Белла чао (1943) - Николай Соболев Страница 23

Ну что же, остается подороже продать свою жизнь. Руки задраны вверх, при махе вниз пистолетик на подтяжках прилетит в ладонь, если я сумею его поймать, двух или трех успею свалить. Жаль, парные выстрелы нельзя — патронов в магазине всего семь, а перезарядиться мне не дадут.

Фашист тихо перетер со старшим четников, он махнул рукой и державшие меня двое толкнули к стене и отошли, снимая с плеч винтовки.

Вот и все.

Осталось только несколько минут, дыхание должно быть ровным, смотреть… ну хотя бы вон на то деревце, держать картинку краем глаза, но видеть все. И как встают в подобие шеренги четники, и как выходит к ним старший, и как на крыше напротив топорщит перья ворона, и как капо-манипуло стоит позади, выставив по примеру Муссолини подбородок, и как сверху, от мечети едет грузовик.

Старший обернулся на эту помеху, четники держали винтовки у ноги, я вздохнул последний раз… но скрипнули тормоза и на дорогу из кабины соскочил принчипе.

— Fermare!

Скандал вспыхнул с новой силой, но из кузова на землю попрыгали солдаты, человек двадцать и быстро выстроились в две шеренги, взяв свои «каркано» на руку. Что там орали князь и капо, я не очень понял, различил только fratello, pezzo di merda и bastardo. С моим знанием итальянского в переводе получалось «не брат ты мне, гнида чернорубашечная». Присутствие взвода, явно не горевшего фашистскими идеями и смотревшего на четников, как на тараканов, закончило скандал в пользу Костантино. А ничего так у итальянцев благородное сословие, решительное.

Четники с шипением вернули мое барахлишко и ушли, кипя от злобы — не дали расстрелять коммуниста! А еще потомки патрициев считают за быдло и обращаются соответственно! Один только капо-манипуло снизошел, да и тот козел!

А принчипе предложил мне закурить из понтового портсигара с гербом и проводил пешочком. Чуть поодаль за нами топали солдаты, но они остановились у последних домов, и до наших передовых постов Константино шел только в моей компании, бравируя собственной храбростью.

— Эти бородачи… — взмахнул он дымящейся папиросой, — они только говорят и ничего не делают! Только и способны, что ловить и убивать одиночек! Их генерал обещал привести пять тысяч человек, но привел только тысячу! Слава богу, их поставили стеречь тылы на том берегу, здесь от них никакого прока.

— Вы не слишком много рассказываете, принчипе?

— Пожалуй, — он хмыкнул, — это нервы. О, а вот и ваши… эээ… камерати.

— Спасибо за прогулку и в особенности за обед, Костантино. При штурме поберегите себя, мне бы не хотелось найти вас среди раненых и тем более убитых.

— Я офицер, мне не пристало прятаться!

— Не сомневаюсь в вашей храбрости, просто поберегите себя.

В штабе дивизии Перо сравнил мой рассказ с данными разведки и по всему выходило, что князь не соврал — четников в Конице около тысячи и охраняют они тылы.

— Дай мне пятьдесят пулеметчиков, я им втащу! — после нервяка с очередным расстрелом адски хотелось устроить четникам козью морду.

— Сколько??? — удивился Четкович.

— Пятьдесят, а лучше сто.

Штабные заржали.

— Смотрите, — потыкал я в карту, — переправить скрытно можно не больше роты. Дальше мы выйдем вот сюда и начнем атаку. Что подумают четники, когда услышат полсотни пулеметов?

— Что их атакует бригада, — потеребил подбородок Перо. — А знаете, другови, это может сработать… Особенно если мы сделаем вот еще что…

И мы это вот еще что сделали.

Ночной переход по зимним горам — удовольствие гораздо ниже среднего, но мы успели не только отмахать километров пятнадцать, проскочить охраняемую железку, переправиться через узкую Неретву, но и выйти на позицию на склонах Паклины прямо над селом Поле Бьела, где располагался четницкий штаб.

Здесь я впервые до дрожи осознал, что меня знают и любят не только наша шайка-лейка, но и все партизаны. Почти сотня пулеметчиков и автоматчиков радостно скалилась, когда я ставил задачу, будто и не было этих нудных, тяжелых и опасных часов марша.

— Не бойся, Владо, сделаем в лучшем виде! — весело подбодрили меня из задних рядов и я чуть не расплакался.

Это ведь я должен подбадривать и вдохновлять, а не меня.

Едва забрезжил рассвет, с высот вокруг Коница, занятых партизанами, взлетели сигнальные ракеты — красная, зеленая и красная.

И мы ломанулись вниз по склону, рассыпавшись широкой цепью. Шум и грохот от пальбы из всех стволов вышел грандиозный, и не успели мы добраться до околицы села, как из него тараканами во все стороны порскнули четники.

Удивительное ощущение, наверное, так атаковали махновские «люйсисты» или пулеметный полк Фомы Кожина из трех сотен тачанок с «максимами» — я летел вниз, ни секунды не думая о возможном сопротивлении, стрельбе, шальных пулях, и орал даже не слова, а дикую песню, первобытные звуки. Эй, мамбо, мамбо италиано!

На этом кураже мы зачистили село буквально за полчаса, согнав сотни две четников на мыс между речкой или ручьем Бьелы и самой Неретвой. Над Коницем вставали разрывы снарядов партизанской артиллерии и мы, оставив несколько человек стеречь пленных, атаковали уже итальянские тылы. Не знаю, каким чудом мы не попали под встречный дружественный огонь, но до города добрались, чтобы принять еще сотню-другую пленных.

«Туда шли — 3-я дивизия штурмовала Кониц. Обратно идем — 3-я дивизия штурмует Кониц. Какая интересная у людей жизнь!» — так мог бы сказать любой сольдато дивизии «Мурдже» и это знание не прибавляло им стойкости.

К тому же, за прошедший год партизаны нанесли итальянцам несколько чувствительных поражений, да и оккупационная дивизия — это не элитные альпини, которые ожесточенно дрались в Плевле. Да еще наведенная бежавшими четниками паника…

Город взяли, но я не успел ни найти Костантино, ни загрести жадными ручонками побольше трофеев — хрен мне по всей роже, без сопливых обойдутся, для вас, друже Владо, есть небольшое, но очень ответственное поручение.

Меня, блин, снова в переговорщики назначили и на этот раз