Андрей Мартьянов - Вестники времен [= Знамя над Тауэром] Страница 29

— Да зачем? — пожал плечами сэр Мишель. — Когда домой к папе возвращаюсь, беру другую. Эй, ты их зачем вешаешь?

— Сушить буду! — отозвался Гунтер.

— На мне высохнут, — рыцарь облачился в свои лохмотья и устроился у костра сохнуть. — А кольчугу ты вымыл? — поинтересовался он, заметив, что оруженосец, явно страдая от безделья, присел рядом, протянув к костру промерзшие в ледяной воде руки. — Кольчуга-то самое главное — сверкать должна, как солнышко.

Скрипнув зубами, Гунтер сгреб в охапку кольчугу, вернулся к яме с водой и несколькими энергичными движениями прополоскал броню. Сверкать, «как солнышко» она, конечно, не стала, но сквозь черно-серый налет грязи мелькнул серебристый металл. Конечно, в идеале броню следовало бы отодрать песком да отшлифовать зубным порошком в нашатыре, но чего нет, того нет. Чем же они зубы-то чистят? Скорее всего, вообще не чистят. Зубы у них и так здоровые.

Гунтер вздохнул, припомнив мучительные походы к дантисту в детстве: приходилось ездить к зубному доктору Хасфурту в Кобленц — ближайший от поместья Райхерт крупный город. По дороге к приемной доктора, они с матерью заходили в игрушечный магазин герра Шифмана, невысокого худощавого еврея с аккуратно подстриженной седой бородкой и снежно-белыми волосами. Он знал всех своих маленьких клиентов по имени, и его любимая фраза была: «Ну, молодой человек (или милая дама), какую мечту мы осуществим сегодня?» Постоянной, но, увы, несбыточной мечтой пяти-шестилетнего Гунтера была железная дорога с заводным локомотивом и семью вагонами. По утверждению герра Шифмана, рельсами можно было опоясать весь его магазин, филигранно выполненный паровоз страшно было взять в руки — казалось, тончайшие детальки развалятся в неловких детских ладошках. К железной дороге прилагался макет тоннеля, несколько миленьких деревенских домишек и пакетик с каучуковыми деревцами. Но она стоила настолько дорого, что Гунтер и не надеялся заполучить ее. Отец в своем университете зарабатывал очень мало, поместье дохода напрочь не давало, а все сбережения семьи сгорели в результате чудовищной инфляции двадцатых годов.

Видно, никому из родителей «молодых людей и милых дам» не хотелось тратить столь внушительную суму на детскую забаву, потому что горка рельсов, восхитительный паровоз и домики стояли на витрине всякий раз, когда Гунтер посещал магазин герра Шифмана. Повздыхав украдкой над железной дорогой, Гунтер обычно подходил к застекленному шкафу, на покрытых зеленым сукном полках которого стояли всевозможные оловянные солдатики. Едва взглянув на полку с табличкой «Средние века», Гунтер забывал обо всем. Раскрашенные яркими масляными красками фигурки пеших и конных рыцарей с алыми крестами тамплиеров на щитах, малюсенькими мечами и глухими шлемами поглощали его внимание настолько, что матери приходилось силой уводить его. Гунтер не сопротивлялся — у них был уговор: все игрушки покупались на обратном пути от доктора Хасфурта. Только это и могло утешить стойко сдерживающего слезы боли мальчика, когда приходилось выдирать зуб или того хуже — сверлить дырки и ставить пломбы.

Герр Шифман уделял каждому ребенку столько времени, сколько тому было необходимо, разговаривал серьезно, обстоятельно, как со взрослыми и всегда очень любезно прощался, даже если родители ничего не покупали: время было тяжелое, и многие приходили, уступая настойчивым просьбам своих чад «просто посмотреть».

И вот вдвоем с хозяином магазина Гунтер долго изучал рыцарей, внимательно слушал все, что герр Шифман терпеливо рассказывал в ответ на бесконечные «почему» и «зачем», и ему казалось, что этот человек знает все на свете, нет такого, чего бы он не знал или не помнил. Наконец, Гунтер выбирал одну-две фигурки, мать расплачивалась, некоторое время они беседовали с хозяином о чем-то своем, взрослом и оба при этом почему-то все время сокрушенно покачивали головами, а Гунтер заново обращался к своей вожделенной железной дороге.

М-да… Оловянные крестоносцы… Кто бы мог подумать, черт возьми, что ему придется увидеть таковых живьем.

