах и поступках, и нелепые манеры. Сервилия находила эти слухи правдоподобными.

– Твой таблин – прекрасная картина, – император выставил руки, заключая пространство в квадратик из пальцев. Подсмотрел жест у какого-нибудь киношника. Голос Августа звучал фальшиво, как голос начинающего актера. Но в последнее время он со всеми говорил только так. – Коричневые и золотистые оттенки. Великолепно! У меня есть несколько картин северной школы, написанной в коричнево-золотистом колорите. Я заплатил за каждую полмиллиона.

– Твои картины восхитительны, Руфин Август! – отвечала Сервилия, при этом краем глаза следя за Элием.

– Картины подлиннее жизни. Смотришь и радуешься, и не живешь. Нежизнь – вот радость. – Эти смутные фразы мало подходили к его самодовольному виду. – А мы к тебе по делу, – без всякого перехода сообщил Руфин. – Элий собрался жениться. Мой маленький сынок хочет жениться, – Руфин прищурил один глаз и хитро поглядел на Сервилию. – Жениться – это хорошо. Всем надо жениться. Ты еще не догадываешься, кто его избранница?

Сервилия Кар стиснула зубы, призывая гнев богов на голову хромого калеки.

– Нет, Руфин Август, я не знаю предпочтений Элия Цезаря после того, как Марция Пизон бросила его.

Элий, несмотря на все свое самообладание, изменился в лице. Сервилии показалось, что она почувствовала невыносимую боль Элия. И эта боль ее порадовала. Руфин же просто-напросто не заметил ядовитого укола.

– Ну как же! – Август расхохотался. – Ведь он спас твою дочку от смерти! Любой бы на его вместе влюбился в эту юную взбалмошную особу.

– Да, я помню, чем обязана гладиатору Юнию Веру и Элию Цезарю.

Она намеренно поставила на первое место гладиатора, а Цезаря лишь на второе, желая унизить Элия. Но цели своей не достигла.

– Юний Вер сделал гораздо больше для спасения Летиция, нежели я, – отвечал Цезарь без тени обиды.

– Я заплатила Юнию Веру миллион. За такие деньги можно сделать очень много.

– А сколько ты заплатила Элию? – ухмыльнулся Руфин. – Ничего? О, конечно, мой сынок Элий бескорыстен. Но он влюблен. В твою дочь. И я, его приемный отец, не могу спокойно смотреть, как он сгорает от любви, – Руфину доставляло радость разглагольствовать об этой вымышленной страсти. – И я прошу твою дочь Летицию Кар стать женой моего дорогого сыночка.

Сервилия ожидала этих слов, но покачнулась, как от удара.

«Как он пронюхал? Не может быть!» – пронеслось в голове. О, если б она могла, как Горгона, обращать людей в камень! Ярости бы ей хватило!

– Я могу сказать нет.

Но Руфин пропустил ее «нет» мимо ушей.

– Пусть сама Летиция даст ответ, как это полагается, – вмешался в разговор Элий.

– Я же говорю, мальчик влюблен, – хмыкнул Руфин.

Император намеренно именовал Элия мальчиком. Если Элий в тридцать два – мальчик, то Руфин в свои пятьдесят с лишним – молодой человек. Юлию Цезарю было пятьдесят три, когда он катался по Нилу с Клеопатрой. А Клеопатре – двадцать один. Почти как Криспине.

– Летти плохо себя чувствует и не выходит из комнаты, – соврала Сервилия.

«Два придурка, один хромой калека, другой – сумасшедший, неужели вы оба не видите, что ваше время истекло?» – хотелось ей крикнуть в ярости. Сервилия сдерживалась из последних сил.

И тут дверь распахнулась, и в таблин вбежала Летти. В розовой коротенькой тунике, ярко накрашенная, отчего казалась старше своих лет.

– Приветствую тебя, Руфин Август и тебя, Элий Цезарь! – Она выкрикнула эти слова слишком громко, потому как задыхалась. Не от бега по лестнице – от волнения.