Влад Савин - Страна Гонгури Страница 20

Знаешь, я ведь с тех лет – не парады и стройки вспоминаю. А дачу нашу, под Ленинградом, как иду я, мальцом, с батей, на речку Оредеж, щук ловить – а у сельмага парни деревенские журнал "Техника молодежи" читают, по доброй воле, трезвые все! Я там в шестьдесят третьем родился. Фантастику читать любил – еще бродили экспедиции в болотах Венеры, пробивались ракеты сквозь бушующую атмосферу Юпитера, и не была составлена карта Сатурна – а к звездам уже шли корабли, чтобы поднять алый флаг единого коммунистического человечества на неведомых планетах. Читал, и мечтал – как это будет. А все уже как-то потускнело, измельчало: книги, фильмы, песни, про быт, вместо "Иду на грозу", или "Туманности Андромеды" – кухня коммунальная. Кварталы одинаковых пятиэтажек на юго-западе, проспект Стачек, грильбар "Уют", где культурно отдыхали пролетарии – приходили пьяные "быки", снимали смазливых "коз", ловили "колеса" и мотали в "блудуар"; там однажды избили и ограбили моего друга, из-за электронных часов с цифрами – мы, собрав команду, неделю искали тех по окрестным дворам, но так и не нашли. Смутно хотелось чего-то нового, мало было одной работы-учебы, хотелось понять – зачем? Мы искали, спорили, пытались понять. Нас тыкали в морду – не сметь! Работайте – а думают за вас те, кому надо!

Нет, внешне – все по-коммунистически было. Достигнуто – все. Враг внешний напасть не смеет, врага внутреннего давно нет – все рабоче-крестьяне, за что бороться и против кого? На должность хорошую, даже бригадира в цеху, только членом партии – и в партию вступают исключительно ради карьеры, а в комсомол вообще, всех пишут, с четырнадцати лет. Все определено – рождение, детский сад, школа, пионерия, комсомол, партия, прописка, работа, пенсия, помер! В лозунги правильные, всюду развешенные, не то что не верят, а давно смысл их забыли! И разговоры, что неплохо бы магазины-ресторанчики-ателье в частные руки, чтобы без хамства и грязи. И вообще, собственность, это хорошо, потому что хозяин будет, как паровоз: сам за свою выгоду, других за собой вытянет! Это еще до горбача началось, сначала по углам, после и вовсе, с телевизора, с эстрады, от всяких там.. А Партия – что Партия? В бюрократии утонула, на шестидесятом году своей власти, лишь запрещать умела, и то по мелочи – типа, джинсы и рок-музыку низзя! Бюрократия удушающая, казенщина скучная – вместо живой идеи!

Ну и прорвалось – демократия, гласность, реформы! Поначалу, как свежее что-то – после застоя! Вот и выбрали мы – придурка Горбачева и козла Ельцина! Еще не зная, что первый развалит Союз, а второй обрушит все в капитализм. Партийные – они тоже, интерес имели. Чтобы блага все – по наследству. И – свободно в Париж. И счет в швейцарском банке – свой. Так и стали, новыми капиталистами – бывшие партийные секретари, хотя и сами все по анкете из рабоче-крестьян.

Заводовладелец, будь толстым и гордым –Бей пролетария в хамскую морду!

– Врешь! – сказал Итин – это как: вышел кто-то, и заявил, это завод теперь мой, я один хозяин, а вы все мои рабы, трудитесь, я все себе забирать буду? На том заводе, на этом. Хозяев-то будет – один на тысячу, если не меньше! Тысяча трудятся – а один, им крохи кинув, чтоб с голода не померли, станет тратить? Купит себе – дворец, яхту, бриллиант, клуб футбольный. Или вообще, за границу уедет – и будет, как паук, туда все тащить? На развлечения – в каком-нибудь Монте-Карло! Или вовсе, завод закроет, и выгонит всех – хочу, поскольку мое! Да не могло такого быть!

– А было. Именно так. Кому-то – "Челси" и Канары, тысячам – голодать. Заводы – стоят, или распродаются. Никто не работает, все хапают и торгуют – пир во время чумы. Депутатская сволочь рассуждает об утилизации экономически избыточного населения, ради высоких общечеловеческих ценностей, диктуемых нам из-за бугра. Господа коммунисты торгуются с рабочими – сколько голосов на выборах вы нам обеспечите, в обмен на наше чего-то-там. Где прежде приезжали к морю на лето – теперь в каждом ауле окопался самостийный батька с бандой, и не желает знать никакой власти, кроме своей собственной. Где прежде были города, учкудук, три колодца – теперь песок заносит белые пятиэтажки с выбитыми окнами, пустой дом культуры с мозаикой "мир двухтысячного", ржавые качели во дворах, детские площадки – туда молодые ехали, думали, насовсем; теперь в те города забредает лишь зверье, и банды. Русских в рабство тащат, горным князькам, как в татарское нашествие. Зато – великое достижение демократии! – гей-парады, вместо парадов победы!

