Александр Доставалов - По ту сторону Страница 25

— Точно, Игорь. А сегодня мы на свободе. И нечего раскисать. Мы на воле, и у нас в руках оружие. А на войне, как в драке, бывает всякое. Иногда стреляет самый слабый шанс.

— На какой войне, воитель? У нас вообще шансов нет.

— Есть, Вова, есть. Главное, лапки не складывать. Они к нам летают, значит, и мы сможем.

— Игорь, это чушь собачья. Мы в чужом мире, мы здесь как дети новорожденные — не знаем ни черта. Да нас первый встречный вычислит и сдаст. Если все это так…

— А ты еще не уверен, что это так? — Игорь обвел взглядом убогую комнату, неопределенно махнул рукой в окно. — Тебе этого недостаточно? Или ты думаешь, ты в кино попал?

— Ты не нервничай. Если… раз мы оказались в лапах этих «гильбронавтов», трясця их матери, этого их КГБ, или ЧК, или гестапо, я не разобрался, то вернуться тем же путем домой, отбить их гильбромашинку… Это как для сальвадорских партизан угнать ракету на Марс. Примерно та же задача— пройти с боями США, захватить космодром, быстренько обучиться пилотированию, дождаться удачной фазы и домой. Только еще нужно, чтобы ракета была заправлена и готова к старту. И скафандры рядышком лежали. Шанс, конечно, есть. Но я лучше в горах поживу.

— Фигня. Если каждой пулей сбивать по вертолету…

— Ага. Только и этого будет мало. Надо, чтобы и сами они стреляли не в нас, а друг в друга. Тогда — может быть. Но маловероятно.

— Ладно, а что ты предлагаешь?

— Жить здесь. Месяц. Два. Всю зиму.

— В этой халупе, что ли?

— Зачем? В горы уйдем. Жили же мы зимой на «Столбах». По нескольку недель жили.

— Тю. Так там избушки, хавка горячая и город рядом. Если что — за два часа спуститься можно.

— А здесь придется без избушек. И не спускаться. Схорониться как следует и зимовать.

— Ладно, зазимуем. А потом что? Шерстью обрастать будем?

— Господи, я поверить не могу…

— Газеты их читать будем. Вникать в ситуацию. Приемник надо раздобыть, подготовиться. Информацию будем собирать и думать. Пока не придумаем что-нибудь действительно путное.

— А что, нормальный план. Хоть до весны доживем. К весне они точно нас искать перестанут.

— Искать они нас, похоже, никогда не перестанут. Но спешить .глупо. Спешить нам уже некуда.

— Ну, значит, вертолеты на патрулирование перестанут высылать. Все-таки полегче.

— Нам действительно многое понять надо, иначе как действовать?

— Ну… Например, зачем мы им вообще понадобились? И что они делают у нас? Почему бродят тайком, почему в нашем мире людей воруют? Почему именно в нашем? Ведь параллельных миров должно быть много.

— Может, они во всех воруют. А вот зачем? Разобраться надо, ребята. Нас пока потеряли, вот и слава богу. А нам надо разобраться.

— М-да. А Ирину как? В горах лечить?

— В больницу ты ее здесь все равно не устроишь. Постараемся найти лекарства. Одежды теплой надо достать, хотя бы тряпок. Лена травками ее отпоит, корешками. Главное, устроить ей норку потеплее, да постель возле костра. Если место постоянное найдем, а мы его точно найдем, то Ирина поправится. Ноги в тепле будут, отогреется, отдохнет…

— Да ты представляешь себе, что это такое— всю зиму в горах?

— Представляю. И достаточно хорошо. Кстати, это почти все равно — что неделю, что всю зиму. Замерзнуть можно за одну ночь, для этого много времени не требуется. Нам надо либо пещеру карстовую найти, а они здесь встречаются, либо отрыть землянку с хорошим накатом и чтобы не подтекла.

— Лучше пещеру.

— Согласен, лучше пещеру. Вход закрыть, лапника на пол натаскать, очаг сделать, вытяжку, да так чтобы дым столбом не выходил. Воды желательно источник.

— И сена свежего охапку. А как насчет следов? Нас же с вертолетов просто по следам найдут.

— Если будут патрулировать конкретно этот квадрат, то найдут. Но это вряд ли. Мы слишком далеко ушли, в какую сторону — они не знают, вертолеты явно нас потеряли. Такую территорию уже не прочешешь, горючего не хватит. Да и зачем им нас искать с таким остервенением? Полетают еще недели две и бросят это дело.

— Точно. Будут ждать, пока мы сами попадемся. Выйдем куда-нибудь и влипнем, как кур в ощип. Или наскочим на кого-нибудь, кто донесет.

— А так и будет, если время не переждать. Самое опасное время. Кстати, здесь не только наши следы, тут пастухи ходят, местные, это раз; сам по себе покров снежный маленький, так как места засушливые, это два; ветра часто и поземки, так что старые следы заметет, это три. Хотя осторожность, конечно, соблюдать придется. Ходить по камням, тропинки не протаптывать.

