Архонт Варанги (СИ) - Каминский Андрей Игоревич Страница 20

— Все так, доблестный князь, — на ломаном греческом произнес он, — мой народ, даже пребывая под гнетом агарян, все еще не разучился делать вино — и мы рады хотя бы в такой малости угодить могучим воинам с севера.

О том, что неожиданные союзники и вправду обрадовались русам стало ясно, когда айсоры и армяне вошли в Мосул: кичившиеся своим христианским милосердием перед «дикими язычниками», они так рвались рассчитаться с арабами за века войн и унижения, что поразили своими кровавыми расправами даже печенегов с уграми. И хотя христиане показушно крестились и бормотали молитвы при виде языческих обрядов, но волновало их исключительно поклонение языческим богам, а не жесткость жертвоприношений сама по себе. Загадочные же йазди, почитавшие своего бога-птицу не менее рьяно, чем русы, вели себя так, будто и вовсе не заметили язычества северных чужеземцев.

Впрочем, и среди айсоров, похоже, оно взволновало далеко не всех.

— Давно на этих берегах не лилось столько крови, — продолжал айсор, — с тех самых пор, как наши предки владели всеми этими землями и славили своих Богов.

— Ваши предки? — Святослав с интересом посмотрел на айсора, — как говоришь, тебя зовут?

— Ханания, мой князь, Ханания Мар-Камбар. Я старейшина нашего народа.

— Что ты говорил про своих предков, Ханания?

— У них была великая держава, — с гордостью сказал Ханания Мар-Камбар, — от Загроса до Средиземного моря и от нагорий Тавра до самого Нила. Ассирия, первая империя, что царила здесь до арабов и римлян, еще до самого Александра Македонского.

— Это не ваш город стоял вон там? — Святослав кивнул на угадывавшиеся на другом берегу реки руины. Уже совсем стемнело, но взошедшая Луна озарила руины древнего города, придавая им загадочный и немного зловещий вид.

— Да, все так, — кивнул Мар-Камбар, — Ниневия, столица великих царей Ассирии.

Святослав молча уставился на залитые лунным светом руины. Было в них что-то завораживающее и странное чувство охватило Святослава: перед его взором вставали древние города с причудливыми строениями, окруженными роскошными садами; величественные обряды перед каменными статуями незнакомых богов, убранными в золото и серебро. И войны — многочисленные армии в бронзовых и железных доспехах, верхом на боевых колесницах, проносящихся по пустыне. И трупы, множество трупов — сваленных у реки, корчащиеся на кольях, возвышавшиеся у дороги пирамиды из человеческих голов, над которыми реют отяжелевшие от мертвечины стервятники.

Святослав помотал головой, возвращаясь в реальность.

— Я бы хотел посмотреть на эту вашу столицу, — сказал он, обращаясь к Ханании, — причем прямо сейчас. Ты проводишь меня туда?

— Как пожелает великий князь, — с удивлением посмотрел на него айсор, — правда, сейчас может быть нелегко найти лодочника, что перевез бы тебя через Тигр.

— Я найду, — усмехнулся князь, — эй Гарольд, Ратьмер, Славута! Соберите человек десять, кто пойдет со мной на тот берег. Князь желает осмотреть старый город.

Названные им дружинники послушно кивнули и разбрелись по дворцу в поисках воинов. Свенельд, удивленно смотревший на Святослава, хотел было что-то съязвить, когда к нему вдруг подошел цесаревич. Василий, также облачившийся в трофейные арабские одежды, — с пурпурным плащом поверх них, — держал в руке серебряную чашу с вином.

— Я видел, как ты держал стену щитов, — сказал он, — во всем нашем войске не нашлось бы воина, кто дрался бы так как ты или Святослав. Ни Варда Склир, ни даже Цимисхий не сравнились бы с вами на поле боя.

— Пустое, — деланно усмехнулся Свенельд, вновь пригубив из кубка, пряча совсем не свойственное ему стеснение, — это разве бой? Видел бы ты меня лет двадцать назад.

— Ты воюешь так давно? — с невольным восхищением воскликнул Василий.

— Я дерусь уже лет сорок, — рассмеялся Свенельд, — я был совсем мальчишкой, еще моложе тебя, когда покинул родную землю и с тех пор только и делаю, что сражаюсь. С данами, вендами, эстами, словенами, хазарами, печенегами, болгарами, греками...

— То есть с нами? — уточнил Василий, — а как тебе сейчас воюется в союзе с Цимисхием?

Свенельд пожал литыми плечами.

— Я едва спасся от греческого огня, когда князь Игорь вел лодьи на Царьград, — сказал он, — а потом сопровождал его жену, Ольгу, когда она навещала твоего деда, что звал себя Рожденным в Пурпуре. Потом я воевал против Фоки и Цимисхия в Болгарии — а теперь сражаюсь бок о бок с греками в этой сожженной Суртом земле. Война изменчива.

— Ты был при дворце моего деда? — жадно спросил юноша, — и видел его? И отца?

— И твоего деда, — кивнул Свенельд, — и отца. И твою мать тоже, — не удержался он, напоследок. От этих слов Василий зарделся, глаза его вспыхнули, словно осенившись внезапной догадкой. Казалось, с его губ вот-вот сорвется еще один вопрос, но тут же цесаревич вновь напустил на себя маску надменной отстраненности, выглядевшей в его возрасте несколько комично.

-Я тоже буду великим воином, — сказал он, — когда взойду на трон. Куда более великим, чем ты, — он громко щелкнул пальцами, подзывая пробегавшего мимо смазливого юношу с длинными черными волосами, — эй, агарянин! Еще вина!

Князь Святослав шел меж развалин мертвого города, в сопровождении десятка дружинников и едва поспевавшего за русами Ханании Мар-Камбара. Вокруг них вздымались холмы, в которых только очень внимательный взгляд мог различить руины некогда роскошных дворцов и храмы забытых богов, статуи свирепых драконов и львов, грифонов и быков с человеческими головами. Под ногами хрустели осколки черепков и кости, множество человеческих костей, обильно усеявших улицы забытого города.

-Кем были эти люди? — спросил Святослав, ненадолго останавливаясь, чтобы дождаться запыхавшегося айсора.

— Веками сюда гнали пленников со всего Востока, — пояснил Мар-Камбар, — и множество из них мои предки казнили в назидание остальным. Во всех захваченных городах цари Ассирии сдирали с мятежников кожу, выстраивали пирамиды из голов, разрезали на куски и бросали в рвы, отдав на съедение псам, диким зверям, хищным птицам. И потому не знали устали мечи мидян и скифов, когда они ворвались, наконец, в Ниневию, истребляя всех ее жителей. Кости, что ты видишь — немые свидетели той бойни.

— Похоже и вправду славное было время, — почти равнодушно обронил Святослав: его, видевшего как враги казнили его воинов и самому устраивавшего немыслимо кровавые расправы, рассказы о жестокостях древних волновали куда меньше, чем мог себе представить старейшина малого народа, давно утратившего былую славу.

— Может вы и были великим народом, что построил этот город, — продолжал князь, обводя рукой руины, — но где сейчас вся ваша сила и слава? Она ушла вместе с вашими Богами — как ушла и слава ромеев, что некогда владели землями, о которых и помыслить не может Иоанн Цимисхий. Как ушла слава болгар, что некогда подступали к самому Царьграду, а ныне стали дрессированными собачками под рукой басилевса. Боги не прощают отступников — и этот город один из множества свидетельств тому.