Внедрение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич Страница 21

– Спросишь, почему никто не уедет? – смотрю на Катю. – Так никто не ответит. Ведь и правда, работа есть и на юге, где море и фрукты. И в Белоруссии. Но что-то их привело сюда. Вот, дядя Вася наш, к примеру.

– Ну, Василий может и уедет, – вставляет бабуля, – он сейчас вон какой молодец. Его коллектив на районе первое место занял, а на области второе. Ты ему подсказала про народные песни?

– Это про стилизацию под народные? Так еще Некрасов эту тему эксплуатировал. Уедет, значит, надо.

– Я так думаю, деточки, это как в школе есть разные классы. Есть для слабоумных по легкой программе, есть для средненьких, а есть для способных, где программа сильнее, спрос жестче. И обучение в разных направлениях. Если в мастерскую к трудовику зайти, то там одни железяки, стружки, опилки, все стучит, трещит. Но без этого кабинета деталь или табурет не сделать. Или в спортзале. Пришел – надо бегать и прыгать, зато силы или ловкости прибавишь. А в математическом классе, как ни старайся, так не получится, да и бегать там негде. Так же и место, где оказался. Надо только понять, зачем ты здесь появился. Как народ говорит, где родился, там и пригодился. Потребуется быть в другом месте, уедете.

– А я во Францию уеду, – заявила Катя, – еще не знаю, как и когда, но уеду. Папа писал, что туда работать поедет.

– Сейчас не пишет? – тихонько спрашиваю я.

– Нет, давно уже ничего нет.

– Ну, и уедешь. – Бабуля продолжает, – сама поймешь, если надо будет. Только это не должно стать целью. А то некоторые прямо бредят – уехать во что бы не стало! Вон, евреи. Поехали было, так жалеют многие. А один был тут дачник, Аркадий, он не поехал. Спрашиваю, ты чего остался? Родственники, коллеги укатили. Так, говорит, письма пишут – кто они там? Там своих хватает. Здесь он был ученый, профессор, знаменитость, а там, в лучшем случае на вторых ролях. Здесь дантист богатый, а там диплом подтверждать надо. И конкуренция. Работают, кто машины моет, кто уборщиком. И в Америке не лучше. Он мне мудро так сказал: я могу быть тем, кто я есть, только в этих условиях, только в этом окружении, только в этой стране. В другой и я сам буду другим. А мне мое положение нравится. Ну, а судьба раз, так и противиться нечего.

Алла была в предвкушении. Взрослая жизнь манит. Настоящие дела, настоящие люди, настоящие поступки. Мать часто намекала, что не просто она на своей должности. И мелкие грехи ее покроют, в случае чего. А что? Все крутятся, как могут. И мать крутится. Шапки они шьют. Кому от этого плохо? Ондатр на карьерах и по канавам много. А еще больше на Варегове народ нутрий разводит. Некоторые прямо в подвалах. Сеткой отгородить, чтоб не сбежали, а темнота им без разницы. Только вот шкуры девать некуда. Точнее, продать их можно, но пока покупателя найдешь. И цену за них возьмешь рублей по десять. Но это лучше, чем государству, там больше пяти не дадут. В поселке никому не надо, а в Ярославле надо знать, кому. Совсем другое дело – готовая шапка. Стоит она сто двадцать, а то и сто пятьдесят рублей. Это из нутрии. А из ондатры и двести можно взять. Только просто так не продашь. Опять же надо искать или на барахолке стоять. Но там могут менты подойти. Или шапку отберут или самого загребут. А вот если в шапку ярлык вшить, где написано ателье такое-то, а то и фабрика, тогда можно ее в комиссионку сдавать. Все легально. Простому человеку ярлыков не найти, а со связями – можно. Вот мать и находит. Шкуры скупают прямо здесь, сами шьют, надежный человек в комок отвозит. И всем хорошо. Только счастья нет. Батя спился. Мать вся в хлопотах. Сама Алка некрасивая и полная. Как же бесят те, кому есть счастье. Парни подходят, жизнь интересная. Но зато есть тайные рычаги и кнопочки, связи и знакомства. Можно достать дефицит, другим недоступный. Путевки в санаторий крымский каждое лето. Уважение, потому как люди все знают и видят, кто как живет, но еще больше додумывают. «Человек сам кузнец своего счастья» – так везде учат. Значит, чем больше возможностей, тем больше шансов это счастье выковать. Как мать сказала, от больших знакомств никто не отказался бы, только одним предлагают, а другим нет. И кому не предложили, те от зависти кобенятся и чистюль из себя строят. Им повезло. И теперь Алла идет знакомиться с куратором. Отчет о задании переписан два раза, чтобы ошибок и помарок не было.

