В. Бирюк - Стрелка Страница 30

– Эй, дракоша, не увлекайся там со своими друзьями. Тебя и здесь ждут. С твоими умениями.

Бедняга хорошо рычит и далеко летит. В смысле: далеко летят его слюни. Приходиться утираться.

– Да ладно тебе, дракоша, не бойся. Я убью тебя быстро.

Лишний заход — переборщил с дразнилками. Он уже не рвётся, не кидается. Кипит, но держит себя в руках.

Нехорошо: яростный противник — глупый противник. Не хотелось бы терять это преимущество. Других-то у меня… по росту-весу-опыту…

Глава 319

Наконец, его снова подводят к начальникам. Вот теперь — совершенно канонический викинг: здоровенный, полуголый, босой, волосы собраны в косичку, морда — злобой перекошена, из оружия — полуторник в правой и боевой топор — в левой.

Князь, сравнив нас взглядом, презрительно фыркает на меня и благосклонно улыбается своему гридню:

– Давай Эрик. Покажи им: почём фунт лиха, что такое гридни князя Володши… А то… позабывали иные своё место… Напомни неукам — у кого тут божья правда.

Посадник смотрит на меня с раздражением. И с сочувствием.

– Да пребудет здесь Суд Господень. И милость его над нами. Ныне, и присно, и во веки веков. Аминь. Идите.

Расходимся к отмеченным на земле стартовым позициям — просто черты на земле проведены. Дистанция — шагов 20. «Не ходи по косогору — сапоги стопчешь» — не наш случай. Хоть и косогор, но пологий, да и мы без сапог.

Народ за канатами замирает. Ну… ну вот сейчас. У меня вспотели ладони, старательно вытираю их об штаны.

Спокойно, Ваня, спокойнее. «И что положено кому — пусть каждый совершит». Этому… персонажу жить — вредно. Я так решил. Остаётся только совершить неизбежный акт ассенизаторской активности.

Князь поднимает руки, наслаждается всеобщим вниманием, своим «центровым» положением, демонстративно опускает широкие рукава кафтана, встряхивает кисти, выставляет ладони…

Хлопок, бой!

Эрик мгновенно заревел, на его лице резко оскалились лошадиные зубы, вырвалось наружу страстное желание покусать и съесть не жуя, он прыжком кинулся на меня, поднимая меч в правой и отводя в сторону топор в левой. Мощным броском проскочил шагов 12.

А я — только 4.

Медленно я хожу.

Потому что кидаю.

Четыре шага — четыре ножа.

Построить на каждом шаге правильную «волну» от пятки, до швырковой кисти… у меня получается только неторопливо. Я уже объяснял: помётывание ножиков — очень благостное занятие.

У Эрика прекрасные рефлексы: первый «штычок» он отбил топором, и тот ушёл далеко, над головами зрителей, куда-то в ручеёк. Второй срубил мечом вниз, почти под ноги сидевшим начальникам. А вот дальше…

Человек, обычно, рефлекторно реагирует на первый-второй раздражитель. Потом срабатывает сознание. Начинает задавать глупые вопросы:

– Ой, а чегой-то? Ой, а почемуй-то? А кудой-то я попал? А гдей-то от этого спрятаться? А, может, ударить когдай-то?

Его левая-правая по разу отработали на инстинктах. Как от мух отмахнулся. Тут врубилось сознание. Стало мешать и спрашивать. А я продолжал с тем же мерным темпом шагать, «волноваться» и помётывать.

Он пытался уйти от ножа, но… третий вошёл в левое плечо над подмышкой. Пауза от толчка, от осознавания этого события — сознанием… Последний штычок лёг точно в солнечное сплетение.

Так, «патронташ» — пуст, переходим к ближнему бою. Я потянул из ножен на спине, прикрытых кожаной безрукавкой, свои «огрызки». Чуть качнул в кистях рук, восстанавливая чувство баланса, ощущение контакта с оружием.

Эрик безотрывно смотрел на меня.

Как стремительно изменилось выражение его лица!

Туповатое, несколько встревоженное, прислушивающееся. Прислушивается к себе. Я ему уже не очень интересен, страстного желания съесть не жуя — уже нет. «Как много нам открытий чудных…».

Я сделал резкий бросок навстречу Эрику. Имитировал быструю атаку. Меч в правой он смог как-то поднять, топор в левой… сорвался и повис на петле. Ну, я туда и пошёл.

Обходя его со стороны левого плеча, чуть уменьшая дистанцию, заставляя его поворачиваться за мной… Сначала — глазами, потом — головой, наконец — всем телом.

При босых ногах хорошо виден момент смены опорной, переноса центра тяжести. Он чуть переступил — я снова прыгнул-опрыгнул-шагнул. Он попытался рубануть мечом мне навстречу, но не смог ни поднять руку доверху, ни вытянуть её. Замах от локтя, прижатого к животу… не смешно.

