Анатолий Матвиенко - Танки генерала Брусилова Страница 28

– Отставить. Там окончательно стемнело. Всплытие на перископную. Поднять перископ.

«Мако» беззастенчиво высунула оптическую трубу, находясь меж кораблями охранения и строем транспортов, внутри неприятельских рядов. Наглость – второе счастье.

– Зато прицелимся вблизи. Малый вперед. Командир слился с резинным налобником, выбирая цели для торпед и от души жалея, что их на борту так мало. – Акустик, что слышно от миноносцев?

– Двигаются, ваше благородие, как и раньше.

Значит – пока не заметили. Сюрприз!

– Первая, пуск! Вторая, пуск! – Капитан-лейтенант приказал довернуть корпус чуть правей, нацеливая нос на другой транспорт. – Третья, пуск! Четвертая, пуск! Срочное погружение! Убрать перископ! Средний вперед!

С обнаружением торпед корабли охранения начинают поиск подлодки, а капитаны на их мостиках лихорадочно выгадывают, в какую сторону улепетывает невидимая пакостница. Акустик мало чем поможет из-за подводного грохота. Шестидюймовки бомбят квадрат пять на пять кабельтовых, а на транспорте рвутся снаряды с шимозой, которых никогда не получит полевая артиллерия.

Затем наступает тишина. Эсминцы дрейфуют с застопоренными машинами, слухачи до звона в голове пытаются уловить в море отзвуки лодочных винтов, но получают лишь стоны шпангоутов двух тонущих транспортов. Корабли меняют положение, снова стопорят, пока один из акустиков не обнаруживает слабый звук, уходящий на запад.

– Ваше благородие, миноносцы сели на хвост!

Командир развернул перископ назад. Во тьме их не видно, но явно вцепились в шум винтов и настигают. Дудкин снова глянул вперед и прямо по курсу заметил отблеск. Похоже, команда подбитого крейсера до сих пор не справилась с пожаром.

– Полный вперед!

Старпом со страхом посмотрел на лицо командира. Почему тот не прячется, а несется во весь опор к подранку? Словно в отчаянии перед смертью решил дотянуться до него и ухватить с собой на дно.

Из первого отсека доложили, что носовые аппараты заряжены последними торпедами. Но Дудкин не скомандовал «приготовиться к торпедной атаке». Судя по его спокойному лицу, он вообще не собирался на тот свет.

Позднее капитаны трех миноносцев, двух преследовавших русскую субмарину и одного стерегущего крейсер, рассказывали о невероятном решении вражеского подводника. Он нырнул прямо под полузатопленный корабль и замер, явно лег на грунт. Понятно, кидать глубинные бомбы под брюхо собственного крейсера никто не стал. Когда на следующий день из Чемульпо пришли буксирные пароходы и уволокли его, три эсминца проутюжили дно, засыпав глубинными бомбами. Пусть северные варвары не остаются безнаказанными.

Доблестно уничтоженная ими «Мако» во время бомбежки находилась милях в двадцати к юго-западу. На следующую ночь обнаружила в стороне конвой, бросилась наперерез и опоздала. Оттого четыре последних торпеды ушли «в молоко». Командир приказал следовать в Порт-Артур.

«Окунь» пропал бесследно, не вернувшись на базу ни через сорок дней после начала похода, ни позже. Морской царь взял первую в этой войне подать из человеческих душ русского подплава.

Глава восьмая

Когда начинается война, кажется, что все смелые, талантливые и просто достойные подданные Российской Империи непременно должны быть на переднем крае, в пехотном строю, на коне, под танковой броней, у артиллерийских панорам или во влажных отсеках субмарин. Однако действующая армия – лишь острие копья. Ее успех, как бы ни был важен героизм на поле битвы и в горячих морских сражениях, первостепенно зависит от усилий тыла, от новейшего оружия до снабжения армии и флота, которые не производят ни гвоздя, а потребляют весьма изрядно.

Петергофский моторный завод, спешно построенный под управлением Петра Александровича Фрезе меж Путиловским и императорской резиденцией, выбрался из вызванного первой революцией упадка экономики и небывало развился на военных и гражданских заказах, опередив завод Нобеля. Тринклер-моторы для кораблей, танков и тракторов, а также бензиновые двигатели для автомобилей и мотоциклеток сделали его владельцев зажиточными людьми. Главное, благодаря неуемной энергии Николая Брилинга здесь образовался настоящий мозговой штаб. Умеренный революционер любил повторять, что любой производимый ими мотор должен устаревать в течение месяца рядом с тем, что рождался в опытовой лаборатории.

