Аркадий Уткин - Тамблеры. Alis Grave Nil Страница 2

Новоорхангельск, 1841 год.

Молодой, статный офицер в гвардейском вицмундире с белым стоячим воротничком и черными петлицами прохаживался по двору своего добротного бревенчатого дома в Новоархангельске. Было начало мая, но тут, на острове Ситка у берегов Аляски, все еще лежал снег, хотя солнце прогуливалось по небу весь день до полуночи. Тут же, во дворе, три почти одинаковых по-виду и одежде алеутов, разделывали, сидя на корточках, сегодняшнюю добычу- крупного морского котика. Кровь впиталась в снег и обледенела. Впрочем, молодой офицер ничего этого не замечал, он ждал и нервничал. В доме тявкнул щенок, офицер остановился и прислушался, видимо, ОНА все-таки пришла. Молодой человек облегченно вздохнул, поправил кивер на голове и вошел в дом с задней двери.

Внутри дома все было устроено просто и прочно: бревенчатые стены, печка, скрипучие полы. В зале вместо рояля и диванов стояли бочки, везде валялись мотки веревок, на стенах висело несколько винтовок. Квадратные столбы-балки поддерживали тяжелое перекрытие крыши, на них повисли целые гроздья ножей без ручек. Посередине находился огромный стол, в углу, где должен был быть иконостас, на деревянном резном кресле сидела молодая женщина с высокими скулами и рыжеватыми волосами, уложенными в пышную прическу. Женщина возилась с неуклюжим щенком черного ротвейлера, лежавшим на ее коленях: он шутливо кусал ее холеные пальцы, а она щекотала и тискала его, не обращая внимания на вошедшего офицера.

Молодой человек подошел к ней, склонился, чтобы поцеловать руку:

– Сударыня!

Женщина, все еще играя со щенком, протянула узкую кисть:

– Вот, мичман, как просили, пришла проститься с вами, уезжаю.

– Позвольте спросить, когда?

– А вот прямо сейчас! – женщина указала глазами на продолговатый оружейный ящик и дорогой английский сак, осевший на столе.

Офицер выпрямился, отошел от нее и заметно побледнел.

– Vous êtes un bon chasseur. (вы хороший охотник) Благодаря вашей помощи, дела мои завершены, mercy.

– Зельда, как же я? nous censés aller de pair (мы же должны ехать вместе)…

Женщина сбросила с колен щенка, встала, подошла к нему и положила руки ему на плечи:

– А, вы, мичман, будете служить Его Величеству Государю Императору на флоте и меня вспоминать. Nous reviendrons à cette conversation quand vous serez un capitaine (мы вернемся к этому разговору, когда вы будете капитаном) – Зельда улыбнулась, а потом заразительно засмеялась, – а вы как хотели?

– Je voudrais vous donner un cadeau. (у меня для вас есть подарок)

– Подарок? – Зельда посмотрела на железный лист позади кресла, на бочки, обмотанные веревками, потом на деревянный ящик на полке, – что же это, не томите!

Офицер подошел к полке и вынул небольшой деревянный ящик, поставил его на стол:

– Извольте.

Зельда приблизилась к столу, присмотрелась к ящику, медленно открыла крышку, вынула оттуда сафьяновый сверток, развернула. Внутри оказался медный обруч с небольшими отверстиями по бокам, сделанный просто и грубо.

– Варлен, зачем это? – Зельда была явно удивлена.

– Это корона.

– Корона? – Зельда снова засмеялась, – какого королевства, позвольте спросить?

– Королевства Lumen Elecricus, открытого нам Александром Вольтом и Майклом Фарадеем.

Зельда примерила корону:

– И кто же там королева?

Варлен наклонился и поцеловал ей руку:

– Вы, сударыня. Извольте, – указал ей на кресло.

Зельда послушно села в кресло, щенок, было, опять попытался забраться к ней на колени, но Варлен отпихнул его:

– Бруно, место!

Затем присоединил к отверстиям с боку короны свои странные веревки.

Зельда еще раз осмотрелась, в ее глазах сверкнули красные угольки:

– Так вы, сударь, на бочки на эти весь свой доход извели?

– В бочках этих, – Варлен указал на левую стену, – кислота, в тех щелочь, все по самому новейшему проекту!

– Меня хотели удивить, – Зельда была польщена, угольки в глазах погасли

– Сейчас сами все и увидите, сударыня – Варлен отошел к столу и достал из ящика маленькую деревянную коробочку с кругленьким набалдашником, от нее-то и тянулись веревки к бочкам.

Зельда улыбнулась ему, готовая к сюрпризу:

– Hoc solum scio quod nihil scio! – сказал он довольно громко нажал на набалдашник.

