Василий Лягоскин - Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке Страница 2

К молоденькому, лет четырнадцати, арабчонку она никакой жалости не испытывала. Это был для нее не человек, а «объект повышенной угрозы для мирного населения», который нужно было обезвредить так быстро, чтобы еще два «объекта», остающиеся в живых, не успели почувствовать, как лопнули те незримые нити. Она успела – как раз в то мгновение, когда раздался первый встревоженный крик.

– Это обнаружили первый труп, – поняла Наталья, бросая на камни последний, шестой, уже без всякой осторожности.

Суматоху, что должна была подняться на площади, она тоже предвидела; больше того – планировала использовать ее в собственных целях. К группе, что ощетинилась сейчас у самой стены короткими дулами «Узи», она приближаться не стала. Николай с сыном были далеко от застывших вип-персон с растерянным (Михаил Сергеевич) и напряженным, готовым дать немедленный отпор (израильский министр) лицами. Наталья буквально выдернула Емелянова из застывшей у Стены плотной людской массы и толчком в спину придала подполковнику начальное ускорение.

– Бегом за Лидкой и домой! – прошипела она в короткое, без отгрызенной мочки, ухо голосом, от которого бледнели даже генералы, – Кольку не потеряй.

Конечно, идеальным вариантом было бы самой найти Лидию, и увезти всех, а главное мерно сопящего мальчугана, в безопасное место. Но тут уж надо было выбирать – или положиться на опыт бывшего «афганца», подполковника Московского СОБРа и последовать за той самой толстой нитью, которая уже удалялась от площади, или…

Ноги сами сделали выбор, направив Мышку, на которую уже стали изумленно оглядываться, с запретной для женщин территории. Направили со скоростью, которую тренированный СОБРовец при всем желании развить не мог; тем более с ребенком на руках. Десяток секунд – и она выскользнула из толчеи. Но за пособником, а может быть координатором террористов, не помчалась. Ирина Рувимчик в Иерусалиме была не первый раз. И по мере возможности (точнее необходимости) изучила центральную, историческую часть города. Впрочем, в этом городе вообще все дышало историей. И древний храм, с портика которого на спешащую, но внешне очень напоминавшую сейчас восторженно глазевшую по сторонам туристку, Наталью строго посмотрел кто-то из святых; и низенькая оградка, за которой застыл в тягучей жаре оливковый сад. Мышка огладила самое старое здесь дерево, чудовищно толстое для оливы. Конечно, навыки мастера леса тут, в Израиле были применимы очень избирательно, но она почему-то верила, что этой оливе больше двух тысяч лет, и что ее, быть может, действительно поливал Иисус Христос.

– Ну, хотя бы видел его; одарил благодатью, – улыбнулась Наталья, – вряд ли у него было время заниматься садоводством и огородничеством.

Этой улыбкой она невольно успокоила грузина, оглянувшегося сейчас по сторонам, прежде чем сесть в маленький автомобильчик, притормозивший здесь в нарушение всех правил. Мужчина явно устал; его носатое загорелое лицо сейчас переполняла не только скрытая тревога, но и чувство облегчения. Он, быть может, ожидал, что сейчас в него вцепятся длинные и неумолимые руки Моссада. Теперь же, после полутора часов бесцельных, на первый взгляд, блужданий по залитым пеклом улицам он решил, что опасности нет. Что люди, кишевшие кругом – да хотя бы вот эта европейская туристка, переносящая эту самую жару еще хуже него и потому сейчас улыбнувшаяся ему как-то очень жалко – никак не могут быть тайными агентами спецслужб.

Останавливаться рядом, даже с каким-нибудь вполне естественным вопросом уставшей от беспощадной жары туристки Наталья не стала; не захотела и проводить здесь захват. Здесь – это на многолюдной улице. Не потому, что стеснялась, или боялась оскорбить взоры паломников жестокой картинкой – могла оформить все красиво и вполне благообразно.

– Но зачем? – задала она себе вопрос, и сама же ответила, – зачем, если эта нитка еще не порвалась, и продолжает вести меня в логово… Пауков? Змей? Не зайчиков точно!

Она расслышала, как грузин отдал водителю нервный приказ; причем на языке, который никак не ожидала сейчас услышать – на пушту:

– В Старый Город.

