Антон Требунский - Ганза. Книга 1 Страница 3

Умыв лицо холодной водой, молодой баварец подошел к забору и потянулся, долго зевая. Достав из-за пазухи краюху черствого хлеба, Ганс оперся на забор и начал меланхолично ее жевать, запивая водой из кувшина. Согревающийся утренний воздух, привычный с рождения запах деревенского двора: навоз, помои, скотина — все это привело молодого баварца в хорошее настроение. Доев хлеб, он начал насвистывать простенькую походную песню их отряда. На строчке «Пехота выставляй свои пики вперед, нас с победой домой Бавария ждет!» Ганс запнулся. Что-то смутило его и он выпрямился, пытаясь разобраться, что за звук привлек его внимание.

С полей доносились неразборчивые, испуганные крики крестьян!

Ворвавшись в хату, Ганс полез под огромный деревянный стол, за которым каждый вечер собиралась на ужин деревенская семья. Кажется именно туда он забросил кирасу, так надоевшую после полумесячного пешего перехода. Крестьянка, сыну которой принадлежал дом, недовольно забормотала. Она стояла у лавки рядом с печью и замешивала тесто. С оглушительным чихом — старуха испуганно вздрогнула и перекрестилась — баварец вылез из-под стола. В руках он сжимал латный нагрудник. Одним движением Ганс одел его через голову. Даже не пытаясь протереть слезящиеся от пыли глаза, он начал затягивать ремешки доспеха на себе, попутно пытаясь разбудить поселенного вместе с ним второго солдата:

— Проснись, Петер! Вставай же! Ну, вставай! — Ганс справился с кирасой и пнул сослуживца ногой. Тот недовольно проворчал что-то о тупости новобранцев и перевернулся на другой бок. Одев на голову морион, баварец выбежал из хаты, крикнув старухе:

— Разбуди его! — та, поняв, что надвигается нечто серьезное, заголосила.

Двор встретил Ганса тишиной. На улице деревни не было ни одного человека, не было даже кур и свиней, словно животные почувствовали то, что не могли заметить люди, и затаились, боясь грядущей беды. Солнце светило по-прежнему ярко, но теперь лучи его не были такими теплыми и родными — все вокруг, казалось, затихло. Ганс подхватил пику и вдохнул всей грудью, готовясь как можно громче закричать.

Тишина взорвалась ему навстречу криками на незнакомом баварцу языке, стуком копыт и звоном оружия. Приоткрытые ворота распахнулись и в деревню влетели дюжины две всадников.

Все кавалеристы были в стальных кирасах, поверх которых были прикреплены наплечники. Руки и ноги их также защищали латы. Стальные воротники под шлемами почти полностью скрывали лица. Всадники сжимали в руках обнаженные мечи. Клинок одного из кавалеристов, облаченного в наиболее богатые доспехи, был уже обагрен кровью. Каждый из них имел при себе пару пистолетов.

Всадники проскакали до маленькой площади в центре деревни. Гансу, стоявшему посреди одного из дворов, казалось, что всадники скачут прямо на него — еще мгновение и они сомнут его, собьют лошадьми и конские копыта растопчут тело молодого баварца. Только тогда пехотинец смог закричать.

Одновременно с криком Ганса, навстречу кавалеристам из деревенских домов хлынули люди — наспех вооруженные пикинеры. Немногие из них успели хотя бы одеть шлемы, не говоря уже о доспехах. Им предстояло дорого заплатить за свою небрежность.

«Датчане! — только сейчас Ганс осознал, что происходит. — По эту сторону границы!»

Высыпавший на улицу отряд Бонгарда не мог противостоять кавалеристам — главным оружием пикинеров был строй, ощетинившийся копьями, как стальной еж. В поединке один на один победа в девяти случаях из десяти принадлежала всаднику. Тем паче, что датчане напали внезапно, и неразбериха, охватившая деревню, была им только на руку.

Грянули пистолетные выстрелы — несколько пикинеров упали, выронив оружие. Жалкий нагрудник плохой ковки не мог остановить пулю, выпущенную почти в упор.

Покрепче ухватив пику, Ганс кинулся вперед. В голове его кричала, повторяясь и повторяясь, одна и та же мысль: «Господи, пусть я останусь в живых! Господи, пусть я останусь в живых! Господи…»

Бой на площади превратился в мешанину отдельных стычек. В одном месте пикинеры-ветераны вчетвером окружили всадника. Кавалерист зарубил одного из противников, прежде чем убитая лошадь повалилась и он упал на землю. В упавшего тотчас вонзились острия трех пик, выискивая незащищенные доспехами участки тела. Датчанин, чувствуя приближение смерти, жутко кричал.

