Белла чао (1943) - Николай Соболев Страница 29

— Месяца через два после зачистки Туниса союзники высадятся на Сицилии. Еще через два — в Италии, самое время для смещения Муссолини.

— Почему ты решил, что на Сицилии, почему не в другом месте?

Вообще-то я не решил, а знал. И пришлось напрягать и без того больную голову, чтобы придумать объяснение:

— Смотри сам, — я развернул школьный атлас на Средиземном море. — Вот Тунис, если фашисты оттуда эвакуируются, что там останется у союзников?

— Почти полмиллиона солдат и свыше тысячи танков.

— Вот, и куда их деть? Таскать вокруг Европы или перебрасывать в Азию — долго и дорого, к тому же немаловажно что это победоносные войска, нельзя растерять этот дух.

Как пропагандист, Милован с таким аргументом согласился, но все равно спросил:

— Почему не Греция? Или Сардиния?

— На карту смотри, тут расстояние вдвое меньше. Взятие Сицилии сразу перегораживает Средиземное море и еще вот, — показал я островок в ста километрах к югу.

— Мальта?

— Аэродромы. Воздушная поддержка высадки. База флота.

— Ты все верно говоришь, Сицилия как трамплин к Италии, но по нашим данным, немцы готовятся отбивать высадку в Греции.

Неожиданно. Но я же знал, что союзники пойдут через Италию!

— Без взятия Крита не выйдет. Оттуда есть сведения?

— Я запрошу ЭЛАС, — Джилас вытащил блокнот и сделал пометку.

— Только не тяни, время дорого! Считай, каждый день — это лишний итальянский полк!

Время он тянуть не стал и назавтра же привел знакомиться итальянца и македонца. Македонец как раз был похож на настоящего итальянца, причем южного — кудрявый, чернявый, смуглый, а итальянец больше смахивал на немца или датчанина, в жизни бы не подумал, что он из потомков древних римлян. Лет тридцать, волосы светлые, глаза голубые, обаятельный, но неприметный: захочешь через полчаса лицо вспомнить и не сможешь. С такой внешностью хорошо в разведке работать или в подполье. Или мошенником на доверии.

— Друже Ромео, — представил его Милован. — Пойдет с нами в Македонию как представитель Коминтерна, а друже Митко как делегат Главного штаба Македонии.

Ага, насчет разведки я не ошибся. Более того, он еще и радиоделом владел, пока мы собирали оружие-снаряжение, он ковырялся с передатчиком и натаскивал одного из наших, выделенного ему в помощники.

И увивался за Альбиной.

Чертовы макаронники умеют быть одновременно прилипчивыми и неотразимыми — этот разве что баркаролы не пел, ввиду отсутствия мандолины, и на балконы не лазал, а так натуральный Ромео, герой-любовник. Аля то ли из вредности, то ли из неистребимого женского кокетства принимала ухаживания, изредка посматривая на меня, замечаю или нет. Но меня больше заботило как я в таком состоянии пойду в рейд: отпускать-то понемногу отпускало, но слух толком не восстановился, и головные боли накатывали. Что характерно, Митко немедленно увязался за Живкой, но преуспел гораздо меньше, она почти все свободное время торчала рядом с Марко.

А я торчал у окна в коридоре, пользовался редким моментом, когда никуда не надо бежать, стрелять, собачиться с начальством, трястись в кузове или муфлонить по горам, и разглядывал Калиновик. Со знакомой мне по девяностым картиной совпадали только рельеф, дорожная сеть и граненые приземистые башни австро-венгерской крепостицы на господствующем холме. Прочее же выглядело чертовски архаично и неухоженно, не говоря уж о полном отсутствии асфальта.

По изредка мощеным улицам в городок с населением от силы четыре тысячи человек втискивался Верховный штаб, обросший за время войны охраной, обеспечением, типографиями, редакциями, органами власти, трибуналами и бог знает чем еще. Тыркались разнокалиберные грузовики, орали возчики и водители, трюхали нескончаемые повозки, время от времени сцепляясь оглоблями и постоянно стукаясь бортами. Сквозь затор пробивался заляпанный грязью мотоциклист, прямо на главной (и единственной) площади испуганно мычала пестрая корова, неведомо как попавшая в этот водоворот.

В попытке объехать ее столкнулись две телеги, на дорогу с грохотом выпал штабель зеленых ящиков, тут же до небес взлетели крики. Из стоявшего у здания општины легкового «фиата» вылез высокий чернявый партизан, рассек собравшуюся кучу зевак, тут же припахал их к погрузке упавшего, а корову взял за рога и увел в проулок.

А ведь это Никица, водитель и телохранитель товарища Тито и наредник роты обслуживания Верховного штаба. Да, появилась и такая в составе батальона охраны — повара, прачки, заготовители, все как в настоящей армии. Завидно, но так и надо.

Никица вернулся без коровы, но обратно в машину не сел, а довольно ловко разрулил затор, меня же от созерцания оторвал парень из отдела Ранковича и увел на отчет об операции.

К тому же самому батальонному комиссару с рыбьими глазами, что мурыжил меня в Фоче. Дежа-вю.

— Объясните, почему вы не выполнили задание, — уткнувшись в бумаги начал он тем же бесцветным голосом.

Спокойствие, только спокойствие.

— Группе была поставлена задача задержать отряд численностью до пятидесяти человек до подхода Далматинской бригады, при возможности этот отряд уничтожить, — размеренно забубнил я в ответ. — Группе не ставили задачу уничтожить отряд в пятьсот человек или задержать его на четыре часа.

— Почему вы бросили позицию и отошли к вершине, — шуршал он карандашиком по бумаге.

Угу. «Что же ты, зараза, вместе с танком не сгорел?» Но в эту игру можно и вдвоем — «В следующей атаке обязательно сгорю». Продиктовал для истории, что предпочел сохранить людей, чем положить их без толку. А потом сам потихонечку наезжать стал — почему послали по непроверенным данным? А не провокация ли это вражеская? Вывалил ему все свои подозрения, пусть разбирается.

Но все-таки он сумел меня выбесить: прицепился к пулемету. И по его вопросикам выходило, что Бранко натуральный вредитель, засланный к партизанам ломать оружие. К пулеметам же отношение в народно-освободительной армии особое, поскольку на них держится вся огневая мощь. За взятый с боя «шарац», МГ-34 или тем паче МГ-42, вполне могли наградить — если не отсутствующими как класс медалями, то ценными предметами, ботинками, например, или новой формой. А вот за утрату вполне могли и