Сергей Шкенёв - Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...» Страница 27

— Слушаю вас! — Не слишком верующий Мишка тем не менее с искреннем уважением относился к священникам, и некоторое вольнодумство тому не мешало. — Требуется наша помощь?

— Да. Я хотел бы осмотреть пленных, и при необходимости… Ну вы понимаете? Из человеколюбия…

— Пленных? Увы, пленных у нас нет.

— Как это?

— А вот так.

— Расстреляли или повесили? Это не по-божески!

— Какое повешение, Господь с вами! Государственных преступников ждет суд и каторга, чай, в России живем, а не в захолустье европейском. Поэтому не беспокойтесь, оба француза живы и здоровы.

— Оба?

— Ну да, двое их. Или вы отказываете нам в умении метко стрелять?

— Но я думал…

— Зря.

— Что «зря»?

— Для думанья у нас есть государь император, а прочим же полагается проявлять разумную инициативу, своевременную смекалку, и прочие, способствующие укреплению государства материи. У нас в армии исключительно так!

По серьезной физиономии Нечихаева никак не определить, шутит он или нет, и лишь вид веселящихся гусар навел отца Сергия на правильный ответ:

— Ржете все, а люди, может быть, страдают.

— Люди? — усмехнулся Мишка. — Знаете, меня всегда удивляла привычка некоторых, скажем так, человеческих особей творить добро. Нет, поймите, я не против добра как такового, но против его применения к чужим за счет своих.

— Поясните свою мысль, господин старший лейтенант.

— Пояснить? Охотно. Причем на вашем же примере. Но сперва ответьте на вопрос: среди крестьян раненые есть?

— Есть.

— А среди моих гусар?

— Не знаю.

— Вот вы и пояснили… мне, во всяком случае. А себе?

— Не понимаю?

— А что тут сложного в понимании? Вам перед иностранцами стало стыдно, так?

— Но при чем здесь это?

Мишка зло прищурился:

— А при всем! Прав был государь Павел Петрович — нужно выдавливать из себя раба. Какая, на хрен, забота о ближнем?

Деликатный кашель за спиной вынудил Мишку прервать фразу и обернуться. Поддерживаемый под руки двумя гусарами, человек в почтенном, далеко за пятьдесят лет, возрасте смотрел на старшего лейтенанта уважительно и чуть смущенно. Только выглядел он несколько… старомодно, что ли. Кого в нынешние времена заставишь напялить на себя тесный мундир Екатерининской эпохи, а на голову водрузить нелепый парик с буклями и косицей?

— С кем имею честь?

— Отставной поручик Ингерманландского полка Аполлон Фридрихович Клюгенау! — бодро отрапортовал незнакомец, после чего покачнулся и упал бы, не будь подхвачен сопровождающими. Слишком рано те его отпустили.

— Лекаря сюда! — закричал Мишка, бросившись на помощь.

— Не стоит беспокоиться, господин старший лейтенант, — вяло отнекивался отставной поручик. — И он уже меня осмотрел.

Нечихаев возражений не слушал и повысил голос:

— Где этого коновала черти носят?

— Оказывает помощь тем, кому она нужнее! — Аполлон Фридрихович скривился от боли, но повторил: — Не нужно лекаря.

Внимательно наблюдавший за сценой отец Сергий вдруг, ни слова не говоря, повернулся кругом и размашистым шагом пошел к церкви. На половине пути будто что-то его подтолкнуло в спину — заторопился и перешел на бег.

— Неужели дошло до человека? — хмыкнул Мишка, провожая взглядом священника.

— Вы не думайте, он хороший, — вступился за батюшку Клюгенау. — Просто ему в молодости не повезло и пришлось прослушать три курса в Гейдельберге…

— Вот как?

— Да, и пагубное влияние европейской цивилизации… Но он на самом деле хороший! Тут сразу столько всего навалилось: война, французы, стрельба из пушек… Расстроился немного, но это с каждым может произойти. Кстати, господин старший лейтенант, вы сегодня обедали?

Пообедать Нечихаеву довелось только поздним вечером, почти ночью. Плох тот командир, что хватается за ложку вперед подчиненных. Понятное дело, это не относится к снятию пробы, но как раз данное мероприятие сегодня сильно запоздало. Пока размещали на постой гусар, причем руководила сим ответственным делом Манефа Полуэктовна, оказавшаяся рачительной и внимательной хозяйкой вдобавок к выдающимся достижениям в стрельбе из ружья, и ночь наступила. Надобно сказать, что сама госпожа Клюгенау фактом человекоубийства не тяготилась и на осторожные похвалы и поздравления с геройским поведением попросту отмахивалась:

— Так они первые войну объявили! У Аполлона Фридриховича и бумага есть!

