Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов Страница 27

— А ежели вон того узкоглазого?! И с ним договариваться будешь?!

— Тьфу ты!..

Разговор обрывается, потому как Александр, оставив Турслана Хаши, повернул коня в нашу сторону. Пару мгновений мы все молча ждем и смотрим на подъезжающего князя, пока холеный вороной жеребец не застывает прямо перед застывшей в напряжении городской господой.

Посмотрев на них сверху вниз, Александр поворачивается ко мне и манит рукой. У меня прям все обрывается в душе. Этот жест, как река Рубикон для Цезаря. Сейчас я сделаю шаг, и моя жизнь полетит в тартарары! Спокойное и безопасное места зрителя я добровольно меняю на роль главного героя в спектакле с неизвестным и, очень возможно, трагическим концом.

«Ответственность, риск! Ведь это не игра, и я буквально ставлю на кон свою жизнь! — Застучало у меня в висках. — Зачем я это делаю! Оно мне надо! Ведь я всегда стремился этого избежать, стремился идти легким проторенным путем…»

Душу в зародыше внезапно вспыхнувший страх и срываюсь с места. Моя заминка не прошла незамеченной, и князь встречает меня с еле сдерживаемым раздражением.

— Будешь так шевелиться, фрязин, на посту своем не задержишься!

Я молча склоняю голову, мол, извиняйте, виноват, исправлюсь, а Александр, указав на меня камчой, кивает боярам.

— Вот вам мой наместник! Любите и жалуйте, а ежели что, спрошу с вас строго!

* * *

Уже давно над местом бывшего лагеря стоит тишина. Умчался князь, разъехались бояре, растаял вдали даже шум многочисленного войска, а я все стою и не решаюсь сдвинуться с места. Не знаю сколько бы еще я пребывал в состоянии ступора, но голос Калиды вернул меня к действию.

— Так чего делать то будем, хозяин?!

Поворачиваюсь и вижу наполненные тревожным ожиданием лица своих помощников. Делаю глубокий вдох и повторяю для себя, что в любых ситуациях начальник должен излучать уверенность в своих силах. Без этого ни одно дело с места не сдвинется.

Взбодрив себя таким образом, хмурю брови и бросаю грозный взгляд на половца.

— Ты добро, что оставил нам Турслан Хаши, принял?

Тот утвердительно кивнул, и я чуть смягчаю тон.

— Тогда показывай.

Куранбаса первым развернулся и быстро зашагал к нашей юрте. Мы с Калидой за ним. Пока идем, успеваю подумать, что здесь, посреди елового леса, оставшаяся в одиночестве степная юрта смотрится до невозможности чужеродно.

Не дожидаясь пока я подойду ближе, половец уже кричит.

— Вот, все что дали! — Он тычет в расстеленный у юрты ковер, а я начинаю пересчитывать лежащие на ковре топоры.

— Один, два, три… Двадцать! — Беру последний в руки и рассматриваю покрытое ржавчиной лезвие. — Да уж! — Чувствую на себе изучающий взгляд Калиды и добавляю в голос бодрости. — Ну, на безрыбье и рак рыба!

Мешки с зерном лежат тут же, рядом с перевернутым медным котлом. Ровно десять в две кучки. Поворачиваю голову в сторону привязанных лошадей, и вижу кроме наших пяти, еще пятерку худосочных монгольских лошадок без седел и сбруи. Чуть поодаль топчутся семь тощих до невозможности коров и одна обгладывающая хвою коза.

«Ровно столько, сколько просил, — вздыхаю про себя, — ни больше, ни меньше».

Вновь оборачиваюсь к половцу.

— А люди где?

Тот делает сначала непонимающее лицо, а потом радостно хлопает себя по лбу.

— А, полон! — Он растягивает рот в извиняющей улыбке и машет в сторону границы леса. — Там сидят! Тока боюсь, как бы не разбежались, охраны то никакой!

Быстро идем к окраине лагеря. Там уже снег не утоптан, и среди деревьев виднеются два десятка вырытых прямо в сугробах ям. Накрытые еловым лапником, они смотрятся как заплатки на белом зимнем ковре. Из-под зеленых крыш вьются худенькие дымки, а прямо перед этими своеобразными иглу стоят десятка три мужчин и женщин. Худющие, с насупленными бровями и застывшими в напряжении лицами.

Подхожу ближе и, выбрав на вид самого старшего, обращаюсь к нему.

— Зовут тебя как?

Тот, не поднимая насупленных бровей, еле шевелит потрескавшимися губами.

— Яремой мя кличут.

Ожидание самого худшего слышится в каждом его слове, и, усмехнувшись, я коротко бросаю.

— Поднимай всех, у меня для вас слово есть.

Косматый мужик кивнул стоящим рядом парням, и те бросились к землянкам. Через пару минут передо мной сбилась в кучу изрядная толпа. Даже навскидку видно, что почти две трети — это женщины, да подростки от десяти до пятнадцати. Все голодные, с застоявшимся страхом в глазах.

Поднимаю руку, заставляя всех замолчать и говорю жестко, но без нажима, как данность:

— Сегодня я купил вас всех у монгола. Вы теперь моя собственность! — Даю всем минуту уяснить эту мысль, а затем продолжаю. — Но не это главное! Главное то, что на сей момент я не только ваш хозяин, я ваша единственная надежда выжить этой зимой. На сотни верст вокруг только лесная чащоба, снег да волки! Смерть и сожженные города! — Обвожу взглядом настороженные лица и продолжаю. — Я не буду вас вязать и сторожить! Захотите сбежать, бегите, но знайте, ни один город не откроет вам ворота, ни один дом вас не примет, ибо там самим жрать нечего, и лишние едоки никому не нужны. Я же даю вам шанс выжить! Условия простые и честные! Я вас кормлю, даю работу и плачу за нее, а вы пять лет слушаетесь меня как отца родного и служите мне, не щадя головы! Вкалываете усердно от зари до зари, не покладая рук! Пять лет, а потом свободны! Кто захочет уйти, тот уйдет и, обещаю, не с пустыми руками, а кто захочет остаться, тот останется… — Выдерживаю паузу и повышаю голос. — Не пленником и не рабом, а полноправным гражданином своего города, хозяином своего дома, семьи, и достатка. На том даю вам мое слово!

Обвожу взглядом нацеленные на меня сотни глаз и вижу, что большинство не все поняли из моей пламенной речи, но все же главное осознали и до сих пор поверить не могут. Жду еще пару минут, дабы дошло до самых тормознутых и перехожу к финальной части.

— А теперь каждый из вас должен подойти и побожиться мне на верность. Либо он пять лет служит мне ако пес, либо скатертью дорога. Мне дармоеды не нужны!

Держу на лице самое суровое выражение из всех возможных и процеживаю толпу взглядом. Люди жмутся друг к другу, отводя глаза и явно не совсем понимая, что я им предлагаю.

Я их не тороплю, для того, что я затеял, мне нужно их добровольное подчинение и легальное право распоряжаться их жизнями. Еще пара мгновений ожидания,