(я знаю, что ничего не знаю. Эпиграф к книге Майкла Фарадея «Experimental researches in electricity» 1839 год)

Корона, на голове Зельды заискрилась, боль пронзила ее насквозь. Она вскочила, схватившись за дымящуюся голову, но железные ножи, сорвавшись с балок пригвоздили ее обратно к креслу. И все-таки, она начала преображается, глаза её превратились в красные дыры, а за спиной распахнулись черные огромные крылья.

Варлен резко обернулся, одним движением открыл оружейный ящик. Вынув из него меч, и резко вытащив его из ножен, он подошел к бьющейся в кресле Зельде.

– Ты же хотел быть вместе! – хрипела Зельда, пытаясь сорвать обруч с головы.

Глаза Варлена наполнились красным свечением, а от рукоятки меча к острию поползла красная змейка.

– Вот мы и будем вместе, ensemble pour toujours (вместе навсегда) – змейка добралась, наконец, до острия клинка, и Варлен вонзил меч туда, где у Зельды должно быть сердце.

Зельду продолжало трясти, но крылья ее поникли, а глаза закрылись.

Варлен вынул клинок из ее груди, струя крови хлынула ему на мундир, он не смутился и вонзил в нее меч еще раз и еще.

С узкой кисти Зельды с легким звоном упал перстень с ярко горящим рубином. Варлен поднял перстень, он был маловат для его пальца, но он с силой запихнул его на мизинец. Шатаясь, он подошел к столу и залез обеими руками в разорванный сак, стараясь не поворачиваться к Зельде спиной. Там, как он и предполагал, лежал продолговатый стеклянный сосуд – цибориум, наполненный золотистой жидкостью. Варлен взял цибориум в руки, его начинала бить дрожь.

Поморщившись от нахлынувших на него воспоминаний, Варлен отряхнул пальцы от алмазной пыли. Затем, подойдя к доске, он нашел самую длинную формулу и поставил пальцем после нее жирную точку, которая тут же задымилась. Отойдя от стола, Варлен снова дотронулся до своего перстня, и внимательно осмотрел появившийся перед ним алый куб, в котором все так же вращались черные точки. Варлен немного выждал, система вела себя вполне стабильно: значит, Зельда была права насчет камня и системный сбой удалось купировать. Ночной гость окинул последним взглядом уже наполненную дымом лабораторию и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Глава 2

Ипатьево

Взрыв и пожар в третьем корпусе стали главной новостью «Оптиглас». Лаборатория Лукьянова сгорела полностью, но как это произошло- было непонятно. Камеры наблюдения не показали ничего подозрительного ни на территории, ни в самом корпусе, но, каким-то образом, одна из лазерных пушек самопроизвольно включилась, это было ясно видно на записи, но пожар из-за этого казуса случиться не мог. И, ладно бы, пожар! Главное, что бриллиант, который, как известно сгореть не может – сгорел, или бесследно исчез, хотя штатив, на котором он был укреплен, нашли. Было множество досужих разговоров и в итоге Лукьянова вызвали на ковер. Понятно, что его обвинили в халатности, в краже напрямую его никто не обвинял, но тот факт, что начальник Лукьянова упорно обходил этот вопрос, раздражало физика еще сильнее, в итоге вышла некрасивая сцена, Лукьянов хлопнул дверью и ушел. Ему тут же позвонил зам и сообщил, что грант, который использовал Лукьянов в своем проекте, не в состоянии оплатить восстановление лаборатории, ему предложили присоединится к другой группе, или взять оплачиваемый отпуск, пока администрация «рассмотрит все варианты». Другими словами, одного из самых перспективных ученых центра вежливо попросили уйти. Было Севастьяну Лукьянову двадцать пять лет, он был вспыльчив и раздражителен, многое понимал в своем деле и не очень хорошо разбирался в людях. Впрочем, было в этом деле одно обстоятельство, которое сыграло немаловажную роль: в огромном фирменном конверте DHL, оставленном Варленом у охраны в ту ночь, содержалось крайне заманчивое предложение, исходившее от солидного университетского центра в Австрии. «Оптигласу» предлагался очень выгодный совместный проект, а в добавок – оплаченную командировку для начальника в Австрию для переговоров и, возможно, большего. Сгоревшая лаборатория Лукьянова подходила для проекта идеально.

Сначала Лукьянов решил уйти, потом решил жаловаться, потом написал разгромную статью, затем открытое письмо, в итоге уничтожил и то и другое – в общем, запутался окончательно. Но возможно, самым странным его поступком после всех этих перипетий стала поездка в Ипатьево к своему первому учителю физики, Антону Петровичу, хотя странным этот поступок назвали бы только те, кто не знал Лукьянова близко.