Его полуторник прошёл мимо, Эрик — за ним, запнулся, завалился носом в землю, ничком. Немедленно забился, заелозил, пытаясь согнутся, перевернуться: ножи от удара о землю вошли глубже.

Я подскочил к нему со спины и провёл лезвием «огрызка» по его горлу.

Нет, не возьмут меня в резники — разрез не на весь просвет горла. Этим клинкам — ширины лезвия недостаёт. Но кровь потекла обильно. Розовыми пузырями.

Отскочил подальше, «за вылет стрелы» и стал ждать.

То публика вопила, а то раз — и стихла.

Ждут.

С задержкой, но дошло: «Кина не будет — кинщик копыта отбросил». Несколько шевелений Эрика ещё повозбуждали ложных надежд. Потом его тело вдруг характерно вытянулось, судорожно напряглось… и обмякло.

Я стоял лицом к начальникам и, в наступившей тишине, позволил себе совершенно банальную сентенцию:

– Благоволение Богородицы — дорогого стоит. Самому — не дозволяет лжу говорить. Но и от чужой лжи — всегда защиту даёт.

Постоял, внимательно разглядывая «судейскую команду», и внятно продолжил:

– Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою.

Тут бы, по правилам жанра, всё православное воинство и примкнувшие к нему местные жители должны были бы упасть на колени и истово запеть, вознести вместе со мной молитву. Сливаясь голосами и душами.

Только я — не пою. А повествовательная, разговорная интонация с этими словами… для туземцев — не совмещаются. Они слышат не молитвенное песнопение, а простой человеческий разговор, спокойную дружескую беседу.

Кого с кем?! Лысого полуголого недоросля-убийцы с Царицей Небесной?!

Первым очухался посадник:

– Мать ити… Да уж… Люди добрые! Господен суд свершился! Правда сего юноши правосудием высшим явлена! Всякие кляузы да наветы с него сняты. Платежи да расходы будут взысканы с убиенного. Да будет так!

Дальше… Болельщики ломанули на поле, завалив колья и оборвав канаты. Меня били и хлопали по всем местам, обнимали и целовали.

Здесь целовальный обряд между мужчинами распространён чрезвычайно. Хоть я несколько… но утираться — не успеваю.

Сухан дал в морду умнику, который пытался спереть мой «штычок» прямо из брюха покойника. Кому-то — мелочи, а у меня остались только два. Здесь два — так и не нашли, и ещё два — я раньше не смог найти у Рыксы в усадьбе.

Что характерно: в многочисленной ликующей толпе болельщиков вокруг меня — только молодёжь из простолюдинов. Вятшие и старшие… похмыкали и бочком… Неудовольствие князя — очевидно. А им — с ним жить.

Народ вокруг радуется, всяк жаждет меня угостить, кружками с бражкой — чуть зубы не выбили. Я улыбаюсь вежливо да одеваюсь потихоньку. Толпа начала уже рассасываться, тут княжий отрок:

– Конюший зовёт.

Отрок — не тот, что вчера. Тому уже домовину строят. Но у князя отроков много. Однако ж — зовёт не князь.

Вятшие из «балагана для начальства» уже разошлись. С «поля», с шагов двадцати, видно: стоит там только Сигурд — княжий конюший. И три-четыре нурмана.

Лазарь сразу занервничал:

– Опять?! Не ходи! Я с тобой!

Спокойно! Вокруг куча народа, солнце ясное светит. Для убийства — обстановка не подходящая. Это я, после своих вчерашних поисков удобного места, осмелюсь уверенно сказать. Ещё не профессионально, но уже по личному опыту.

Эти-то, конечно, в любом месте и в любое время могут. Но… непристойно будет.

Сухану махнул, пошли к главнокомандующему. Мордовороты его сразу за рукояти мечей взялись. «Сука белесая» губами по-плямкал, поморщился:

– Слугу своего отправь.

– Зачем? Он — ходячий мертвец. Лишнего не перескажет. Ты лучше своих… отпусти.

– Как это — «мертвец»?!

Достаю палец на шнурке, объясняю про волхвов.

Сигурд хмыкнул, своим головой махнул — они на десяток шагов отошли. Ну, и я Сухану также.

Сигурд смотрит ему вслед, губы жуёт, молчит, думает, переваривает. Они чего, там, в своих Норвегиях — зомбей не видывали?! Экое захолустье…

– What do you want to say me? We spend time. Aika menee nopeasti.

Оп-па… Удалось привлечь внимание собеседника. Остро-выраженное. Аж глазами вцепился! В лицо, в одежду… Взгляд мечется, ищет.

Я не знаю старо-норвежского. Ново-норвежский… это два языка. Один — локальный местный диалект, другой — датский. Норвегия долго была под властью датской короны, весь литературный, бюрократический — оттуда. Причём — позже. А пока, учитывая раздробленность популяции, изолированность поселений… сплошные узко-локальные вариации.