Стрелок. Несостоявшийся граф - Оченков Иван Валерьевич Страница 3

– Скоро будет, – отозвался Будищев и поспешил перевести разговор на другую тему: – Вы куда такие красивые направлялись?

– В воскресную школу.

– Это дело богоугодное. Но после нее еще кое-куда сходите. Хорошо?

– Да я сейчас сбегаю, – загорелся мальчишка.

– Сказано тебе, после школы! – строго прервал его наставник и, лишь убедившись, что Семка проникся, продолжил: – Значит так. Первым делом отнесете вот этот конверт Барановскому Владимиру Степановичу. Отдать лично в руки, ясно?

– Ага.

– Ни прислуге, ни жене, ни брату или теще, а только ему!

– Да понял я!

– Надеюсь, – вздохнул Дмитрий, после чего внимательно посмотрел на них и со вздохом спросил: – Сами-то как?

– Хорошо.

– Вот вам немножко денег… бери, говорю, и не спорь со старшими!

– Я тебе рассказать хотел… – сунулся было Семка.

– Потом. Все потом, дружище. А теперь мне пора, пока мои орлы ничего не натворили…

– Скорее возвращайся.

– Всенепременно! Вот разгребусь с делами и к вам…

– Мы будем ждать.

Дмитрий немного помялся, но потом все же решился и спросил:

– Где Геся, знаете?

– В Петропавловке. К ней никого не пускают, передачи не принимают.

– Вот как?

– Ага. Владимир Степанович нанял адвоката, но тот нам ничего не говорит.

– Я понял. Мне пора. Простите, ребятки, что так вышло… Как вы все-таки повзрослели за это время, особенно ты, Стеша. Гляди, Семен, уведут невесту!

С этими словами он еще раз обнял детей, поцеловал девушку в щеку, потрепал парня и, вернувшись в сани, скомандовал:

– Трогай!

– Но, мертвая! – обрадованно рыкнул извозчик и свистнул кнутом.

Услышав знакомый звук, лошадь заржала, красиво изогнув лебединую шею, и налегла на постромки. Сани тронулись, за ними побежали местные мальчишки, закутанные в потрепанную одежку, а Семка со Стешей остались одни.

– И что ты хотел Дмитрию рассказать? – не предвещавшим ничего доброго голосом поинтересовалась девушка.

– О том самом! – отрезал мальчишка, с вызовом посмотрев на нее.

– Не надо ему сейчас говорить, – покачала головой Степанида. – Ты же его знаешь. Пусть успокоится сначала.

Главный командир Кронштадтского порта адмирал Казакевич встретил Будищева вполне любезно, можно даже сказать радушно. Конечно, генерал-адъютанту свиты его величества и полному адмиралу не к лицу встречаться с обычным прапорщиком, да еще и выслужившимся из нижних чинов, но, по всей видимости, старого морского волка разбирало любопытство.

– Весьма рад вашему триумфальному возвращению, сударь мой! – гулко пробасил Петр Васильевич и подкрутил по-запорожски длинный седой ус. – Уезжали кондуктором, а вернулись офицером. Без году неделя в чинах, а в формуляре уже есть запись, что приняли под командование батарею. Неужто у Скобелева других офицеров под рукой не нашлось?

– Офицеры были, ваше высокопревосходительство, – с достоинством отвечал ему Дмитрий, – только лучше меня никого!

– А вы гордец! – не то порицая, не то хваля, заметил адмирал.

– Никак нет. Но цену себе знаю!

– Ладно, – махнул рукой командир порта. – Ведомы мне ваши обстоятельства. Но уж теперь-то родитель должен признать сына. Как располагаете?

– А мне, ваше высокопревосходительство, без разницы. Признает – хорошо, не признает, тоже не пропаду!

– Это вы, сударь мой, зря, – покачал головой Казакевич. – Как ни крути, а графом лучше быть, чем простым дворянином. Ну да бог с ним, с титулом. Не знаю, как отец ваш, а государь, помяните мое слово, эдакую службу без награды не оставит.

– Рад стараться!

