Дмитрий Рыков - Урусут Страница 22

– Русский откуда знаешь? – спросил плотницкий сын.

– С послом в Киеве был. Один год был. Иди есть.

– Как я сюда, – Олежка показал на юрту, – попал?

– Туглай принес. На плечах. Иди.

Древоделя подошел к сиротам, расположился рядом. Одна из баб сунула ему миску в руки. Олег посмотрел на соседей. Они пили варево, оставшиеся на дне кусочки мяса и лапшу брали пальцами и совали в рот.

– Бешбармак! – улыбнулась тетка.

Ну, бешбармак, так бешбармак.

– Амарбат! – ткнул себя кулаком сидящий слева пузатенький мальчишка.

– Наран! – выглянул из-за его плеча ушастый паренек с обожженным лицом без бровей.

– Олег! – ответил новичок. Вот и познакомились.

После завтрака все побежали за стойбище. Около «своей» юрты из рук Дэлгэра юный ратник получил ватный зипун, штаны, драную старую шапку из облезлой белки и лапти с суконными чулками. Догнал прочих. У всех имелись луки, они метко стреляли в крепко связанные пучки хвороста, стоймя расположенные в поле.

– На, – сказал учитель, подавая лук и стрелу.

Отрок натянул, стрельнул – позорно задребезжала тетива, стрела улетела куда-то вправо. Небольшая толпа маленьких разбойников дружно захохотала.

Наставник терпеливо объяснил, как класть стрелу, как тянуть – левая рука в суставах неподвижна, правый локоть «смотрит» вверх, – когда отпускать пальцы, как учитывать ветер, как держать лук. Оставил на месте, пока не попадет в цель. Будущих бойцов повел дальше – они подозвали лошадей, вскочили на животных без седел, и, ухватившись только за гривы, помчались в степь.

Сжав зубы, Олег стрелял и стрелял в пучки, пока с переменным успехом не начал попадать. Чем сильнее он уставал, тем яснее проявлялась мечта – бросить все к чертям, прокрасться ночью к этому «Туглаю» и перерезать ему горло… А крест зачем целовал? Спьяну, но целовал?

Нынешние «друзья» вернулись веселым табуном. Похвалив за то, что из предложенных пяти раз плотницкий сын попал в цель хотя бы три, Дэлгэр дал ему оседланного коня. Тот недобро посмотрел на урусута и показал огромные зубы.

– На коне ездил? – строго спросил монгол.

Юный ратник согласно кивнул. Ездил? Да не то слово!

Попытался залезть, крикнул:

– Подсоби!

Учитель забросил его на скакуна, помог всунуть ноги в короткие – по росту – стремена, всунул в руки узду и вдруг – к-а-а-ак на того крикнул! Понесся по степи старый – скоро на бешбармак – конь! Как мог, Олег старался удержаться в седле, болтался ванькой-встанькой, вроде урезонил вздорное животное, но вскоре его догнал лихой Наран, схватил за уздцы чужого скакуна и повел обратно. Все лежали и покатывались со смеху. И чего это они? Не видят – коняка бешеный?

Дэлгэр под общий хохот только покачал головой.

– Вы, урусуты, все одинаковы. Не надо его все время дергать за поводья! Отпусти! Дай ему самому лететь по степи! Слушай его бег! Слейся с ним! Конь – крылья монгола! Лети!

«Ну я же не монгол?» – подумал Олежка и вытер нос.

Учитель, не глядя, сунул загнутый носок ичига в стремя, без какого-либо видимого усилия взмыл в седло. Послушный умелой руке хозяина, скакун преобразился: пошел наметом, потом дважды встал на дыбы и, наконец, перешел в ровную рысь. Наездник сидел легко и красиво, чуть откинувшись назад.

– Чо! – погнал он коня галопом, на скаку перевернулся задом наперед, обратно, коснулся ладонью земли, держась за переднюю луку, ударил о землю ногами и снова взмыл на круп. Благодарно пошлепывая животное по шее, подъехал к мальчишкам.

– Понял? – спросил он у плотницкого сына.

– Понял… – сквозь зубы ответил тот.

В обед снова ели вареное мясо. Старший собственной рукой ножом разрезал на части и каждому давал кусок сообразно положению ученика. Естественно, древоделе достался самый маленький. Когда, сытые, валялись в траве, учитель рассказывал что-то веселое в лицах, будущие покорители Вселенной покатывались со смеху.

Солнышко как следует прогрело воздух. Теперь начали бороться – оголились по пояс и, кряхтя, сопя и ругаясь, хватаясь за кушаки, принялись валить друг друга в изъеденную скотом до голызины траву.

– Корэш, борьба! – сказал Дэлгэр юному ратнику. – Хватать за кушак, не бить! Амарбат!

Подбежал давешний знакомец, принял стойку. Наставник сделал знак, и тот кинулся Олегу под руку, стараясь ухватить пояс за спиной, юный ратник повернулся боком, подцепил Амарбата за кушак спереди и, продолжая движение маленького монгола, сильно толкнул его в первоначальном направлении, подставив бедро. Мальчишка кубарем полетел в пыль, прочие загалдели.

– Хорошо! – похвалил учитель. – Очень хорошо!

