Андрей Посняков - Первый поход Страница 28

А ведь понадобилось, Хельги как в воду глядел!

– Мы должны добраться до Тары, – посмотрев ярлу в глаза, тихо произнесла Магн. – Он тоже идет туда. Уже идет. Я чувствую.

– Кто он? В какую Тару? – Хельги приподнялся на локте.

– Черный друид, – скорбно поджав губы, ответила Магн. – Ты видел много зла в своей жизни? – неожиданно спросила она.

Хельги задумался.

– А пожалуй, не очень, – честно признался он. – Везло, наверное. Хотя это смотря что считать злом.

Магн серьезно посмотрела на него:

– Убийство людей – это зло?

– Смотря каких. Бывает, что и добро.

– Хорошо. Убийство беззащитных детей и женщин, надругательство, боль и пытки…

– Да, это зло.

– Когда брат убивает брата, сын идет на отца, а воины вырывают из чрева матерей еще не родившихся детей?

– Такое зло бывает. Но не так часто.

– А когда это не будет считаться злом, а лишь доблестью? Когда все люди начнут истреблять друг друга? Когда черное колдовство будет править миром и чужие уродливые боги примутся собирать свою кровавую жертву? И никто… слышишь, никто не сможет противостоять им, даже самые смелые воины. Даже не так – самые смелые воины как раз и будут служить Злу, и все люди станут как зомби…

– Как кто?

– Ты понимаешь, о чем я.

Хельги обхватил ладонями готовую разорваться голову.

– Думай, ярл, – тихо промолвила Магн. – Если ты не поможешь нам – ты поможешь восторжествовать злу, и реки крови зальют землю. Поверь мне, я не преувеличиваю.

– Я помогу, – прошептал ярл. – Только… ты сказала – нам.

– Всем тем, кто ненавидит зло, – быстро ответила Магн, но он понял – вот тут она лжет. Был кто-то еще. Что ж, может быть, вскорости будет разгадана и эта загадка.

– Что я должен сделать?

– Сначала – добраться до Тары, священного центра Ирландии – древней земли иров. Там уже будет он, Черный друид Форгайл – с виду человек, а по сути – чудовище с сердцем волка.

– Значит, его нужно будет поймать, а потом убить?

– Нет… Его не нужно ловить, он придет сам. Ведь ты… ты тоже нужен ему, маленький Хельги ярл. И… и я даже не знаю… А ну посмотри мне в глаза!

Девушка обхватила голову ярла руками:

– Что ты чувствуешь?

– Холод, – честно отвечал Хельги. – Холод и мрак… И словно в самом мозгу колдуны-финны колотят в свои бубны. Все сильнее, все громче… громче… громче… Громче!!!

Вдруг выгнувшись дугой, юноша потерял сознание.

А в далекой северной стране, в белой больничной палате открыл глаза пациент, давно лежащий в коме. Он не видел ни потолка, ни работающей аппаратуры, привычно зеленеющей экранами, ни внезапно распахнувшейся двери. Он видел лишь синие глаза Магн. Ощущал ее горячую кожу. И чувствовал вкус ее губ…

Когда Хельги очнулся, он лежал на Магн сверху, и та улыбалась, а по лицу ее, чуть скуластому, но очень красивому, по шее, по животу и груди стекали крупные капли пота.

– Да… – отбросив улыбку, серьезно произнесла Магн. – Ты действительно тот, кто может остановить его.

Он проводил девушку почти до самого монастыря, что находился за рощей, чуть к югу.

– Я жду твоего знака, мой яр, – прощаясь, улыбнулась она, и Хельги кивнул, вскакивая в седло. В принципе, он и сам давно хотел изменить свою нынешнюю жизнь. Что ж, Ирландия так Ирландия. Ха, тем более полезным в пути будет Ирландец. Ярл, правда, не сказал Магн, что, кроме верного дружка Снорри, собирается взять с собой еще и пройдоху Конхобара, знал – не очень-то та любит Ирландца, судя по всему, они были знакомы давно и это знакомство вряд ли можно было назвать удачным.

