Архонт Варанги (СИ) - Каминский Андрей Игоревич Страница 19

— Во имя Пречистого, Всемогущего, Исправляющего Силой, пусть сегодня неверные отправятся в ад!!! Аллаху Акбар!!!

— Бисмилляху акбар!!! — послышался вопль из сотен глоток и конный резерв, которым командовал Абу Таглиб, устремился на помощь Бахтиару. Этот прилив воодушевил буидских воинов и те начали с удвоенной силой теснить печенегов, которые видя бегство угров, были готовы и сами кинуться наутек. Меж тем Бахтиар Изз ад-Даула, рубившийся в первых рядах дейлемитским топором, пытался прорваться к предводителю печенегов, во что бы то не стало стремясь повторить успех своего союзника-соперника. Упоенный близостью казавшегося неизбежным триумфа, прикованный взглядом только к печенежскому джабгу, что сражался под стягом с бычьими хвостами, Бахтияр не замечал ничего вокруг себя, уверенный, что надежно прикрыт с тылу. Поэтому он и пропустил миг, когда откуда-то из гущи сражавшихся вдруг вылетело длинное копье, с силой ударив в бок Буида. С диким воплем Бахтияр вылетел из седла, ломая копье и падая под копыта обезумевших от ярости лошадей. Печенеги, увидев гибель вражеского полководца, торжествующе взвыли и попытались перейти вновь в наступление. За новой жестокой схваткой, закипевшей на правом крыле, уже некому было заметить довольной улыбки искривившей губы Абу-Таглиба, когда он, перехватив поводья коня, направил его прямо в гущу сражения.

— Бахтиар Изз ад-Даула пирует в небесных садах с гуриями!!! — заорал Хамданид, перекрывая шум битвы, — он погиб во имя Аллаха, дабы верные Ему шахиды одержали сегодня победу! Аллаху Акбар!!!

Воодушевленные этим призывом дрогнувшие было тюрки и персы, снова устремились в бой, где все еще не могла взять верх какая-либо сторона.

Святослав, все еще не вступавший в сражение холодно смотрел на разворачивающуюся бойню. Но, заметив ввод последнего сорочинского резерва, принял, наконец, решение.

— Твоим летописцам будет, что написать об этом бое, — мрачно усмехнулся он цесаревичу Василию, который уже изнемогал от нетерпения. Князь же подал знак Млеху и армянский князь, пришпорив коня, издал воинственный клич, тут же подхваченный его воинами — кричали даже айсоры и язди. Святослав же, повернулся к своей дружине.

— Ну что, браты, покажем сорочинам, что значит русская слава?! Где кровь русская прольется, там и будет Земля Русская! Слава Перуну!

— Перуну Слава! Ррруссь!!! — послышался воинственный отклик в ответ. Оглашая всю пустыню воинственным криком, громыхая железом, тяжелая конница устремилась на врага. Первыми ее удар ощутили тюрки Себук-тегина: увлекшись преследованием удирающих угров, они пропустили появление нового противника. Себук-тегин, пытаясь развернуть своих всадников навстречу русам, внезапно выехал прямо на князя. Голубые глаза блеснули кровожадным блеском и Святослав, хлестнув плетью коня, ринулся на вражеского военачальника. Сабля из лучшей дамасской стали не выдержала удара княжеского меча, разлетевшись на куски, и Себук-тегин, ошеломленно уставившийся на обломок клинка в его руке, уже не успел ничего сделать, чтобы отразить опускающийся на него русский меч. Святослав же, не останавливая коня, рубанул тюрка наотмашь и устремился дальше, даже не обернувшись на падающий с коня окровавленный обрубок, в который превратился багдадский узурпатор. Меж тем остальные русы, вместе с армянами, уже врубались в тюркское войско — и цесаревич Василий, вместе со всеми надрывая глотку в истошном вопле, ожесточенно рубил удирающего противника. Вскоре и угры, перестроившись, вернулись, чтобы, сплотившись под началом Святослава, искупить позор недавнего бегства. Теперь уже дрогнули, а затем побежали и сами тюрки, обрушив весь левый фланг союзного войска. Святослав же, выхватив взглядом искаженное злобой лицо какого-то знатного угрина, коротко рыкнул.

