Пятнадцать ножевых - Алексей Викторович Вязовский Страница 29

Приехали на вызов. Как писал классик, все рабочие общаги похожи одна на другую. Или это он про семьи так? Неважно. Кто бывал в одной, тот бывал во всех. Всепроникающий запах мусоропровода, прокисшего супа и пригоревшей картошки с неизменным пьяным песняком в любое время суток.

Вызвали к алкашу, три месяца назад операция на головном мозге, травму на работе получил. Пластина в области темени. Запой недельный, сегодня утром не похмелился, трепанула падучая. Ничего нового. Магний в тыл для профилактики судорожных припадков. Жаль, сейчас на улице почти тепло. Холодная магнезия намного лучше действует. Памятнее.

Клиент сидит, благоухает немытым телом и недельным перегаром. Вокруг хлопочет жена — загнанная, неопределенного возраста, в заношенном халате, под глазом свежий, два дня от силы, синяк. Вот она одна точно работает, кормит и поит это создание. Хозяин вещает заплетающимся языком, как он пострадал на работе и сейчас ждет пенсию. Брешет, конечно, залетел он по пьяной лавочке, а пенсия у него автоматом после операции на год. Женщина называет его Витечкой и пытается сунуть кружку с водой.

Я бы уехал давно, но сердобольная Елена зачем-то решила перемерить давление через десять минут. Ладно, ждем. У нас вообще оплата почасовая, хоть спи, хоть паши — получишь одинаково. Скучновато, конечно. Мои фельдшера на долгих вызовах могли хоть в телефон повтыкать. Томилина написала карточку и зачем-то решила завести беседу о смысле жизни. Сидит, объясняет Витечке, что ему бухать нельзя, травма, операция, всё такое. Неожиданно в разговор влезает жена клиента и вопрошает докторшу: «А как же не пить-то?». Занавес. Я решил не ждать, а то как бы дама не начала проповедовать священные принципы из серии «Бьет — значит любит». Собрал чемодан и пошли.

На обратном пути Миша опять надумал посоперничать с Евгением Вагановичем в части юмора. Видать, глотнул обиду от неполученной награды и решил жить дальше. Ценю. Но когда он произнес свой зачин «А сейчас, доктора, я вам расскажу...», живо напомнив мне о планах нападения на одно суверенное государство, я его прервал:

— Миша, не сейчас. Тормозни вон там, у кулинарии.

Так и не узнав веселой истории, от которой Харченко как минимум трижды чуть не обоссался, я пошел в царство вкусняшек. Кому-то, может, и не по душе тяжелый масляный крем и пропитанные сахарным сиропом бисквиты, спорить не буду. А мне заварные нравятся. Вчера три штуки слупил с чаем — бальзам на душу. Вот их и возьму.

— Здравствуйте, заварные свежие?

— Да, сегодняшние.

— Пятьдесят штук, пожалуйста.

Даже бровью не повела. Будто у них тут мелкий опт по пять раз в день случается. Хотя для всяких дней рождений на работе — лучший выход. Всем по одной выдал — считай, отметился. Одиннадцать рублей всё удовольствие, двадцать две копейки за штуку. Девчата даже притащили две коробки из-под масла, помогли сложить. А как же, на работе надо проставиться, это святое. А то скажут — зажал. Сейчас поставлю возле диспетчеров, мимо все проходить будут, возьмут и вспомнят Андрюху Панова.

Перенес гостинцы в машину в два захода. Бригада проставой впечатлилась. А как же, халява. Что там на станции будет еще? Харченко, когда приехали, даже помог мне донести гостинцы на второй этаж. И тут, как назло — Лебензон. И завел шарманку: кто разрешил отклониться от маршрута да почему используется транспорт в личных целях. Нет, надо с мужиком мириться. Это не дело. Я воевать не люблю. Так что я схватил заведующего за локоток и, преодолевая легкое сопротивление, оттащил его в сторонку.

— Лев Аронович, в первую очередь я хотел бы извиниться. Сами понимаете — на нервах, после такого. Сам не свой был.

— Принято, — буркнул Лев Аронович. Ни хрена он не простил, обозначился только. Ладно, воспользуемся запрещенными приемами.

— И вообще, если честно, это она, — сказал я лучшим заговорщическим шепотом.

— Кто? Что? — встрепенулся Лебензон.

— Сима. Это она меня бросила. Потом передумала, но сами поймите — у меня тоже характер и принципы, — нес я важную стратегическую дезинформацию. — Но мы в очень хороших отношениях остались, вы не подумайте...

Заведующий внимательно на меня посмотрел, вроде успокоился. Я ему даже пироженку предложил, но он отказался. Язва у мужика. Строгая диета, а то дело совсем швах.

***

ВызовА перли ровным потоком, позволяя заехать на подстанцию и даже попить чайку. Не было ни долгих перерывов, ни другой крайности, когда диспетчер вопит по рации: «Бригады, на базу не возвращайтесь, много вызовов!». И по очереди адресно выкрикивать тех, кто уже долго не отвечает.

Я тоже пил чай, улыбался в ответ на поздравления и несколько раз демонстрировал награды. А в голове все больше и больше зудела мысль про завтрашнюю встречу. Эйфория потихонечку улетучивалась и начали появляться вопросы. Пока без ответов. Как заинтересовать состоявшегося ученого, чтобы он стряхнул пыль со своей старой работы? Ведь он сейчас ни много ни мало, а зам директора Института питания. Старший научный сотрудник. Понятное дело, когда во второй половине восьмидесятых и в девяностые поднялась шумиха, он ту старую работу вспоминал. А уж после Нобелевки... Не знаю как он, а меня бы жаба давила. Но сейчас? Когда ни слуху, ни духу?

Более того — к нему придет пацан, студент. Что профессор думает в первую очередь? Известно что: старшекурсник пытается пристроиться на теплое место, чтобы остаться в столице и при науке. Не заявлять же ему с порога, что я всё знаю про будущее. Это только в дешевом чтиве можно послать письмо вождю и тебе сразу поверят. В жизни всё не так. Да и подозрительно психиатрией запахнет. Хорошо, если просто пошлет подальше. Нет уж, тоньше надо. А как? Додумать эту мысль мне дал новый вызов. Да еще какой!

***

Я просто удивляюсь иногда, как диспетчера обрабатывают информацию от пациентов. Поводы обычно указывают простые — болит что-то. Самые козырные и вне очереди — уличные, «болит сердце» и «потерял сознание». Но когда приезжаешь, иной раз оказывается, что не голова болит, а нога вывихнута, не живот беспокоит, а дырка в нем. Так что надо быть готовым ко всему. Вот и сейчас — болит голова.

Что вызов непрофильный, стало понятно с порога. Коммуналка, первая