Ольга Сатолес - Небо в ладонях. Тонк – сорная трава Страница 3

Мохнатые лапы жаки постоянно разъезжались, поэтому доскользили мы до южного Кьюкобара часа через два. От зловонных испарений кружилась голова, и слегка подташнивало. Эпош, увидев, что мне не здоровится, укоризненно потряс головой и пробубнил:

– Опять не ел черную траву. Сколько можно повторять тебе – надо есть черную траву, надо есть черную траву.

– Да не ворчи! Ем я твою траву. Видно, не помогает нам, землянам.

С повозки я сумел сойти только с помощью Эпоша – ноги слушались плохо. Южная община расположилась на холме, который, учитывая мое состояние, представлялся мне неприступным, и я поморщился при мысли, что придется взбираться к шока.

– Смотри, Мактаб, – Эпош указал наверх.

С легкостью преодолевая крутой спуск, к нам спешил бронзовый нурк. Я почувствовал легкий укол беспокойства, но зато недомогание разом сменилось приливом сил.

– Видишь, Эпош, увидел шока, и черная трава не понадобилась.

– Уйдем, Мактаб. Мы, ведь, одни здесь. Случись что, нас в Южной никогда не найдут.

– Ты лучше за жаки следи, он может испугаться чужака и уйти.

– Лигатаум!

На меня хмуро смотрел шока, чье лицо напоминало полено, треснутое пополам.

– Я Рауз~ – часть Наоль, плод Южной общины Кьюкобара. Кто ты?

– Лигатаум! Я – Мактаб, часть Земли, плод Великой Пустыни, – ответствовал я в том же духе. Я обрадовался, заметив, что шока использовал вежливую форму приветствия.

– Как? – притворно удивился Рауз~. – Неужели Наоль столкнулась с другой планетой?! Смогут ли это явление объяснить наши ученые?

Я понял так, что шока сострил, и опрометчиво посчитал это добрым знаком. Но шока не проронил больше ни слова, а по законам нурков гость не в праве говорить первым, он может только отвечать. Если хозяин хранит молчание, пришедший не должен напрашиваться в собеседники – подобную настойчивость раньше могли покарать очень жестоко. Странный с точки зрения землян обычай имел простое объяснение – в древности визитер звуком своего голоса (а у нурков он довольно громкий) мог привлечь кочующих разбойников – в эти банды сливались отвергнутые общинами шока и рониты – и порой хозяин оказывался неподготовленным к отпору. Заговорив с гостем, нурк соглашался постоять за себя и пришедшего. Неспособный защититься хозяин «перемалчивал» встречу. В наши дни нурки с успехом использовали древний обычай, если не хотели общаться с визитером.

Я решил, если меня не позовут в общину, я передам шока письменное приглашение в свои «апартаменты». Перемолчав встречу, Рауз~ сердито взглянул на Эпоша и повернулся, чтоб уйти, но я успел протянуть заранее заготовленные приглашение и письмо, присланное с Земли. Рауз~ принял у меня и то и другое и, едва взглянув на текст, сцепил в замок короткие пальцы в знак согласия удостоить мои послания вниманием.

В начале своего приезда я с энтузиазмом пытался по-своему вникнуть в проблему добычи информации. Для начала я решил устроиться на работу на одно из предприятий Кьюкобара, чтоб лучше влиться в общество нурков. Ну, понятно, никто не примет на работу иностранного посла, потому я надумал гримироваться под шока.

Моя идея перевоплотиться вызвала тогда недоумение земного помощника и приняла горячее одобрение Эпоша – он помчался разыскивать для меня подходящую одежду.

Я не посвятил товарища в причины перевоплощения – сказал, что мне понравилась местная девушка, но на пришельца она и смотреть не станет. Вот, мол, и хочу провернуть аферу с переодеванием. Эпош прямо загорелся этой идеей – возбужденно хихикая и заваливая меня дельными советами, он помогал мне накладывать грим и постепенно преображаться в бронзового нурка. Насилу удалось уговорить его не сопровождать меня на улице. Помощника и отговаривать не пришлось – он и носа не высовывал из своих уютных вентилируемых апартаментов.

На заводе по производству скнотов я убедил «золотого» начальника, что могу выполнять любую «черную» работу.

Чудесное мне нашли занятие – в мои обязанности входило вымешивание какой-то специальной смазки отвратительной как на вид, так и по запаху. Изготавливаемый мною «ценный» продукт носил гордое название «гуув» – «свобода» – я думаю, в смысле свободы передвижения.