– Это оборотень. Нет, он определенно оборотень, клянусь посохом святого Гилберта. – Настоятель монастыря отец Этельред вытер жирные губы рукавом сутаны и потянулся худощавой, словно бы птичьей, рукой к остаткам упитанного рябчика, запеченного с шафраном и листьями мяты.

– Кто оборотень? – не понял похожий на колобок отец келарь, собеседник и сотрапезник аббата. Они сидели вдвоем в просторной, забранной гобеленами, келье.

– Этот мальчишка, ярл. – Аббат скривил губы. – Он слишком умен – слишком для обычного норманнского вождя и уж куда как слишком для своего возраста. Он всегда действует наилучшим образом, как поступил бы я сам, даже тогда, когда эти действия совсем не свойственны обычному норманну или дану. Как он расправился с вожаком разбойников, а? А тот-то, дурак, надеялся, что ярл будет с ним честно сражаться… Нет, определенно, молодец! – Отец Этельред рассмеялся. – Но очень опасный молодец, очень. Я когда-то знавал подобных людей, да и ты, думаю, тоже, брат келарь. Помнишь старую Энгельгарту?

– Эту ведьму?! – Келарь, вздрогнув, пролил вино на стол. – В своей деревне она извела всех красивых женщин, ворожила, летала по воздуху, а однажды даже наколдовала бурю и…

– А кроме того, рассказывала истории на трех языках, – перебил настоятель. —Один из которых латынь, а второй греческий, третьего я не знаю – но и она не знала ни одного, хоть говорила… иногда… я сам слышал в подвале…

– Хорошо хоть Господь сподобил управиться с нею. – Отец келарь посмотрел на висевшее в углу распятие и размашисто перекрестился. – Не упомню только, что с ней сделали, – кажется, сожгли на костре.

– Нет, – покачал головой аббат. – Сожгли другую. Эту – утопили.

– Вот и молодому змеенышу туда же дорога, – поддакнул отец келарь.

– Пожалуй, ты прав, брат. – Отец Этельред помассировал руки – тонкие, ухоженные, с пальцами, щедро унизанными золотыми перстнями, что не совсем соответствовало духу монашества, хоть монастырский устав бенедиктинцев, к которым относилась обитель, в принципе, отличался известным либерализмом. – Ярл ведь больше не нужен мне, – продолжал он, откинувшись на высокую спинку изящного резного кресла. – Вернее, не так нужен, как в первые дни, – чуть запнувшись, поправился он. – Эх, если б этот парень не был таким пугающе умным… – Аббат замолчал, в задумчивости глядя куда-то мимо собеседника.

– Вот именно – пугающим, – осмелившись, поддакнул келарь. – Тем более наши воины уже научились управлять кораблями и вполне могут справиться сами, поскольку…

– Да, но так можно было всегда все свалить на язычника. Воспылал любовью к Господу норманнский ярл Хельги, приняли его в обители с почетом и надеждой, а он, собрав тайно шайку из разных бродяг да отщепенцев, начал вдруг разбоями баловаться! Опозорил братию, известное дело – язычник. А сейчас что?

– Что? – тупо переспросил отец келарь.

– А сейчас не на кого валить будет, кроме как на обычных разбойников. Ну, да ладно, Господь милостив. – Аббат перекрестился. – Перебьемся как-нибудь и без ярла. Удавим волчонка, пока он первым не показал зубы. Кстати, его мелкого дружка, естественно, тоже надо убрать.

– Удавим?

– Это я фигурально выражаясь, – пояснил настоятель. – Как мы с ним поступим – не очень важно. Можно утопить, можно сжечь, а можно… ха-ха, бросить в яму со змеями, как поступил с Рагнаром Мохнатые Штаны король Нортумбрии Элла.