Тут к занимающимся подлетел еще один пацан – наверное, сын какого-то мурзы – слишком хорошо и ярко был одет. Что-то бойко проорал на своем, Дэлгэр сделал знак рукой, и все поспешили в стойбище.

Заметив недоумение юного ратника, учитель произнес:

– Будет казнь. Надо смотреть, – и зашагал вперед.

– Какая казнь, кого? – спросил древоделя, семеня за кривоногим, раскачивающимся из стороны в стороны – ясно, что тот в седле проводил больше времени, чем на земле – монголом.

– Как это на русском? – сделал умелый всадник руками неприличный жест. – О! Прелюбодеяние!

За прелюбодеяние? Казнь? По пять жен и десять наложниц имеют, и все равно – преступление? Скорей всего, какой-либо не слишком знатный супругу кого-то слишком важного соблазнил.

Недалеко от очень памятного Олежке зиндана одной веревкой повязали шеи молодого крепкого парня и совсем юной девицы с изящными подвесками на косах, множеством серебряных монет, связанных меж собой, на груди, и блестящими серьгами в ушах. Можно сказать, что она выглядела очень красивой.

Под ор многочисленных зрителей трое палачей перекинули веревку через горб лежавшего на земле вельблюда, хрипящего, плюющегося, и принялись его яростно стегать, хотя он не желал вставать вовсе. Наконец он выпрямился на своих длиннющих ногах, и тела жертв повисли по обе стороны туловища животного. Парень отчаянно дергал конечностями и синел лицом, высунув язык, девица висела плотно, очевидно, сразу сломала шею. Со ступней трупов капала жижа. Зрители, как ни в чем не бывало, разбрелись, возвратившись к своим делам, вельблюда со страшной ношей палачи погнали в степь – зарыть тела.

Вечером дрались на палках, опять жрали бульон, подходили знакомиться другие малолетние ордынцы – Олег сидел, с тоской смотрел на темнеющее небо и думал – неужели, Господи, это теперь жизнь моя на многие лета? Степь, трава, кони и конина, вонь спящих вповалку тел, сизый дым под закопченным куполом юрты и кровавые набеги на чужие племена и народы? Жуть, жуть, жуть!

Когда укладывался почивать на войлок, ему знаками показали – выйди наружу, зовут. Уже зевая – загоняли за день, нехристи! – ступил за порог и развеселился – стояли старик-лекарь и его внучка. Девчонка прямо-таки нарядилась – в цветастом халате, шапочке с кисеей и бусинами, на груди – монеты в связках, на ногах – красные ичиги. Она сунула ему в руку мешочек, вспыхнула и убежала.

– Гостинец! – пояснил старичок открывшему рот от удивления парнишке. – Сухой слива, сладкий!

– Ну-у… – потер плотницкий сын макушку дланью, – спасибо…

– Станишь жену выбирать, выбирай Алтантуяа! Ты холёший гулям будишь, очень холёший! Ты ей нравишься!

– Да я как-то не тороплюсь пока…

– Завтра поход! Илыгмыш уходит! Войско уходит! К Тохтамышу! Оглан хочет, чтобы ты жену при нем выбрал! Вдруг не вернется?

– А куда поход? – живот почему-то заскребло изнутри.

– За Дон, на Москву!

– Почему на Москву?! – похолодел Олежка. – Зачем на Москву? Тохтамыш с Димитрием не в которе!

– Не знаю! – ответил лекарь. – Совсем не знаю! Тоже ухожу! Убьют – возьми Алтантуяа, самый холёший жена будет!

Олег развернулся и пошел в юрту. Какая, к чертям, жена, когда ордынцы опять на Русь лезут?! Он упал на войлок, подложил под голову шапку, уткнулся лицом в облезлый беличий хвост и беззвучно и горько зарыдал. Соленые слезы текли по свежему рубцу на грязной щеке, плечи тряслись. Война! Да устоит ли Москва?..

Часть 3

Апрель 1982-го года

Москва

I

Если сновидение становится отчетливым и понятным – наступило утро. В последнее время ему постоянно снились вьючные животные. Невиданные в реальной жизни мулы, буйволы, ослы… Сейчас Олег почему-то скакал на коне, приземистом, с длинной гривой, в маленьком седле, воздух становился полупрозрачным и водянистым из-за поднимающегося солнца – он от кого-то или чего-то отчаянно бежал. Страх ощущался ясно, настолько, что он проснулся. Пробуждение до нудного звона огромного будильника – вообще-то, в радость. Сразу можно включать фонарик и под одеялом читать очередную книжку – сейчас фаворитами являлись Любавский, Павлов-Сильванский и Допш на английском – пока механическое чудовище противным рыком все же не подаст сигнал, что пора на пробежку. И после этих двадцати пяти интенсивных минут физического развития в противовес духовному (Допшу данное время тоже не являлось лишним) можно собираться в школу. Но сегодня, едва он разомкнул веки, юный ученик увидел на фоне разгорающихся утренних заоконных сумерек фигуру брата в кресле. Уши на голове стали непропорционально большими – из-под наушников пробивался манящий звук, на проигрывателе «Электроника» горела красная лампочка. Новая пластинка!