Работа была, что называется, каторжной; перемешивать массу следовало какой-то неподъемной огромной лопастью очень тщательно, чтоб не осталось ни единого комочка. Отрадно становилось лишь от присутствия «коллег по работе», с которыми иногда удавалось перекинуться парой словечек. Хотя я старался поменьше открывать рот, так как к тому времени у меня акцент еще не исчез. Спасало лишь то, что похоже разговаривали выходцы из отдаленных западных деревень.

Завод, в стенах которого мне довелось трудиться, представлял собой грязно-коричневого цвета овал немыслимых размеров, также выросший из наоль и обложенный вдоль основания какими-то шевелящимися огромными булыжниками. Внутри здание было разделено, как я понял, на 3 яруса, а те в свою очередь на крошечные комнатки, в которых 2—3 нурка выполняли определенный этап работы.

Потрудившись пару недель, я ощутил острый приступ отчаянья – в понимании всего процесса изготовления скнотов мне не удалось продвинуться ни на йоту. Я даже не выяснил, что ещё нужно производить, чтоб получить скнот. Не буду же я ходить из комнаты в комнату с вопросом «Чем вы занимаетесь?»

На заводе работали как шока, так и ронит, причем трудились бок о бок, но общались они мало и то только по делу. Нурки вообще довольно малообщительный народ, занятый, в основном, работой. Большинство моих «коллег» покидало завод лишь глубокой ночью, в то время как моя часть работы занимала несколько утренних часов.

Эпош, уверенный, что я пропадаю на свиданиях, просто сгорал от нетерпения, и едва я появлялся в гостинице, засыпал меня вопросами. Изворачиваться и выдумывать подробности встречи было, пожалуй, трудней, чем замешивать «Свободу» и в общественном туалете переодеваться обратно в землянина, чтоб соседи по гостинице ничего не заподозрили.

В конце концов я сказал Эпошу, что временно прекращу авантюру, перестану морочить голову бедной девушке и буду посвящать утро начитыванием дневника. На самом деле я бросил работу на заводе и в образе ронита нанялся рассыльным в лавку у гостиницы к торговцу фруктами. У него Мактаб-дипломат каждый день покупал несколько свежих плодов к обеду.

Работа меня устраивала относительно свободным графиком и возможностью изучать ближе жизнь нурков. Разнося фрукты, я получил возможность бывать во многих семьях золотых и бронзовых. Легенда относительно меня звучала так – я был нурком-кочевником, но теперь решил вести оседлый образ жизни. (Я узнал у Эпоша, что такое случалось).

Эпош, лишившись развлечения с моим переодеванием, ужасно расстроился, сник. А у меня появилась новая проблема – как бы не попасться ему на глаза в гриме ронита, который я научился довольно хорошо накладывать самостоятельно.

За те несколько земных недель доставки фруктов по адресам, я повидал немало нурков и сделал некоторые наблюдения.

Первое – я не встретил ни одного смешанного брака! Рониты жили с ронитами, шока с шока. Хотя, по-моему, физиологически смешение было возможно.

Среди моих золотых клиентов чаще попадались одиночки. Эти рониты жили, как правило, в отдельных небольших домах цилиндрической формы, расположенных в центре Кьюкобара. Их жилища были достаточно просторны и весьма скромно обставлены. Хозяева занимали большей частью солидное положение, о чем свидетельствовали надписи над входом; что-то вроде «Паверел, цук 2 4». «Паверел» – имя владельца дома, цук – буква алфавита нурков, в данном случае обозначающая одно из тех самых зданий, что независимо и таинственно возвышаются над столицей вдоль ее кромки, а 2 4 – нумерация здания. Кем работал этот Паверел я так и не выяснил, но догадывался, что он причастен к строительству дорог. Интересным в его поведении было то, что он не ел фрукты, а тщательно размазывал их по шершавому образцу плитки, которой шока мостили улицы в своих общинах. Этим он мне и запомнился. Кидался ко мне, выхватывал самые сочные плоды и ошалело принимался за дело. Несколько дошей спустя я наблюдал, как рониты закрывали дорогу плитами и поливали из глубоких ковшей вязкой остро пахнущей фруктами субстанцией, после чего дождь свободно стекал в желобки обочин, не оседая лужами на дороге.

Шока, мать многочисленного семейства, удивила тем, что практически все, принесенное мной, скармливала своему коричневому сыну, в то время как в остальных семьях цветным детям едва доставалась обычная еда. Еще запомнилось то, что эта семья обитала в душном многоквартирном доме, но именно их комнаты были всегда прохладны, и в них не пахло плесенью.