— Ты! За ними! — он ткнул рукой в удиравших тюрков, — остальные — за мной! Рррусь!

Развернув коня, князь ринулся на помощь Свенельду, ударив во фланг дейлемитам и те, и без того державшиеся из последних сил, наконец побежали. Следом устремились в бегство и арабы, преследуемые по пятам улюлюкающими печенегами. Многие из них уже не убивали своих врагов, но бросали волосяные арканы, вырывая всадников из седла. Русское же войско, не отвлекаясь на пленных, истребляло всех без разбора — арабов, тюрков, дейлемитов. Иные из сорочин, с испугу устремились к реке — и Тигр тек кровью, которой насыщал реку русский Пардус. Копыта коней вязли в густой каше из крови и плоти, в которую превратилось союзное войско, пока мечи и топоры опускались вновь и вновь. Немногие же уцелевшие, объятые суеверным ужасом, мчались к воротам Мосула и лучше всякой плети подгонял их боевой клич русов, что для правоверных мусульман звучал страшнее труб Исрафила, рев которых в Судный день уничтожит все живое.

Тени забытой империи

— Клянусь Тором-Перуном, а здешние края не так уж унылы, как о них говорят!!!

На лице Свенельда алело несколько свежих шрамов, да и правой рукой, ужаленной сорочинской пикой, он двигал уже не так сноровисто. Однако эти мелочи, давно привычные для столь опытного воина, не могли испортить ему настроения. Разодетый в расшитый золотом халат из синего шелка, широкие желтые шаровары и алые сапоги, украшенные узором из мелких бриллиантов, княжеские воевода восседал на широкой скамье, обитой зеленым бархатом. В руке он держал золотой кубок, украшенный алыми рубинами, в котором плескалось темно-красное вино с синеватым оттенком. Перед ним на столике из сандалового дерева, стояло золотое блюдо с лежавшим на нем наполовину обглоданным жареным барашком, приправленным индийскими специями. Возле столика, дрожа от страха, стояла темноглазая девушка, в полупрозрачных шароварах и украшенном золотом нагруднике, готовая выполнить любое желание своего нового хозяина.

— Все говорят, что сорочины вина не пьют, — продолжал свей, — не знаю, что там их вера говорит, а такого отменного напитка я и у греков не пробовал.

Подтверждая это, он шумно отхлебнул из кубка. Святослав, сидевший рядом, усмехнулся, протягивая собственный кубок полногрудой рабыне из Персии. Владыка русов восседал в наряде из алой парчи, расшитой золотом, и высоких сапогах из крокодиловой кожи. Пальцы его украшали золотые перстни с сапфирами и изумрудами. Князь, также как и его воевода, разместились на широкой веранде в бывшем дворце эмира Абу Таглиба, откуда открывался великолепный вид на Тигр. Уже смеркалось и свежий ветерок, налетавший со стороны реки, приносил вечернюю прохладу — а также запах разлагающихся трупов, насаженных на острые колья вдоль берега. Почетное место там занимал бывший эмир — захваченный в плен он был принесен в жертву, как в свое время магистр Куркуас: разрублен на куски, а его голова насажена на кол, чуть отдельно от остальных. Русы, ворвавшиеся в Мосул на плечах отступавших арабов, спустили, наконец, с цепи бешеного зверя своей ярости — и то, что ранее испытали на себе Болгария и Хазария, также сполна получили и здешние земли. Тысячи сорочинов вырезали озверевшие от жестокой схватки варвары, а потом еще сотни пленников приносились в жертву множеством разных способов: князь чтил и Перуна и Велеса и Мару-Смерть и множество иных Богов и духов, включая духов реки Тигр. После этого благочестивого действа, воины, наконец-то, решили развлечься, заняв бывший дворец эмира, в окружении услужливых рабынь — бывших жен гарема Абу Таглиба, — и трепещущих от страха юношей, разливавших вино.

— Сорочины и вправду не пьют вина, — усмехнулся в усы Святослав, — так что мне пришлось упоить их кровью. Но это вино готовили не они, верно? — он бросил взгляд на сидевших у края веранды за одним столом армянских и айсорских вождей. Один из них, — высокий плотный айсор с курчавой бородой, одетый в разноцветный длиннополый наряд, — увидев, что князь смотрит на него, почтительно кивнул в ответ.