— А есть ты что будешь?

— Друг друга будем есть. Жили же в этих местах пещерные люди, почему мы не проживем?

— У них скот был. Они охотились. А на них, наоборот, никто.

— Так тем более надо переждать. Схорониться. А тайга прокормит. Чего-нибудь найдем. И вообще, у нас слишком гнилая альтернатива. Лучше маленько похудеть, чем кушать в их камерах морковку.

Ивс пришел к Наде поздно. Ее район назывался Космос. Располагался он на отшибе и на небольшой возвышенности, но почему именно Космос — не знал, наверное, никто. Обычный рабочий район, множество приземистых глиняных мазанок, спрятанных за глухими заборами и давно потерявших от копоти белизну, да серые, пятиэтажные дома-коробки. Рядом проходила автомобильная трасса Орел — Крым. Раньше она упиралась в Москву; теперь туда никто не ездил. Ничего космического, даже аэродрома, поблизости не было.

Все здесь было тусклым, по углам домов расползались бесформенные пятна, на плохом асфальте тротуаров грудами валялся мусор. Дома, похожие на бараки, с узкими лестницами, низкими потолками и крохотными комнатушками — Ивса, выросшего в центре Европы, коробило от такой архитектуры. Но Надя не хотела переезжать. «Мне от тебя ничего не надо», — так она говорила, и Ивс знал, что это правда. Может быть, именно поэтому он приходил сюда снова и снова. Помойные баки, мусор, чахлые зеленые кусты, мертвый виноград, до сих пор оплетающий арку подъезда. Кислотные разводы на свежей, ядовито-зеленой краске. Скорлупа. Текущая по каждому шву панельная конура под самой крышей.

Он поднялся на пятый этаж, оставив охрану в подъезде, открыл дверь своим ключом, снял в прихожей плащ и ботинки и прошел в комнату. Надя курила, стоя у раскрытого окна. Пепельницу почти доверху заполнили окурки, она никогда не выбрасывала их на улицу. На звук его шагов женщина не обернулась.

Он подошел к ней вплотную и обнял.

— Ты слишком много куришь. Надя зябко повела плечами, сбрасывая его руки, и погасила сигарету.

— Какая разница.

— Что-то случилось?

— Нет. Ничего особенного.

— Что-то случилось.

— Просто сегодня был месячный отбор.

Ивс взял переполненную пепельницу, пошел на кухню и высыпал ее в ведро. Затем наполнил чайник желтой водой из крана — он долго ждал, пока она стечет, но вода осталась такой же желтой — и поставил его на плиту. Достал с полки початую банку растворимого кофе и две чашки, ручка одной из которых была наполовину сколота.

— Ты когда поставишь фильтр? Эта вода так же вредна, как и сигареты. Ее надо хотя бы отстаивать.

— Я хочу сдохнуть так же, как и все. Без фильтров на кране.

Ивс пожал плечами.

— Это несерьезно. У тебя обычная хандра. А от этой воды портятся зубы. И у меня, между прочим, тоже.

— Ты!..— Надя стремительно обернулась к нему, глядя в упор, глаза в глаза, немигающим взглядом бешеной ведьмы. — У тебя зубы портятся? У тебя может начаться кариес? Ты, бедняга, устал на работе, устал принимать о нас решения, измучился, выдумывая для людей новую химическую дрянь. А я сегодня детей сортировала, ты это понимаешь? Что ты можешь понимать? Я детей сортировала, на живых и мертвых, сортировала живых детей, пока еще живых, которые смотрели на меня и улыбались!

— Надя… Но это не так. Не совсем так. — Ивс подцепил ногтем сломанную спичку. Серы на ней почти не осталось.

— Это так. Ивс. Это именно так. Потому что всем, кто не прошел нашу поганую медкомиссию, одна дорога — в печку. Потому что твой проклятый город не может прокормить своих собственных детей. Он называет их выродками. Уродами. Мутантами. А это дети, понимаешь? Это живые дети. Это больные дети. Они плачут. Им плохо без отца и матери. Они некрасивы, но они мне радуются и улыбаются в каждый мой приход. А я…

— Надя, у тебя истерика. Успокойся. — Спичка в его пальцах разломилась на несколько крошечных кусочков. — Это, кстати, твой город. Я немец.

— Какая разница, у вас то же самое. К черту, Ивс. Нет у меня никакой истерики. Я устала, я пустая внутри. И меня тошнит от этой жизни.

Он опять ее обнял. Ее тело била мелкая дрожь. От нее пахло крепкими сигаретами.

— Ты расслабься, не думай ни о чем. Или вот что… Может, ты хочешь чего-нибудь?

Надя вдруг отстранилась от него и на мгновение замерла, затем кивнула: