Попаданец в себя, 1970 год (СИ) - Круковер Владимир Исаевич Страница 27

Глава 32

Устройство таежного дома процесс захватывающий. Особенно руками таежных людей. Правда зимовье в ущелье на берегу студеного ручья пожертвовал Шаман, но для долгой жизни городского «баловня» племя решило благоустроить жилье дополнительно!

Впрочем, я уже в их мнениях был на уровне не просто «городского», но и близкого к почитаемым. Не чинился и не фыркал, говорил на древних языках, любил детей и привез им подарки, уважаемым охотникам подарил шикарные ружья с охотничьими припасами…

Тут надо сделать небольшое отступление. Я провел пару суток (мы не спали) с Шаманом и он вещественно показал, что может Древнее Слово. Он не останавливал Солнце, но призвал забавного дятла сесть к нему на рукав. Он не подгонял Звезды к Луне, но вызвал из чащобы медведя и мы славно прокатились на Топтыгине.

А я ведь по прошлой жизни очень недолюбливал медведей – самых коварных хищников в мире. Которые, вдобавок, всеядны – что говорит об их великолепной приспособленности, к их адаптации к различным условиям жизни. То бишь, высоком для животного интеллекте!

Многочисленные встречи с этим зверем только усилили мою к ним опаску. И, в конечном итоге, в зверинце пьяные рабочие забыли запереть клетку с медведицей, та выскочила и побежала в сторону зрителей с детьми, а я – дурак ухватил её за уши, надеясь удержать. А потом эти же рабочие споро накинули на нас сеть с грузилами для отлова зверей, медведица жевала мою ногу, люди орали и суетились, медведица вырвалась из сетки и продолжала бег по кругу зоозала, милиция радостно палила из автоматов и наконец попала очередью в бок загнанному зверю, а я побрел, хромая, в медпункт поселка городского типа Буденновск, где мне скверно промыли рану и нога к утру воспалилась, возникла угроза заражения крови…

Я мог бы более подробно рассказать, как во времена Горбачевского бардака в нашем государстве в больнице не было даже морфия, гниющее мясо мне срезали с ноги под галлюциногеном, а вместо костыля дали половую щетку… А потом, когда я уже ехал догонять зооцирк, где работал, эту больницу захватила банда Басаева…

Но это было в прошлой жизни. Осталось лишь настороженность к медведям и отвращение к толпе!

Возвращаясь к управлению Словом, могу сказать что мне быстро стали ненужными хитроумные приспособления для убийства, и я подарил ружья знатным охотникам. Раздал и ненужные более припасы.

Народ тофов оказался дружным и умелым. Еще бы – с Таким Шаманом!

И напоследок мой новый учитель (нет, не так – Учитель) покаялся. Многажды живущие, оказывается, затеяли для эксперимента создавать честное общество еще в 1917 году, потерпели неудачу, а теперь сидят по провинциях на всей Планете, выжидают. Кто-то не сдался, направил силы на создание капиталистического социализма и скандинавские страны лопаются от благополучия сытых зомби. Кто-то экспериментирует с малыми группами или расами, как мой Гуру. Ну а кто-то помогает по мелочам, что (узнал себя и зарделся) убирает особо вредных правителей, спрямляя путь нравственной эволюции.

Пока я обследовал свое поместье (а чем не поместье эта долина с чистейшей проточной водой и уникальным кедрачом в добрых полсотни километров в все стороны), тофы споро собрали мне лабаз на куриных ножках – бревнах-столбах с ободранной корой и брезентовую мойню, аналог полевой русской бани.

Делается она так: берется большой кусок брезента, который водружают на металлический каркас, получается вроде палатки или шатра с металлическими стойками и перекладинами по бокам. В центре складывают из булыжников очаг, булыжную печь внутри которой и разжигается на земле костер. И горит этот костер, пока камни не накалятся. Костер тушат, края палатки опускают до земли, вода уже стоит в ведрах и в кадушках: черпай да плещи на камни, блаженствуй в свежем пару, выскакивай к ручью ополоснуться, и вновь – в пар, в свежесть хвойного веника и здоровья лесной бани!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Лестницу не забывай от лабаза убирать, – сказал пожилой тофалар, – хозяин умеет по лестнице лазить, все пожрет и попортит. – Мы тебе завтра еще дров наготовим на зиму, братья пошли сухостой рубить. А сейчас, однако, ужин готовить будем, уху варить. Птицу позови жирную, ты уже умеешь.

Я не знал – умею или надо учится. Просто позвал на языке древних, не разевая рта, мысленно проговорил желание, пару молодых тетеревов и они выпорхнули из чащи, покорно сели у ноги. Дед быстренько свернул им головы и призвал подростков, чтоб ошпарили и ощипали для супа. Который тут, как и все жидкие блюда, прозывается «ухой».

Глава 33

Ушли тофы, угнали оленей без поклажи…

Вот наконец и одиночество! То, чего желал, к чему стремился. Конечно, зимовье – не царские палаты, но тем ни менее ощущаю себя Владыкой: вокруг первозданная природа, воздух пахнет хвоей и жизнью, а теснота избушки, сложенной из настоящей лиственницы (вечного дерева) ничуть не смущает.

Утрами подмораживает. Варю покушать пока на улице: кострище под навесом, бревнышки вокруг, чуть в стороне тоже под навесом дров напилили на всю зиму. Так что утро начинаем с зарядки – колун да чурбачки, сухостой ломаю отдельной кучей.

Но есть и проблемы. Да и как им не быть у нашей интеллигентно-писательской братии, на которых даже вторая жизнь и язык Древних не оказывает благодати – всё мы в самокопании, в «чуйствах», в интеллектуальных соплях!

Вот сижу на чурбачке, рефлексую:

Каким вы служите богам? Я псалмы пел прекрасным дамам, Я ставил памятники мамам, И познавал себя я сам… Каким вы служите богам? Каким вы служите богам? Чтоб на себя одеть оковы, И к разуму привесить шоры, И сбросить разум в общий хлам… Каким вы служите богам?

А варю я похлебку с тушенкой. У меня два ящика по 20 банок тушенки на зиму, а я, вместо того чтоб дичину свежевать, тушенку жру. Скоро, видать, вегетарианцем стану. А как вегану прожить в Сибири в тайге без базара с улыбчивыми кавказцами и поставок фруктов с Кубы или Ирана?

Но не могу заставить себя вновь призвать из леса этим могущественным пра-языком живое существо, чтоб его убить и съесть! Как-то противоречит сие моим нравственным устоям. До сих пор перед глазами те две юные тетерки, которым дед сворачивает головы… Я, кстати, в тот раз и не попробовал тетеревиное мясо!

А попозже накалякал ассоциативно в блокноте:

Между ангелом и бесом Прохожу я темным лесом, По тропинке прохожу, Ничего не нахожу. Между ангелом и лесом, Я иду в обнимку с бесом, От предчувствия дрожу, Но свой страх не покажу. Между бесом и тем лесом Иду с ангелом небесным, Бесу фигу покажу, Пару ласковых скажу. Между ангелом и бесом Темной ночью, темным лесом То и дело я хожу, Ничего не нахожу.

Тем ни менее что-то решать надо, на тушенке я всю зиму не проживу, тут ее максимум на пару месяцев хватит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ладно бы, ружья не обдал бы, так поохотится по-честному, человек против дичи, все правильно – охота. Но так, простым подзывом – не правильно, не честно.