Вышеозначенный документ Мишка видел и настоятельно рекомендовал отставному поручику сохранить оный, дабы по окончании войны передать в музей победы. В том, что и победа, и музей обязательно будут, старший лейтенант нисколько не сомневался.

И вот наконец-то все дела закончены, люди накормлены и распределены по крестьянским избам, часовые выставлены, трофеи посчитаны и наступили минуты долгожданного отдыха. Самого Нечихаева гостеприимные хозяева поселили в счастливо избежавшем пожара флигеле, во втором этаже, себе оставив первый.

— Я вижу, злодейское нападение не помешало вам, любезная Манефа Полуэктовна, проявить чудеса кулинарного искусства! — спустившийся к позднему обеду старший лейтенант облизнулся. — Однако!

— Ну что вы, право слово, — засмущалась госпожа Клюгенау. — Просто крытый соломой свинарник загорелся от искр… ну я и подумала…

— Похвальная экономия, — одобрил Мишка и сел за стол. — Командуйте, господин поручик!

Аполлон Фридрихович улыбнулся:

— Ну, раз уж руководство застольной баталией поручено мне, то предлагаю начать с анисовой. Или предпочитаете настоянную на смородиновых почках?

— Сразу выводите тяжелую артиллерию?

— Предлагаете начать с легкой… хм… кавалерии? — Клюгенау потянулся к графину с вином. — Нам, старикам, простительно не знать новшеств современной военной мысли.

— Что вы, ни тактика и ни стратегия нисколько не изменились, во всяком случае, именно в таких схватках. Увы, но я в них неважный боец.

— Печально, — вздохнул помещик. — В этом случае не устроить ли нам фейерверк?

— В каком смысле?

— В смысле цимлянского! Греет душу, веселит ум, придает ясность мысли! Не зря же светлейший князь Кутузов из всех вин предпочитает его. Манечка, солнце мое, вели подать нам полдюжины.

— Так усадьба же сгорела, откуда взяться цимлянскому? — удивился Нечихаев.

— Ну и что? Ее все равно летом собирались перестраивать, а винный погреб поджечь… Поверьте, я не настолько выжил из ума!

Когда кухарка принесла корзину с запыленными бутылками, Аполлон Фридрихович указал на одну из них:

— Вот с этой начнем.

— И чем она отличается от других? По мне, так все одинаковы.

— А вы прислушайтесь. Слышите, как она поет?

— Бутылка?

— Нет, душа. Не слышите? Ничего, когда-нибудь и у вас проснется чувство прекрасного и вы будете узнавать хорошее вино даже с закрытыми глазами. Даже еще не открытое! У него, кстати, тоже есть душа, и настоящий ценитель ее ощущает. Входит в резонанс, так сказать. В гармонию.

— И у ярославского есть душа?

— Зря иронизируете. Вопреки расхожему мнению, в Ярославле делают вполне приличные заграничные вина. После разгрома водочных откупов мало кто рискнет выпускать негодный товар. А что до этикетов на бутылках… Людей тянет к прекрасному, и уважающий потребителя промышленник просто обязан удовлетворить этот спрос. Кто-то хочет мадеры или бургонского? Пожалуйста! Желаете кьянти и малаги? Еще раз пожалуйста! Джина с ромом? Они есть у нас! И, заметьте, деньги не уходят из страны в жадные ручонки иноземных… как бы поприличней выразиться… да, не уходят! И вновь работают на благо Отечества.

Аполлон Фридрихович долго бы еще говорил о превосходстве российского продукта перед привезенным из-за границы, но Манефа Полуэктовна напомнила:

— Дорогой, соловья баснями не кормят.

— Ах да! Простите. — Клюгенау попытался открыть цимлянское одной рукой, так как вторая висела на косынке. — Увы, я вынужден передать командование.

У Мишки получилось быстрее, благо некоторый опыт в откупоривании бутылок у него все же имелся, и разлил вино по бокалам.

— За победу!

Спустя недолгое время, когда обстановка стала достаточно непринужденной, Аполлон Фридрихович поинтересовался ближайшими планами гусар.

— Если они не являют собой военную тайну, господин старший лейтенант.

— Тайна? Да нет здесь никакой тайны. Обычное задание — перерезать неприятелю пути снабжения, охота на курьеров и фуражиров, беспокоящие удары по мелким гарнизонам.

— Да? Тогда позвольте посоветовать одно хорошее место для расквартирования. Уютно, тепло, безопасно…

— Аполлон! — Манефа Полуэктовна запоздало одернула мужа.

— А что Аполлон? Нет, ну что Аполлон? Дорогая, я собирался показать Михаилу Касьяновичу короткие дороги через наши болота и чудесный островок с охотничьей избушкой. Пятью избушками… Или чуть больше.