– А вот эти ухватки оставьте, чай, теперь не унтер, – нахмурился адмирал, но потом с благодушной усмешкой махнул рукой. – Ладно, пообтешетесь еще. Какие ваши годы. Экзамен будете на мичмана держать?

– Никак нет.

– Как знаете, – с едва заметным облегчением кивнул Петр Васильевич.

Большая часть службы Казакевича прошла в царствование блаженной памяти императора Николая I. Поступив в Морской кадетский корпус вскоре после казни главарей восстания 14 декабря[4], он с тех пор не снимал флотской формы. Служил на Балтике и в Средиземном море. На Тихом океане побывал везде – от Гавайских островов до Камчатки. При губернаторе Муравьеве исследовал вместе с Невельским устье Амура. Как и большинство адмиралов, сделавших карьеру под началом великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича, отличался либеральными взглядами, но… пусть выслужившиеся из нижних чинов занимают вакансии в портовых службах, а не в кают-компаниях боевых кораблей!

– Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, – начал Будищев, обративший внимание на странную конструкцию, стоящую на столе командира над портом. – А что это?

Неведомое сооружение представляло собой прямоугольную плоскость с прорезями для трех винтов, водруженную на четырехколесную тележку. Посреди нее гондола с макетом паровой машины, а позади нечто вроде хвостового оперения. Судя по всему, это было неким прообразом самолета, но уж больно нескладным.

– Ах это, – благодушно усмехнулся адмирал. – Это некоторым образом модель воздухоплавательного судна. Это один из преподавателей Морского корпуса капитан первого ранга Можайский мне презентовал. Он, как и вы, изволите ли видеть, изобретатель. Любопытный механизм, не правда ли?

– Очень!

– Нравится?

– Как вам сказать, господин адмирал…

– Да говорите прямо, не стесняйтесь. Александра Федоровича здесь нет, а я не обижусь.

– Этот паровоз не полетит!

– Вот как? Хотя я, грешным делом, и сам так думаю. Но оставим дела воздушные силам горним[5]. Как вы, по всей вероятности, и сами понимаете, прапорщики в Российском императорском флоте над батареями не начальствуют. Посему извольте передать команду капитан-лейтенанту Рожественскому. Он уж кой год в комиссии артиллерийских опытов обретается. Пусть лучше делом займется. Учтите, офицер он весьма требовательный и знающий.

– Как прикажете, – пожал плечами Будищев.

– Кстати, я слышал, что вы категорически отказались сдавать свои митральезы в Бакинский порт. Почему?

– Дело в том, господин адмирал, что согласно контракту, после года эксплуатации они должны быть доставлены на завод-производитель с целью дефектовки и исправления возникших неисправностей. Я не хотел, чтобы у казны были претензии по этому поводу.

– Разумно. Впрочем, вы, кажется, не только изобретатель, но и компаньон господина Барановского?

– Не совсем. У нас с ним совместная гальваническая мастерская, это верно. Но фабрика, произведшая митральезы, принадлежит Владимиру Степановичу и Петру Викторовичу Барановским.

– У вас есть какие-нибудь просьбы?

– Если возможно, ваше высокопревосходительство, я хотел бы получить отпуск для устройства личных дел.

– Не вижу препятствий. Войны теперь никакой нет, послужили вы весьма исправно. Сдавайте команду и можете считать себя свободным. Двух недель вам хватит?

– Так точно!

– Вот и славно. В таком случае, сударь мой, я вас более не задерживаю. Ступайте. И не забудьте подать прошение в департамент герольдии, о внесении вас в списки дворянства.

Прощание с личным составом батареи вышло трогательным. Будищев оплатил в одном из местных кабаков ведро[6] хлебного вина для своих подчиненных, а матросы по обычаю преподнесли своему теперь уже бывшему командиру икону Николая Чудотворца.

– Спасибо, конечно, братцы, – хмыкнул Дмитрий, не зная, что делать с таким подарком.

– Оченно было приятственно служить под вашей командой! – прочувствованно заявил подносивший реликвию Нечипоренко. – Так что, ваше благородие, извольте принять.

На фланельке унтера красовался уже второй георгиевский крест, с которым старому знакомому Будищева открывалась прямая дорога в кондукторы.