Звонок дребезжит негромко. Щелкает замок. Алла проходит в темный коридор.

– Проходите. Вот сюда дубленку, пожалуйста, – немного полный мужчина с круглым лицом, примерно одного роста с ней указал на вешалку, – не разувайтесь, мы тут так ходим.

– Здравствуйте, – Алла стеснялась и не знала, что говорить.

– Аллочка, мы заочно знакомы. Меня можешь звать дядей Колей. Мы с твоей мамой давние друзья. Надеюсь, и с тобой будем дружить.

– Я тут написала. Это сейчас отдать?

– Да успеем все отдать. Садись, кофе будем пить. Мне отличный кофе привезли, настоящий. Умеешь его варить? Сейчас научу.

– У меня печенье с собой. Мама дала.

– Отлично. Я, правда, тоже прихватил пирожных. «Картошка». Такую картошку на Варегове не выращивают, – смеется куратор.

Кофе получился араматный. Лучше, конечно, чай и с сахаром. Но можно и кофе. Ради знакомства.

– Ну, красавица, рассказывай своими словами.

– Была проведена оперативная установка гражданки Макаровой.

– Зачем так официально. Мама научила? Ну, молодец! Давай своими словами, а как написать, решим.

– Если по простому, то дура чокнутая, – Алле очень не нравилась выскочка, которая с парнями в качалку ходит, да еще там за свою теперь. И с ее класса Миша к ней клеится. А она его еще и отшивает. Лучше ищет, что ли? Вот и получит. Раз уж есть такая возможность, надо пользоваться. Не зря же ей органы интересуются. Значит, надо собрать все самое плохое. Хорошим пусть дома гордятся.

– Так, и в чем это проявляется?

– Строит из себя неизвестно что. Сикуляха еще, а ведет высокомерно. Вся такая загадочная. Чуть что, психует. Сначала драку в школе устроила. Пацан с их класса просто играл, как и все. Да другая бы и рада была, что за косичку дернут или щипнут. А эта между ног ему закатила, да так, что потом отлеживался. А на следующий день извиняется, что не со зла. Это мне девочки с ее класса рассказали. Потом в театре вывезла – режиссеру наговорила, что его спектакль фигня полная, и ничего он не понимает. Так он обиделся и ушел сразу. А ей хоть бы что. Не так давно парень ее в кино позвал. Так, пока он ее на улице ждал, она еще с одним отношения выясняла. И тоже с кулаками бросалась. Ладно, парень нормальный оказался. Вышел, на улице объяснил ее Мише, что шутит, и разошлись. А могла бы и драка быть. Неизвестно, чем бы кончилось. Так она и этого Мишу бросила. К ней какой-то городской хахаль на «Волге» приезжал. Говорит, знакомый мамин из города. Но ведет с ней себя так, как с родственницей.

– Может, действительно знакомый?

– Не знаю. Но говорят, как она его увидала, так сразу всех в сторону и с ним домой пошла. А когда вышла, то Мишу отшила. Озабоченная, как маньячка. И это ей еще только пятнадцать будет. Мать у нее уборщицей в библиотеке. Так она читает всякие журналы, а потом выпендривается. То зубы лечит, то еще чего. Но это по слухам. Потому что некоторые просили ее мать, чтоб велела посмотреть, так не берет, ко врачам отправляет. Говорят, пить сосед один у нихбросил, так ее заслуга есть. А в чем, никто объяснить не может.

– Сейчас картина выраженного переходного периода. Мать не справляется. Вот она и гуляет. Не курит?

– Вроде нет.

– А может, есть какие странности в поведении? Вот, говоришь, лечит кого-то. А что при этом делает?

– Да выделывается. Кого она там лечит? Моя мама надоумила одних, чтобы ребенка с горлом показали. Так она их сразу в больницу послала. И разговаривать не стала. А соседу Васе иголками тыкала. Потом сказала, что в книге видела, как надо.

– Так это можно так тыкнуть, что и убьешь.

– Вот-вот. Может, потому больше никого и не берет, что испугалась, аферистка.