Наталья удивилась – зачем нужно было петлять по старинным улицам, страдать от пекла, которым дышал здесь каждый камень, если от той же площади перед Стеной Плача до входа в Старый Город было дойти – пару минут. Единственным объяснением была возможная паника грузина, его желание увести преследователей подальше от кого-то, кто не стремился привлечь к себе чужого внимания. Она вернулась к вопросам филологии, к языку, на котором говорили в афганских горах.

Этот язык Наталья Крупина знала – еще с тех времен, когда была старшим лейтенантом. Услышать же его здесь и сейчас не ожидала по простой причине – Ближний Восток, в частности Израиль, не был зоной внимания афганских моджахедов, их террористических ячеек. Мышка меньше удивилась бы, если бы услышала эту фразу где-нибудь в Москве.

Сплевывать, чтобы не сглазить, она не стала. Решила, что своими действиями в еврейской столице – уже совершенными и планируемыми – поможет не только новым соотечественникам, но и настоящим, русским. Потому она проводила взглядом отъехавший автомобиль и подняла руку. Рядом, опять-таки нарушая правила, тут же остановилось такси. В него села уже не туристка, а израильтянка Ирина Рувимчик, богатая настолько, что ей ничего не стоило переплатить вдесятеро, только чтобы домчаться до Старого Города быстрее… чем кто-либо еще. Таксист – смуглый длинноносый еврей лет сорока – молча кивнул. Только что он был расположен поговорить, поразвлекать туристку с единственной целью – раскрутить ее на длинную поездку под аккомпанемент негромко тикающего счетчика.

Теперь за рулем сидел сосредоточенный гонщик, превосходно знавший все закоулки древнего города. В его голове – в этом Наталья не сомневалась – уже сложился маршрут; в обход центральных улиц, светофоров и постов военной и гражданской полиции. Машина рванула вперед, а Крупина продолжила неспешно рассуждать о странностях неудавшегося террористического акта. А главное – о его очень неожиданных исполнителях. Сейчас, разворачивая картинку событий назад, в то самое мгновение, когда она сорвалась с места, чтобы вклиниться меж тел паломников, она поняла, что никакие это были не арабы; что они чувствовали себя на этой земле чужеродцами, в отличие от тех же палестинцев, которые до сих пор считали Иерусалим своим городом. А уж его сердце, Старый Город, тем более.

Таксист как раз резко затормозил, останавливаясь на площадке, дальше которой проезда не было. Заехал он, кстати, со стороны, противоположной той, где до сих пор сверкали сиренами полицейские автомобили.

– Отсюда же, – поняла Наталья, – появится и грузин.

Представать перед его глазами в образе уже знакомой туристки, чудесным образом успевшей сюда раньше его, да еще буквально воскресшей из полумертвого состояния, в которое ее якобы погрузило безжалостное солнце, Мышка не пожелала. Совсем рядом, сразу за огромными воротами, начиналась бесчисленная череда магазинчиков, большей частью торгующих сувенирами. Бумажник Крупиной, который хранился в маленькой дамской сумочке, подобранной под удобный даже для таких вот пеших прогулок костюм деловой женщины, похудел еще немного. А сама Наталья стала обладательницей традиционного арабского женского наряда, в котором центральная роль отводилась тяжелому платью до пят. К нему прилагался платок, которым было положено обертывать лицо так, что наружу торчали только глаза.

Их серый цвет при желании Наталья тоже могла поменять; на темно-карий, который главенствовал в этой части города. Не на первых этажах и на улицах, где большую часть толпы, мерно движущейся по маршруту, который проложил мессия с тяжеленным крестом на спине еще две тысячи лет назад, составляли паломники и обычные туристы со всего мира, а выше. Там, где жили арабы в квартирах, сложенных из камня еще до суда, который разрешил устроить Понтий Пилат. Наталья знала, что какие-то современные блага в них есть; но именно что «какие-то». Но ни один из обитателей этих каменных сот, которые стоили миллионы долларов и совсем не продавались, не поменял бы свое жилище на самый комфортабельный пентхауз. Потому что это было родовое жилье; здесь рождались, жили и умирали прадеды вот этих ребятишек, что стайкой галдели у лавки и не обратили никакого внимания на «соотечественницу». Мышка плавно выплыла наружу, оставив в ступоре хозяина предприятия мелкой торговли, на глазах которого и переоделась, превратившись из очаровательной европейки в не менее соблазнительную представительницу Ближнего Востока.

– Это я еще свой костюм снимать не стала, – усмехнулась Наталья, напоследок подмигнув серым глазом остолбеневшему арабу.