Над Россией гордо реет Боря-вестник перестройки –Красный призрак коммунизма закидал его камнями,И попал неоднократно.Буревестник не сдается – только чаще выпивает.А гагары-депутаты, голосуют не по делу.И пока они болтают, клювом щелкая напрасно,Криминальные структуры обнаглели совершенно.Расплодились, озверели, и реформам угрожают.А реформы их боятся, робко прячутся реформы –Только им укрыться негде, потому что нет утесов.Нет утесов абсолютно, потому что их украли.Экспортеры без лицензий растащили все утесы,И продали за валюту, буржуинам ненасытным.Только холмики остались – но на них сидят пингвины.Ни за что их не прогонишь – они глупые и злые.Все пингвины хотят кушать – только все уже сожрали.И поэтому кудахчут, огорченье выдавая.Над страной все ниже тучи, социальных катаклизмов –Потому что есть охота, а без денег ведь не кормят,Даже если – очень просишь.Буревестник надоел всем, часто крыльями вращая.Но на землю не садится, близко к солнцу оказавшись.И никто не пожалеет – потому что злые люди.Только вслед ему, бранятся.И желают – падай, сволочь!

– Врешь! – сказал Итин, с яростью – чтобы мечта человечества всего так закончилась? Чтобы светлый путь единственный – тупиком оказался? Чтобы – выхода не было? Чтобы так все кончилось – не гибелью в борьбе неравной, а с размаху, в болото? Чтобы народ с этим смирился – не восстав? Чтобы Партия разложилась – вся? Чтобы нового Вождя не нашлось? Врешь, гад! А, понял – ты выдумал все, чтобы веру мою подорвать напоследок!

– Да пошел ты! – ответил Младший – так было. Я не Гонгури – сочинять не умею. Этим все кончится – и если исторический материализм прав, законы истории общие, здесь то же самое будет. Лет через шестьдесят. Но не бойся, ты свои почести получить успеешь. Будет, наверное, здесь, комхоз имени товарища Итина – и бронзовый статуй, под которым детишкам станут красные галстуки повязывать, в годовщины. И надпись на постаменте – геройски погиб, или зверски замучен. А также пароходы, строчки, и другие всякие дела – твоего имени. Мне вот так не повезет – вряд ли меня кто-то вспомнит, когда убьют. Зато после – скинут тебя с пьедестала, и начнут грязью поливать. И сказки рассказывать – о "России, которую мы потеряли", с молочными реками и кисельными берегами. Признав социализм – тупиковой ветвью истории, неудавшимся экспериментом. Вот так – будет. Я не думаю – я знаю. Потому как – сам видел. Все – уже решено, за вас.

– Врешь ты все!

– Да пошел ты!

Они помолчали. Оба. Минуту, две.

– НИЧЕГО не решено – сказал Итин решительно – даже если ты мне не наврал.. Что вы там все про..ли – ничего не доказывает: любую победу вмиг прое..ть можно, если неумело взяться! Укрепиться, тылы подтянуть – это надо конечно, но не главное, а лишь чтобы штурм обеспечить! А вы – интенданта выбрали главкомом: сыты все, всего вдоволь – а вперед не хочу! Вместо того, чтобы по дороге дальше, вы на обочине привал – и обустраиваться! Говоришь, от коммунизма не отказывались, как от цели дальней – а вы делали что-то, или просто себя тешили, сидя: вот там где-то, завтра встанем и пойдем? Не захотели воевать со всем миром – а пытались ДОКАЗАТЬ, что вы самые передовые, или просто сидели, довольные что не трогают? Бюрократия с казенщиной, говоришь, заели – так ведь, когда единомышленники все, за идею, все эти вопросы, вся мелочь, вроде кто кому подчинен, в рабочем порядке решаются, не отвлекаясь! Не силы, идеи вам не хватило – это прежде всего должно быть! У нас вот – узкоколейку строили, на торфяники. Чтобы скорее, решили с двух концов класть. Кому с дальнего – у тех, подъем затемно, и марш-бросок, с рельсами на плечах! От города, легче было: начало проложить, пару вагонов поставить, и класть прямо с колес; в вагонах жилье, кухня, и даже баня, материал сзади подвозят. Результат – что ближняя бригада три четверти пути проложила. А награда вышла, старшему ближних – партбилет на стол! За то, что вся его бригада, после смены, на койках лежа, о водке и бабах, языки чешут – а у ребят из дальней, в запале глаза горят! Торф нужен, конечно – но стопим его, и забудем. А то, что сотня человек душой к коммунизму стали ближе – это останется. Так и назвали дорогу ту "линией Корчагина", по старшему в дальней бригаде.