Леонид Смирнов - Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу Страница 25

Я оседлал мощную бронзовую люстру, на всякий случай привязался к ее крюку и стал ждать. Этот кто-то пыхтел паровозом, стонал, создавая впечатление полной беспомощности, но я был уверен, что все — игра, попытка задурить мне мозги. На самом деле он был опасен. Смертельно опасен.

Тщетно напрягал я зрение, пытаясь углядеть в сумраке, среди густых черных теней и зеленых отсветов огня, приближающуюся фигуру, хотя звуки становились все громче. Сопит, пыхтит, стонет. И вдруг утих. Мой противник остановился неподалеку, однако я его по-прежнему не видел. Вот так так… В чем дело? Морок застит глаза? Или на самом деле передо мною никого нет? Меня пытаются испугать и остановить в десяти шагах от цели?

Неизвестный снова двинулся вперед, и через мгновение я получил ощутимый толчок в лоб, так что пребольно стукнулся темечком о здоровенный крюк, на котором висела люстра. Ничего себе фикция!.. Враг оказался невидимкой — вот и попробуй с ним сразиться. Сразиться и победить.

Любое серьезное ранение будет смертельным: сорвешься вниз — сгоришь заживо. Огонь, рвущийся из подвалов особняка, хоть и не душил дымом, не поджигал здание, мог в один миг спалить не то что сопленосого и-чу, а целую роту Истребителей Чудовищ.

Крепче уцепившись за цепь, я наугад махнул кулаком. Попал! Невидимка охнул, фыркнул разбитым носом — и чем-то распорол мне ухо. Может, пикой, а может, кинжалом. Хотя какая разница?..

Я снова попытался его достать, но промахнулся. Кулак, вошедший мне в солнечное сплетение, остановил дыхание. Затем враг рубанул по цепи, звено из закаленной стали лопнуло, как стекляшка, люстра рухнула вниз, и я тоже полетел в пылающее чрево особняка. Ой!!! Страховочный трос удержал меня в метре от огня.

Я был жив! Только потерял духовое ружье. Болтался в воздухе, пятки начинало припекать. Ухватившись руками за трос, я стал раскачиваться, чтобы подлететь повыше и схватиться за что-нибудь торчащее из потолка. Лишь бы вражина не перерубил трос!

И тут я услышал скрип разрезаемого троса. Ч-черт!.. Я тотчас отвязал его от пояса и, оказавшись в крайней точке маятника, выпустил трос из рук. Я летел вперед и вверх. Обрезок троса за моей спиной падал в зеленый огонь. А я взлетал, не ведая, смогу ли ухватиться за что-нибудь или чуть позже последую за ним.

Время замедлилось. Наверное, раз в десять. Это значит, скорость реакции у меня выросла во столько же раз. Потом мышцы отыграются сполна: часами будут ныть и отказываться работать. Но это потом. Если уцелею…

Я летел над огненными волнами, и руки мои тянулись, они вытягивались, как телескопическая труба, пытаясь дотянуться до чего-нибудь материального впереди или над головой, но не доставали. Мимо, мимо, мимо! Поначалу взлетев вверх и едва не врезавшись в голый потолок, я начал снижаться. Языки пламени, переливающиеся всеми оттенками зеленого, казались страшней обычного огня.

— Шайтан! — прошипели сзади под потолком.

В то же мгновение я почуял: впереди что-то есть. Успел сгруппироваться и в неуклюжем подобии сальто схватился за конец свисающего с потолка стального каната. Пальцы резануло болью. Их словно рванули из кистей, одновременно сунув в огонь.

Едва удержался. Ладони располосовали острые как бритва заусеницы. Больно! Пальцы вот-вот разогнутся и отпустят канат. Но я научен справляться с болью! И в один миг я ее отключил.

Я подтянулся, а потом, уцепившись покрепче руками, перекувырнулся вниз головой, ногами обвил канат. Нужно опять раскачаться и подлететь к темнеющей в четырех саженях люстре с шестью бронзовыми чашечками цветов.

Враг вновь устремился ко мне. На сей раз он не притворялся рохлей, а легко и беззвучно перебирался с одной висящей под потолком штуковины на другую. Лишь изредка его пика звякала, коснувшись очередного препятствия. Я засек его по звуку и больше не выпускал «из виду».

Я раскачивался и напевал про себя: «Коси, коса, пока роса…» Привязалась строчка. И когда до невидимки оставалось сажени две, я разжал руки, удерживаясь намертво сплетенными ногами. Руки мои взметнулись, но не к бронзовой люстре, а навстречу готовому ударить меня врагу. И они не были пусты — мое деревянное оружие, надежно закрепленное на теле, уцелело во всех этих прыжках.