В феврале 1909 года, когда вокруг Корейского полуострова порой казалось, что свинца в воздухе больше, чем кислорода, порог маленького конструкторского бюро на Петергофском шоссе переступили двое мужчин в темных форменных шинелях.

– Капитан второго ранга Александр Васильевич Колчак из Морского Генерального штаба, – представился суровый офицер с впалыми щеками и жестким чисто выбритым лицом.

– Как же, помню, третьего дня звонили. Я – Николай Романович Брилинг, главный инженер и конструктор завода, лучше просто Николай. А кто ваш спутник, Александр Васильевич?

– Разрешите представить, молодой, но очень многообещающий инженер Игорь Иванович Сикорский. Наш человек – окончил Петербургское морское училище, ныне завершает учебу в Киевском политехническом институте. Энтузиаст воздухоплавания.

– Рад встрече, господа. Снимайте шинели. Снежно на улице? – Хозяин указал на кресла, обычно предлагаемые заказчикам из Военного министерства. Прикажу поставить чаю. А теперь развейте мое любопытство: как понимать присловье о воздухоплавании в стенах завода судовых и автомобильных моторов?

Студент, которому на вид едва исполнилось лет двадцать, заговорил тоном страстного энтузиаста, чья энергия пробивает любые двери и сносит препятствия. Таким Николаю запомнились Тринклер и Менделеев-младший. Дай бог, чтобы судьба киевлянина сложилась лучше.

– Потому что для аэропланов самое узкое место – двигатель. Вот, извольте поглядеть фото моего первого аппарата. Видите колеса от мотоциклетки, реечный остов вместо корпуса? А все беды оттого, что летаем на слабых моторах. Наш соотечественник Николай Егорович Жуковский создал теорию крыла, рассчитал безупречную форму пропеллеров. Благодаря ему зародилась, можно сказать, целая наука. Можно спроектировать большой аэроплан, с особой дальностью полета, полезной нагрузкой. Только ныне в воздух подымаются этажерки с веревочками, кои ломаются при порыве ветра или превращаются в груду мусора на спуске к земле. Я мечтаю о машине с легкими моторами в сотни, тысячи лошадиных сил.

– Игорь Иванович прав, хоть мысли излагает сумбурно и с горячностью. Как человек военный, заверяю вас, Николай Романович, что война с Японией – не последняя в ближайшие годы. Отношения с европейскими державами весьма сложны. Россия весьма уступает Германии, Франции и Великобритании по мощи надводных морских сил, имеет некоторое преимущество в подводном флоте. Что касается сухопутной армии, меня весьма впечатляют успехи на танковом поприще. А есть область, где мы отстаем чрезвычайно. Как правильно говорит мой юный друг, нет большой сложности собирать в России аэропланы. Но годных моторов к ним нет, да и выделываемые за границей изрядно уступают автомобильным и судовым по надежности.

– Как инженеру задача мне кажется новой и крайне захватывающей. А как совладелец завода даже и не знаю что сказать. Обычные двигатели у нас охотно берут. Что же касается аэропланных… Посоветуюсь я с господином Фрезе, нашим директором. От вас, Александр Васильевич, хотелось бы услышать, какой интерес в таких моторах у Адмиралтейства.

– Самый прямой. Этажерки, как изволил их обозвать Игорь Иванович, в сухопутной армии применение найдут весьма скоро. Хотя бы как воздушная разведка на смену воздушным шарам. Флоту нужен решительно другой аппарат, чтобы мог уходить от базы на десятки, может даже на сотню миль. Тогда, взлетев из Либавы или Гельсингфорса, летчик сможет засечь корабли врага на большом удалении, а потом телеграфически сообщить в штаб после спуска.

– Потому требования к морскому аэроплану тяжелые. Он должен иметь много моторов, чтоб поднимали большой вес топлива, а отказ одного из них над Балтикой не повлек падение на воду, – добавил Сикорский.

– Морское министерство оплатит опытовые моторы? – Брилинг задал главный вопрос.

– Предлагаю начать с другого. Через Главное инженерное управление Военного министерства решается вопрос о покупке десятка «Фарманов» или «Блерио» для Гатчинского воздухоплавательного отряда. Их силовая часть имеет огорчительно малый ресурс и требует частой замены. Потому предлагаю начать со сборки бензиновых моторов для замены на иностранных аэропланах, а там, дай бог, получим высочайшее добро на чисто русские морские машины, – кавторанг улыбнулся. – К тому же в высшей степени неправильно считать, что мы только о морских делах и печемся. Знайте, первую на Руси попытку построить аэроплан сделал именно военный моряк Можайский. Пусть его паровой аппарат не смог даже от земли оторваться, как и у его иностранных предшественников, под лежачий камень вода не течет.