Александр Михайловский - Путь в Царьград Страница 21

— …Ономагулос, — назвался я.

Майор внимательно прищурился — видимо, эта фамилия была ему знакома.

— Вы еще что-то хотели мне показать? — спросил он.

В ответ я надорвал шов на своей куртке и вытащил оттуда лоскуток с рекомендательным письмом Николая Павловича Игнатьева.

Майор внимательно его прочитал, потом еще раз так же внимательно посмотрел на меня, после чего положил лоскуток на стол и устало присел на стоявшее рядом со столом плетеное кресло.

— Итак, поручик, что случилось такое, что вы, зная о категорическом запрете прямых контактов со мной, решились все же прийти в мой дом? — спросил он.

— Господин майор, — ответил я, — дело действительно не терпит отлагательств. Сегодня Константинополь будет русским!

Услышав это, Евгений Максимович вздрогнул и чуть не уронил сигару, которую собирался прикурить от свечки.

— Поручик, вы в своем уме?! — воскликнул он. — Наши войска находятся на Дунае, турецкая армия не понесла еще ни одного серьезного поражения, а вы изволите говорить такой вздор!

— Да, господин майор, — внешне спокойно повторил я ему, — готов ответить за каждое свое слово. Эскадра адмирала Ларионова уже уничтожила укрепления Дарданелл и через несколько часов начнет штурм Константинополя. А ударный отряд десантников под командованием полковника Бережного с минуты на минуту атакует дворец Долмабахче. Цель — пленение султана Абдул-Гамида!

— Поручик, теперь я точно вижу, что вы повредились рассудком! — с каким-то облегчением, и даже сочувствием ко мне, сказал майор Леонтьев. — Более невероятные известия мне никогда в жизни не приходилось слышать! К тому же я никогда не слышал ни об адмирале Ларионове, ни о полковнике Бережном…

— Понимаю вас, господин майор, — ответил я, — скажу честно, что и сам я, впервые увидев корабли эскадры и ее десантников, подумал, что сошел с ума. Но если вы не верите мне, то, наверное, поверите вот этому…

И я достал из висевшей у меня на боку сумки плотный конверт из неизвестного мне материала, в котором лежали фотографии кораблей эскадры.

— Господин майор, посмотрите на эти фотокарточки… — взяв со стола нож для разрезания бумаг и аккуратно вскрыв конверт, я протянул Леонтьеву, удивленно наблюдавшему за всеми моими манипуляциями, пачку цветных фотографий. На глянцевой плотной бумаге были изображены корабли под Андреевским флагом. «Москва», «Ярослав Мудрый», «Сметливый», «Североморск», «Саратов» — уже по названиям кораблей было ясно, что это русская эскадра.

А вот сами корабли… Ничего похожего Евгений Максимович Леонтьев ни разу в жизни не видел. Скошенные носы, как у чайных клиперов, длинноствольные орудия в округлых башнях, полное отсутствие мачт с реями, и вместо них — какие-то ажурные сооружения, похожие на металлическую паутину.

Но больше всего майора потрясли летательные аппараты, стоящие на палубе огромного корабля, превышающего своими размерами даже всеми признанное «чудо XIX века» — английский шестимачтовый гигант «Грейт Истерн». Летательные аппараты (я не удержался и похвастался, что не далее как вчера летал на одном из них над Мраморным морем) были двух типов.

Одни — похожие на огромных стрекоз, с винтами, расположенными горизонтально над ними, и с какими-то непонятными цилиндрами, подвешенными под короткими крыльями этих аппаратов. Вторые были похожи на силуэты летящих ласточек. Принцип движения их майору был непонятен, и он пришел в полное замешательство, после того как я сообщил, что скорость передвижения этих «самолетов» (но отнюдь не «ковров») превышает скорость звука. На всех летательных аппаратах были нарисованы красные звезды и небольшие андреевские флаги.

— Поручик, я ничего не понимаю! Что это? И главное — откуда?!

Я вздохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и начал свой рассказ о потомках, непонятно как попавших в наше время. Во время моего рассказа майор смотрел на меня, как пятилетний ребенок смотрит на няню, рассказывающую ему сказку на ночь. Он охал и удивленно взмахивал руками, когда слышал о чудо-оружии пришельцев из будущего, об их средствах связи, о страшных ракетах, действие которых мне, правда, увидеть еще не удалось, о бронированных повозках и об артиллерии, способной стрелять с удивительной скорострельностью, дальностью и точностью.