– Если он и правда оборотень, так лучше б отрубить ему голову, а сердце проткнуть осиновым колом, – вполне резонно возразил отец келарь, и аббат с ним вполне согласился. С делом решили не тянуть.

Такие вот тучи сгущались над головой молодого ярла.

А он, молодой и счастливый, возвращаясь с дальнего луга, вовсю гнал коня к обители, стараясь поспеть до дождя.

Они взяли их ночью. Бесшумно, подсыпав в вино сон-травы. Пришли, связали обоих – да утащили в узилище. Снорри – в монастырский подвал, а Хельги ярла – в дальнюю башню. Были насчет него у отца настоятеля и еще кое-какие планы.

Глава 8

ВРЕМЯ МУЖИЦКИХ КОРОЛЕЙ

Август 856 г. Мерсия. Монастырь св. Бенедикта.

Музыка достанется простонародью,Геройство пребудет в кельях монахов,Обернется мудрость неправым судом…Гордость и своеволиеОбуяют сыновей крестьян и рабов.

Ночь выдалась темной. Не сверкали звезды, и луна пряталась за плотными черными облаками, словно обиженная на любовника дама, скрывающая лицо под вуалью. Лес – темный и мокрый от то идущего, то затихавшего ненадолго дождя – тянулся почти до холма, где, довольно далеко от монастыря, высилась башня, выстроенная лет двести назад по приказу короля Мерсии для защиты от набегов нортумбрийцев. Теперь вроде бы замирились, да и вроде как бы было одно королевство – Англия. Так и башня стала не нужна, разве что только от данов – но те редко нападали с суши. Местные крестьяне давно растащили бы ее по камешку на разные нужды, если б не суеверный страх. Башня считалось проклятой – говорили, что в ней жил когда-то сумасшедший монах, по ночам превращающийся в медведя, нападавшего на ближайшие деревни. Днем же любой неосторожно приблизившийся к башне и посмотревший в глаза монаху немедленно превращался в столб. Столбы эти – увесистые каменные глыбы – во множестве торчали вблизи башни, от луга до леса. Да, вряд ли кто из местных крестьян осмелился бы посетить это проклятое место, тем более сейчас, ночью. Однако же… Однако же нет! Чья-то темная ловкая тень, выскользнув из леса, быстро пробежала по лугу, прячась за стоящими глыбами. Прятаться, впрочем, было не особо-то нужно – тьма. Тем не менее осторожно пробирающийся к проклятой башне человек соблюдал похвальную осторожность. Часто останавливался, оглядываясь вокруг, некоторое время прислушивался, а затем продолжал свой путь дальше. Целью его, несомненно, была башня. Высокая, сложенная из плоских серых камней, скрепленных надежным раствором, башня принадлежала бенедиктинскому монастырю и так и называлась – Дальняя. Раньше это сооружение было не особенно-то и нужно обители, но вот лет с десяток назад новый аббат, отец Этельред, приспособил ее для содержания особо важных пленников – разбойников, а большей частью должников-недоимщиков из числа местных крестьян. Башня, особенно учитывая ее дурную славу, действовала на них весьма угнетающе. Для пущего пригляду за узниками, да и так, на всякий случай, мало ли – ха-ха! – местные полезут, держал настоятель по мере надобности караул из самых отпетых мерзавцев – обычные-то стражники сюда не годились – уж больно сильно боялись. Караульщики – пять-шесть человек – располагались в основании башни, а узники находились выше. Попав в такой караул, мерзавцы, почувствовав ослабление монастырского пригляда, тут же начинали неумеренно пьянствовать, обменивая у местных крестьян брагу и медовуху на подстреленную в лесу дичь и продукты для узников. За несение службы эти ребята не опасались ничуть – выбраться из башни можно было только имея крылья, а поскольку у несчастных узников таковых не было, то куда они денутся?