Где-то теперь обретается герр Шифман? Кажется, он успел эмигрировать в Голландию, а потом в Америку, и тем самым избежал печальной участи прочих германских евреев в тридцатые годы, когда к власти пришел «новый император». Хе, а ведь неплохая идея — вызвать «фюрера германского народа» на поединок…

Сэр Мишель тоже погрузился в воспоминания о детстве. Скорчившись, обхватив руками плечи, он придвинулся как мог близко к костру и поворачивался к огню то одним, то другим боком, пытаясь согреться. Как ни странно, его воспоминания тоже касались зубов — благо таковые стучали сейчас от холода преизрядно. Зубы у сэра Мишеля были совершенно здоровые и крепкие, но левого нижнего клыка недоставало. И вот почему. Семь лет назад, когда сэру Мишелю едва исполнился десяток, папа, барон Александр, взял старшего сына с собой в Руан, на турнир, проводимый к празднику Пятидесятницы. Барон Александр вместе с супругой восторженно смотрели на ристалище, а юный Мишель, каковой и пяти минут не мог усидеть на месте, не смотря на интереснейшие бои между самыми знаменитыми рыцарями Англии и Франции, отправился рассматривать шатры гостей и участников турнира.

Шастая между роскошными палатками, разодетыми оруженосцами и слугами, великолепными породистыми лошадями, нетерпеливо грызущими удила, он вдруг услышал отчаянный кошачий визг. Побежав на звук, он увидел возле синего шатра, расшитого золотыми лилиями, мальчишку примерно его возраста, разряженного в бархат и парчу. Маленький пижон с любопытно-злорадствующим выражением лица держал за хвост неистово извивающуюся бело-черную кошку. Несчастное животное вопило и шипело, размахивало лапами с растопыренными когтями, пытаясь достать обидчика, но тот, едва острый коготок задевал его кожаную перчатку, с силой встряхивал кошку, и она заходилась в крике.

Мишель шагнул к малолетнему извергу, не тратя времени на слова, с силой толкнул его в грудь, и мальчишка, все еще не выпуская свою жертву, попятился назад, пытаясь устоять, наткнулся на вовремя подставленную ногу и полетел наземь. Воспользовавшись тем, что ему пришлось разжать ладонь, кошка вывернулась и стремительно удрала.

Молодой Фармер, хорошо помня папины наставления насчет куртуазности и этикета, небрежно кивнул и поучительным тоном, старательно подражая барону Александру, произнес:

— Надеюсь, впредь, любезный сэр, вы не будете причинять муки бессловесным тварям, ибо написано: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки».[66]

Неизвестный мальчишка проворно вскочил, отряхнул свое платье и, трясясь от злобы, но также не забывая об этикете, проговорил сквозь зубы:

— Обойдусь без ваших нравоучений! И не человек это вовсе, а кошка — тварь сатанинская.

— Божья тварь! — рявкнул сэр Мишель, возмутившись, а мальчишка, не обратив внимания на его возглас, продолжал:

— Кто вы такой, чтобы поднимать руку на герцога де Валуа? Да я велю своему отцу вызвать вашего на поединок, и ручаюсь головой, ваш папенька погибнет в первой же схватке!

Некоторое время они гневно сопели друг на друга, Мишель — в своей любимой позе — подбоченясь и задрав подбородок, а отпрыск Валуа — исподлобья, поскрипывая зубами. Наконец, последний нашелся, что сказать, и, прищурив глаза, ехидно вопросил:

— А, может быть, у вас вообще нет отца? Вы бастард?

После этих слов Мишель, не долго думая, двинул юному герцогу де Валуа по спесивой откормленной физиономии. Драка завязалась нешуточная. После того, как сын барона де Фармера выплюнул выросший на месте молочного зуб, стало ясно — де Валуа не жить. Последствием очередного удара Мишеля явилась потеря наследником светлейшего герцога сразу двух зубов, причем, что самое обидное, передних. Стоявшие рядом оруженосцы, поначалу не обратившие особого внимания на мальчишескую потасовку, заинтересовались и подошли поближе с намерениями разнять драчунов. Но события приняли неожиданный оборот.

Мимо катавшихся по траве, злобно рычащих друг на друга, сорванцов, проходил в сопровождении нескольких вооруженных дворян пожилой невысокий человек в богатой кольчуге с золотыми накладками. С неожиданной для его возраста легкостью, он ухватил обоих мальчишек за шкирки, резким движением поставил на ноги и, продолжая удерживать их, все еще рвущихся в бой, строго спросил:

— Что не поделили, господа?

Мишель ответил первым. Искоса взглянув на незнакомого рыцаря, он угрюмо буркнул:

— Мы поспорили об одной цитате из Святого Писания.

— Хорошие мальчики, — хмыкнул рыцарь. — Я могу прислать к вам своего духовника, чтобы он растолковал спорный момент. Хотите?

— Сами разберемся! — прошипел Валуа.