Он восхищался приборами, с помощью которых ночью можно видеть так же хорошо, как днем, и умных машинах, способных хранить в своей памяти целые библиотеки и умеющих в считанные мгновения делать расчеты, на которые у обычных людей ушли бы годы. Я рассказал о бойцах «морпехах», которые шутя вырезали турецкий гарнизон на Лемносе, не потеряв при этом ни одного человека.

Но особенно потряс майора рассказ о подводном корабле, на котором я прибыл этой ночью в Константинополь. Услышав о его способности без бункеровки углем пересекать океаны, погружаться на огромную глубину и играючи топить вражеские корабли, он воскликнул:

— Поручик, мне не очень-то верится во все вами рассказанное, но если Россия сможет стать союзником этих людей, то мы будем самой сильной державой в мире! Если ваш полковник Бережной и адмирал Ларионов не миф, то я прошу вас немедленно познакомить меня с ними!

В этот миг в городе, неподалеку от нас, примерно там, где рядом с дворцом Долмабахче находились казармы султанской гвардии, раздался взрыв страшной силы. В доме жалобно тренькнули стекла. Почти сразу же в районе самого дворца вспыхнула ожесточенная перестрелка. Причем странная перестрелка. Гулкие хлопки ружей Пибоди-Мартини, которыми была вооружена охрана дворца, звучали часто, почти непрерывно. Так неопытные солдаты для самоуспокоения стреляют в воздух. Им отвечали редкие и сухие двухпатронные очереди из автоматических карабинов, которыми были вооружены бойцы Бережного. Познакомившись лично с этими людьми, я был уверен, что они не будут палить в воздух, и что каждый выстрел — это еще один убитый турок.

Когда стих последний выстрел, я торжественно объявил майору Леонтьеву:

— Ну вот и все, освобождение Константинополя от многовекового рабства началось! Поздравляю вас, Евгений Максимович!

В кармане у меня запиликала радиостанция. Глядя в удивленные глаза майора, я вытащил ее наружу, и приложил к уху:

— Поручик Никитин. Слушаю!

— Это Бережной говорит. Как там у вас дела, поручик? Все в порядке?

— Почти в порядке, товарищ полковник, — ответил я, — только вот господин майор мне не особо верит… А как у вас дела?

— Кхе, поручик, как у нас могут быть дела?! — прохрипела рация. — Птичка в клетке, а клетка в наших руках. Взяли голубчика, сидит теперь в кубрике на «Алросе» и думает о своей печальной судьбе. Да, кстати, господин майор нас слышит?

— Так точно, товарищ полковник! — ответил я. И протянул Леонтьеву рацию. Тот осторожно взял ее в руку и неумело приложил к уху.

— Господин майор, — сказал Бережной, — подходите к дворцу султана вместе с поручиком, часовые вас пропустят. Пароль — «Олимп», отзыв — «София». Гарантирую вам неприкосновенность и сохранение тайны личности.

— Неприкосновенность чего? — не понял майор.

— Ну, это значит, что никто не узнает, кто такой на самом деле «Макс Шмидт», — хмыкнул по радио полковник. — Хотя для пользы дела было бы лучше, если бы вы явились сюда под какой-нибудь другой личиной. А Макс Шмидт должен быть как жена Цезаря — вне подозрений.

— Пожалуй, вы правы, господин полковник, — ответил Леонтьев. — Ждите, мы скоро будем.

Пока я выключал рацию и прятал ее в карман, майор позвонил в колокольчик.

— Генрих, — сказал он слуге, — запрягите двуколку и принесите мой набор для ночных прогулок и пару револьверов. Поручик, вы вооружены?

Я молча показал ему свой автоматический пистолет из будущего, который полковник называл «стечкиным». Брови майора поднялись, но он ничего не сказал, видимо, оставив все вопросы на потом, для полковника Бережного.

День Д+1, 6 июня 1877 года, 5:05, Стамбул, сад дворца Долмабахче.

Полковник ГРУ Вячеслав Бережной.

Из темноты навстречу мне выступила фигура в черном комбинезоне, почти таком же, как и у меня.

— Старший лейтенант Синицын, — вполголоса сказала фигура, — морская пехота Северного флота. Набережная зачищена, минус девять единиц. Поручик Никитин прислал проводника, — он указал на стоящего в стороне пожилого грека, — очень знающий и надежный товарищ, воевал в Крымскую в греческом Балаклавском добровольческом батальоне.

Я кивнул, и грек, шагнув вперед, заговорил на довольно хорошем русском языке:

— Господин полковник, дозвольте представиться, младший унтер-офицер Аристидис Кириакос, Балаклавский греческий батальон.

Я пожал удивленному греку руку.

— Калимэра, кириэ Кириакос, а теперь, если вы знаете дорогу в этом бедламе, тогда давайте пойдем и сделаем это.