Учебный кинжал я нацелил на звук вражеского дыхания. И чуть не промахнулся. Острие пробороздило щеку невидимки. Он отшатнулся и выронил пику. Звякнув о стальной канат, пика ухнула в зеленое пламя. В следующую секунду я понял, что врага здесь уже нет. Он улепетывал по потолку, направляясь в глубь особняка — туда, откуда и появился.

Только с четвертой попытки я сумел ухватиться руками за люстру, перебросил на нее ноги, а дальше все было просто… Я догонял невидимку, делая два прыжка там, где он успевал лишь один. Еще пяток скачков — и я истреблю очередное чудовище, удлинив послужной список.

Позорно удирающий враг неожиданно развернулся и прыгнул навстречу, когда я меньше всего ожидал атаки. Окованный металлом носок сапога с размаху ударил мне в грудь. На конце его был длинный шип, и, кабы не защитивший амулет, лететь бы мне вверх тормашками, роняя красную пену из пробитого легкого.

Я сумел уцепиться за ржавый крюк и не упал. А когда враг хотел ударить во второй раз, я взмахнул рукой с деревянным кинжалом… Есть!!! Невидимка разжал руки и молча полетел вниз. Звякнув, грохнулся об пол и больше не издал ни звука. С моего противника стала «стекать» невидимость. Но мне некогда было ждать и смотреть. Плевать, какой он природы. Главное, что он — готов.

Я еще продвинулся на пять саженей и спрыгнул на пол. Ослепляющая людей земляная медуза осталась позади. И адский пламень тоже. Под ногами — наитвердейшая твердь, хладный камень, и радости моей не было предела. Радовался я ровно десять секунд, а затем меня атаковали.

Серые выскакивали из многочисленных дверей, полосуя воздух стальными когтями: у каждого была надета боевая перчатка.

Это были полулюди-полукрысы: ростом с полсажени, бесхвостые, с длинными лицами и полными острых зубов ртами. Скошенные лбы, бусины красных глаз, шерстистые уши… У них были сгорбленные фигуры. Они ходили и даже бегали как бы на полусогнутых.

Один за другим метал я свои дротики, и ни один не пролетел мимо цели. Я работал словно великолепно отлаженная машина, не сделал ни единого лишнего движения, сейчас я жил боем, и только им. Когда я истратил девять дротиков, я бросился на Серых, используя десятый как копье и дубинку.

Чтобы уберечься от их когтей, нельзя было подпускать Серых слишком близко. И я показал класс рукопашного боя: мой дротик и опрокидывал Серых на пол, ломая челюсти, руки, шеи. Крысолюди кидались на меня с нескольких сторон разом. Я крутился, нанося удары, отталкивался от стен, как мячик, и снова бил, никогда не добивая, — на это не было времени.

Поверженные тела Серых устилали мой путь в недра особняка Булатовича. К концу боя мои лодыжки и икры были испещрены порезами, а сапоги годились лишь на свалку. Если бы Серые предварительно смазали стальные когти ядом, я бы уже сдох или корчился в судорогах у крысиных ног.

Я обнаружил Центральную камеру — не могу назвать ее комнатой. Она представляла собой куб и была обшита толстыми листами метеоритного железа, расписанного непонятными знаками. Дверь в камеру была распахнута. На груде роскошных персидских ковров, заменявшей пьедестал, стоял трон. На сиденье помещалась золотая клетка с чудесными белоснежными мышами. Все они были мертвы. У подножия трона на коврах вповалку лежали несколько человек в черных сюртуках. Животы у них были распороты в самурайском ритуале харакири. Трупы еще не остыли. Делать мне здесь было нечего.

Когда я вышел в коридор, зеленый огонь успел потухнуть. Поредевший и потрепанный отцовский отряд дружно стучал найденными в особняке молотками, наводил переправу через зияющий в полу огромный провал. И-чу разобрали полы в нескольких комнатах и теперь сколачивали из досок что-то вроде штурмовых мостков.

По каменным плитам тянулся мокрый след, который вел к вентиляционному отверстию в стене. Пока мы дрались, горго-ноид ухитрился спуститься с треножника и уполз в безопасное место. Теперь наверняка забился в укромный уголок между перекрытиями и выжидает, когда из дому уберутся чужие.

— Сынок! Как ты там?! — закричал при виде меня отец. Видок у него был неважнецкий. Похоже, батя успел меня похоронить.

— Терпимо! — крикнул я в ответ. — Тут все мертвы. Но я ничего не понимаю…

— Одна голова — хорошо, а десять — лучше. Как-нибудь разберемся. — Отец приободрился и говорил почти весело. У меня отлегло от сердца.

Глава десятая

Шестиголов

Переправа удлинялась медленно. Но еще полчаса — и я смогу перепрыгнуть на тот «берег» и воссоединиться с отрядом. Снова скакать по потолку, хоть бы и навстречу своим, не осталось сил.

Все было хорошо. Мы победили. Малой кровью. Но я не испытывал радости — вместо нее росла тревога. Я был уверен: дело еще не кончено.