Но далеко не везде бой разворачивался так успешно для баварцев. Основную массу пехотинцев датчане расстреляли из пистолетов, прежде чем те успели хотя бы добежать до них. Оставшихся пикинеров, пытающихся покинуть деревню, всадники настигали сейчас и убивали. Обычно им на это хватало одного удара мечом. Это не был поединок с равным, где приходилось бы использовать все мастерство, чтобы нанести удар самому и уйти от удара противника. Новобранцы — большая часть отряда — не знали даже в какое место сочленения лат нужно бить, чтобы пробить доспех и нанести серьезную рану противнику. А отряд, напавший на деревню, состоял из дворян, которых с детства обучали одному только делу — воевать.

Пока Ганс бежал к месту боя, полдюжины датчан окружили тех трех ветеранов и еще нескольких прибившихся к ним пехотинцев. Конские тела закрыли от баварца схватку, он видел лишь вздымающиеся клинки кавалеристов и исчезающие из виду, одно за другим, острия пик.

Большего Ганс не успел увидеть — перед ним высилась громадина всадника. Датчанин находился спиной к пехотинцу, сжимая в руке обнаженный меч. У копыт его лошади лежали тела двух малознакомых Гансу пикинеров. Закричав, баварец ткнул его острием пики, пытаясь попасть в подмышку, которая менее всего была защищена доспехом.

Всадник заорал что-то. Ганс не знал датского, поэтому ударил еще раз. Кавалерист начал разворачивать лошадь — острие трехметровой пехотной пики угодило ему в шлем. Датчанин сильно пошатнулся, но удержался в седле. Ремешок под подбородком порвался и морион слетел с головы всадника. Баварец увидел лицо противника: длинные русые волосы сбегали по его плечам, узкое, вытянутое лицо с хищным, орлиным носом — лицо человека благородного происхождения. Обычное крестьянское смущение при виде дворянина охватило Ганса, ему захотелось привычно склонить голову, упереть глаза в землю, но он стряхнул с себя это оцепенение — перед ним был не дворянин, а враг, человек, желавший его убить. Мгновения для датчанина оказалось достаточно — он расхохотался, готовясь опустить клинок.

Кто-то рассказывал Гансу, что когда человека убивают, время для него тянется медленно-медленно, просто ползет улиткой. Все это обернулось ложью — баварец не успел ничего сделать.

Когда меч уже рванулся к баварцу, датчанин дернулся — рядом прозвучал хлопок мушкета. Вздрогнул ожидающий смерти Ганс. Кавалерист медленно сполз с лошади, так и не завершив удар.

Кинув взгляд в ту сторону откуда стреляли, баварец увидел Фрица — слугу Бонгарда — стоящего на крыльце дома старосты, сжимая в руках мушкет. Мальчишка неподвижно глядел на убитого им всадника, удивленный тем, что попал. Ганс хотел крикнул, чтобы Фриц убегал прочь из деревни, но опоздал. Один из всадников поднял пистолет и выстрелил, почти не целясь. Пуля отбросила мальчишку внутрь хаты, на крыше которой уже занимался огонь.

Баварец бросился к следующему кавалеристу. Он был теперь целиком охвачен схваткой, не осознавая того, что из этой деревни ему уже не удастся уйти живым.

На площади еще продолжался бой — дюжина пехотинцев во главе с самим Бонгардом продолжали отбиваться от датчан. Нападающие разделились на две группы: половина их атаковала баварцев, остальные перезаряжали пистолеты, стоя поодаль от места схватки. Остатку баварского отряда удалось убить двоих кавалеристов, заплатив за это шестью своими смертями, прежде чем остальные всадники расстреляли их из пистолетов.

Один из датчан, случайно обернувшись, заметил бегущего на него Ганса и сунул в кобуру, притороченную к седлу, разряженный пистолет. Ганс выставил перед собой пику, готовый встретить кавалериста. Только сейчас, неподвижно стоя в ожидании, он обнаружил, насколько устал и испуган. Его всего трясло, баварец боялся выронить пику или нанести неточный, слабый удар.

Датчанин медленно двинул лошадь вперед. Он держал оружие готовым равно как к обороне, так и к защите. Сегодня Ганс уже видел как клинок меча рассекает древко пики, оставляя пехотинца с бесполезным обрубком в руке, беззащитной жертвой для кавалериста. Остальные датчане не двигаясь, смотрели на Ганса и его противника, негромко смеясь и переговариваясь на своем языке.

Баварец пытался крепче сжать пику. Всадник неумолимо приближался. Гансу уже было отчетливо видно его лицо под морионом — датчанин усмехался, уверенный в своей победе.

Глаза в самый последний момент выдали кавалериста — он бросил быстрый взгляд поверх головы Ганса. Баварец попытался оглянуться, чтобы узнать что там сзади, когда волной звука налетел неслышимый до этого из-за стука крови в ушах топот копыт. Что-то тяжелое обрушилось сзади на шлем пикинера, выбивая землю из-под его ног. Мир вокруг баварца завертелся и погас.